Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" - Страница 50

Юнги засыпает на кровати в той же позе, в которой рыдал во весь голос последние пару минут – поджав под себя колени и накрыв ладонями лицо. Сокджин думает о том, что с него стоит снять запачканную в крови футболку, потому что, во-первых, для него самого это станет напоминанием о истерике в ванной, когда он проснётся, во-вторых, Намджун может отреагировать самым неожиданным образом. Но решает не тревожить его и оставляет всё, как есть, обещая посидеть здесь и дождаться его пробуждения, чтобы проследить за его состоянием.

Дома Юнги должно было стать хоть немного полегче.

Но Сокджин, кажется, очень сильно облажался с этим выводом.

*

Через открытую форточку слышно утреннее пение птиц. Юнги нехотя открывает глаза, уставившись в глянцевый натяжной потолок, и решает полежать ещё пару часов, притворившись спящим. С момента его возвращения домой прошла ровно неделя. Неделя ежедневных истерик и криков в пустоту, неделя усмирения собственных мыслей. Сокджин за эти семь дней, наверное, постарел на несколько лет. Юнги за эти семь дней вытлел. И понял, что легче не стало и не станет. Разве что после электрошока, которым можно стереть себе память. Но Юнги уже не знает, что хуже: страдать от вонзающихся в горло игл, досконально вспоминая каждый момент рядом с Чонгуком, или избавиться от боли, забыв, что они с ним вообще знакомы. Наверное, хуже всё же второе.

От Намджуна нет никаких новостей – дней шесть назад он улетел с отцом в Америку, попросив Сокджина присматривать за Юнги и докладывать о его состоянии; Чонгук же появлялся дома каждый день, но к Юнги заходил только тогда, когда тот крепко спал. Делал вид, что крепко спал. Юнги выплевывал таблетки, как только Сокджин удалялся из спальни, и он всё помнит. Помнит, как тихо Чонгук прокрадывался в комнату, когда на часах показывало четыре утра, как садился на пол, облокачиваясь о кровать, как невесомо касался его выцветших синих волос, его щёк, шеи, на которой зажила его птица, и практически не дышал при этом. Юнги думал в это время о своём детстве, о родителях, о разбитых коленках и мечтах поступить в медицинский. Он думал обо всём сразу и ни о чём одновременно, но никаким образом в своих воспоминаниях не касался Чонгука. И это было невероятно сложно – ощущать его прикосновения, знать, как сильно он скучает, что не может даже спать по ночам, и отдаляться от него мысленно, отталкивать его всеми своими силами. Юнги научился держать себя в руках, пока Чонгук находился рядом. Но не научился перестать терзать душу думами о них в его отсутствие.

Этот день – день, в который Юнги решается на то, чтобы принять препарат, который оставил ему Чонгук – становится последней каплей. Юнги встаёт с кровати, направляясь к куртке, которую перенёс в гардеробную, достаёт блистер с одной таблеткой, завёрнутый в записку со словами «Оно того не стоит», и закидывается ей, не раздумывая, не запивая даже водой. Ему нужна отсрочка. Хотя бы в одни сутки. Он просто попробует, чтобы проверить, реально ли это вынести. И снова ошибается. Нереально. Юнги рвёт глотку, и похлеще, чем бывало до этого. В разы. У него действительно не получается вдохнуть без острой боли, у него не получается говорить. О том, чтобы поесть или выпить что-то, не может идти и речи. Юнги весь день мечется по комнате, не зная, как спрятаться от этих ощущений, которые не проходят. Приступы со скашливанием крови непродолжительные, временные, и рано или поздно они отпускают. Эта же пытка прекращается только ночью, когда действие активного вещества заканчивается. Юнги даже вообразить себе не может, как Чонгук вынес такое состояние столько дней подряд. Как не перерезал вены, не прыгнул в петлю. Как подарил самую потрясающую ночь в их жизни, каждую секунду ощущая внутри скрежет, агонию. Разве человек может так любить? Разве может стольким жертвовать?

Чонгук был прав. Оно того не стоит. Эти таблетки могут довести до самоубийства, они буквально селят в голове мысль о том, что такая жизнь невыносима. Что даже без крови из горла ты не сможешь быть со своим предназначенным, что у вас нет никакого другого выхода, кроме как разорвать свою связь. И Юнги не хочет этого осознавать, но оно само получается. В любви нельзя быть эгоистом. Нельзя заставлять страдать того, кого ты хочешь уберечь от боли всеми существующими средствами.

Юнги не должен отрицать тот факт, что порознь им будет лучше, чем вместе.

Я фантомной печалью пронизан. Простужен.

Словно псих продолжаю в тебя погружаться.

Мне едва эта боль не костями наружу

И едва хватит сил, чтоб ещё продержаться.

Я уйду поутру, не успев сделать хуже.

Захлебнусь своим сном, прекратив унижаться.

Мне едва без тебя этот мир будет нужен,

Но едва это стоит того, чтоб сражаться.

*

На следующий день Юнги отвечает на звонок Намджуна, который в разговоре сразу же поднимает тему о переезде в другую страну. Юнги, слушая его доводы, лишь прикрывает глаза и горько смеётся. Вот она, его жизнь. Унижаться перед Намджуном, унижаться и снова унижаться. Приходить к нему за теплом, которое ему не додал Чонгук, закрывать глаза, целуя его, чтобы ярче представлять Чонгука. Пустеть от каждого момента близости, который мог бы быть разделён с Чонгуком. Ведь всё в этой жизни проходит, пройдёт и любовь. Юнги остынет, а потом и вовсе Чонгука забудет. Забудет же, да? Он забудет? Юнги так нравится себя обманывать.

Ключи от сокджиновой машины оказываются в руках Юнги без лишних вопросов. Сокджин рад тому, что Юнги вылез из спальни и решил, наконец, развеяться, поэтому просто отдаёт ему ключ, стараясь выдавить из себя улыбку. Юнги благодарен ему, но вслух этого не произносит. Лишь надевает кожанку, чтобы не замёрзнуть этим вечером, выходит из дома, не попрощавшись, и прыгает в салон отвратительно белого внедорожника. Пришло время поговорить с Чонгуком. Они не могут прятаться друг от друга вечно.

Юнги едет к Хосоку в «W», надеясь застать там Чонгука, забывает прислать ему сообщение с предупреждением, а по приезде немного напрягается, не найдя взглядом его машину на парковке. Если Чонгука в салоне нет, то здесь нечего делать, размышляет Юнги, стуча пальцем по рулю, но в итоге всё же решается выйти и заглянуть на всякий случай внутрь.

— Юнги? — встречает его Тэхён, быстрым шагом направляясь к нему, вошедшему. — Привет. Я слышал о больнице. Ты как?

— В порядке, — отзывается Юнги, искусственно улыбаясь.

— Хочешь поговорить? — тихо спрашивает тот.

— Нет, — мотает головой Юнги. — Я не за этим пришёл.

Тэхён выглядит лучше. На нём новый свитшот и джинсы – наверное, Хосок ему купил, – а во взгляде у него уже практически не осталось былой боли. Хосок греет его, позволяет бороться с самим собой, и Юнги очень рад, что они появились друг у друга. Может быть, рассуждает он, и Намджун когда-то сможет вытащить из него, Юнги, все переживания, может быть, Юнги тоже станет лучше, как Тэхёну. Они ведь с Намджуном соулмейты, между ними должна проявиться связь, а связь способна вылечить кого угодно и от чего угодно. Юнги так нравится себя этим обманывать.

— Чонгук уехал, — услышав неозвученный вопрос, говорит Тэхён. — Я не знаю куда, но…

— Я знаю, — Юнги сгребает Тэхёна в охапку и обнимает его крепко-крепко – так, словно в последний раз, словно они никогда больше не увидятся. — Тэхён-а, — тянет ему на ухо, ласково поглаживая по спине. — Береги себя, ладно?

— Звучит так, будто ты прощаешься, — недовольно бурчит Тэхён, выпутываясь из его объятий.

— Я просто искренне хочу, чтобы ты был счастлив.

Тэхён поджимает губы. Он был на месте Юнги и прекрасно понимает, каково ему. От этого никуда не скрыться. От этого некуда сбежать.

— Я тоже желаю этого для тебя, Юнги, — кивает он, кладя руку тому на плечо. — Пообещай, что выкарабкаешься.

— Даже пытаться не стану, — честно говорит Юнги, разворачиваясь к нему спиной и быстро удаляясь из салона.

Если так и выглядит чёрная полоса, то он не верит в то, что за ней последует белая.