Иллюзия счастья (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 45

— Я никогда и никому не даю лишних надежд, изначально обозначая рамки и границы, — Светлана немного усмехается, отпивает коньяка.

— Привыкли управлять людьми, не давая шанса эмоциям? Может это станет для Вас открытием, но зачастую, мы не подвластны своим эмоциям и чувствам. Вы можете быть убеждены в чем угодно, но сердце и душа пошлют Ваши убеждения куда подальше, уступая место чувствам. Вы помогли Виктории не утонуть в своем горе и не похоронить себя как женщину из-за Эдуарда. Но сами того не осознавая, человеком, раздавившим ее окончательно можете стать Вы. Повторное разочарование, куда сильнее первого.

Впервые в жизни не нахожу нужного ответа. Ведь эта женщина права. Виктория — эмоциональная женщина, искренняя и добрая, для нее наша сделка может отойти на второй план. И я действительно могу повторно ее разочаровать. Раньше я, наверное, даже не задумываясь, ответил бы, что это проблемы Виктории, и она должна пережить их сама. А сейчас… Черт. Я просто впервые не знаю что сказать.

Выпиваю залпом остатки коньяка, молча встаю с кресла и поднимаюсь наверх. Ухожу без ответа или, скорее всего, от ответа. Поднимаюсь на второй этаж, прохожу мимо комнаты, отведенной для девочки. Дверь немного приоткрыта. И я не удерживаюсь, поддаюсь порыву туда заглянуть. Виктория уснула вместе с дочерью, обнимая ее. Тихо прохожу в комнату, не сдерживая улыбку, осматриваю двух очень похожих девочек. Предназначение женщины — нести новую жизнь и быть настоящей матерью. И Вика выполнила свою роль в этом мире. Предназначение мужчины — найти свою женщину и обеспечить ее всем, чтобы она смогла осуществить свое предназначение. Еще мужчина должен любить и оберегать свою семью от всех невзгод, даря им маленький мир и ограждая их от жесткой реальности. Я не стремлюсь исполнить свое предназначение, потому что не люблю лгать и притворяться, не являясь тем, кто я есть. Можно сказать, что я потерян для общества. Но мне все равно, я не желаю жить по шаблонам.

Накрываю Викторию пледом, давая возможность побыть с дочерью, ведь нам скоро придется уехать назад, бороться с мужчиной, который потерял самое дорогое в своей жизни. Женщин, которые безответно его любили.

Просыпаюсь с тяжелой головной болью, сковывающей виски, давящей на глаза. Словно я в состоянии тяжелого похмелья. Поднимаюсь с кровати, задергиваю шторы, скрывая яркий свет, режущий глаза. Тело знобит от холода, кости ломит. Прохожу в душ, встаю под горячие струи воды в надежде прекратить озноб. Опираюсь о кафельную стену, глубоко дышу, не понимая, что со мной происходит. Тяжело стоять, звук воды режет уши. Неужели заболел? Только этого мне сейчас не хватало. У меня куча дел, которые не терпят отлагательств. Даже сегодня, несмотря на то, что я далеко от офиса, я должен совершить несколько очень важных звонков, а голова ни хрена не соображает. Все мысли перекрывает пульсирующая боль в висках.

Выхожу из душа, быстро вытираюсь. Надеваю простые джинсы и теплый черный свитер, чтобы хоть немного унять дрожь. Все свои болезни я переношу на ходу, не нарушая рабочего графика. И это день не станет исключением. Спускаюсь вниз, прохожу на кухню, где уже собрались три женщины, готовящие завтрак. Желаю им доброго утра, прошу сделать мне горячего чая с медом. Нахожу в кухонном шкафу аспирин, выпиваю пару таблеток, забираю у Виктории чай, вновь поднимаюсь наверх, в комнату, которая должна была стать кабинėтом отца, а сейчас просто пустовала. Сажусь в большое кресло, разворачиваюсь к окну, отпиваю чай, тру виски, пытаясь прийти в себя и отогнать недомогание.

Набираю номер заместителя, веду переговоры, но мало соображаю, полагаясь, в данный момент, на его профессионализм. Слышу позади себя легкие шаги. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это Виктория, я чувствую ее тонкий цветочный аромат. Теплые руки опускаются на мои плечи, немного согревая меня. Продолжаю разговор, а Виктория обходит меня, смотрит в лицо, хмурится, подходит ближе, наклоняется, касается теплыми мягкими губами лба, щек. Не целует, просто нежно прикасается. Отстраняется, в глаза заглядывает, словно ставит диагноз, глубоко вдыхает и терпеливо ждет, когда я закончу разговор. Веду дела по телефону, что-то говорю, раздаю указания, а в голове полный туман, плюю на все, заканчиваю разговор, швыряя аппарат на стол.

— Ты весь горишь, у тебя температура, зачем ты встал с кровати? — обеспокоенно спрашивает она.

— А что мне нужно было сделать? Лежать и умирать от небольшой температуры? Переживу как-нибудь, — пытаюсь усмехнуться, но выходит плохо.

— У тебя высокая температура, ты бледный и тебя знобит. Вставай, пошли, я уложу тебя в кровать. Нельзя переносить болезнь на ногах, — включая заботливую маму, говорит Виктория.

— А колыбельную споешь? Или накормишь малиновым вареньем? — Вика сводит брови, не оценив мою шутку, протягивает мне руку.

— Немедленно в кровать. Я буду тебя лечить!

— Виктория Станиславовна, Вы сейчас осознаете, что командуете мной?

— Да. И ты должен меня слушать. Я же слушаю тебя и всегда выполняю все, что ты говоришь, — сама берет мою руку, тянет на себя. — Все, не спорь со мной, пошли. Если будешь делать все, что я говорю, завтра будешь как новенький, — поддаюсь этой грозной, но очень заботливой женщине, понимая, что мне действительно необходим сон.

А дальше меня окружили три женщины. Нет, я фантазировал, чтобы сразу три женщины крутились возле моей кровати, но кажется там, наверху, кто-то неправильно понял мои посылы. Вика отпаивала меня разными чаями на травах, Света готовила прекрасную еду, заставляя меня есть. Милка с псом постоянно меня будили шумным вторжением, при этом стараясь не шуметь. Маленькая Мышка, рассказывала мне, что надо слушать маму и тогда обязательно выздоровеешь. Приносила книжки, чтобы мне не было скучно, и получала от Виктории за то, что меня беспокоит.

А я нахожусь в полном раздрае с самим собой. Вся эта забота, теплота и почти семейная идиллия, приводят меня в замешательство, потому что с одной стороны, несмотря на болезнь, я чувствую себя умиротворенно, как будто все в моей жизни встало на свои места, а с другой — меня все это настораживает. Это то, о чем мне вчера говорила Светлана. Чувства и эмоции посылают к черту разум и убеждения. Хотел поиграть с Викторией, а на деле я играю в какую-то психологическую игру с самим собой. И меня все это ужасно злит и раздражает. Все идет не по плану. Совсем не так, как раньше, совсем не мой формат отношений. Я допустил ошибку, слишком близко подпуская эту женщину к себе, позволил то, что не позволял никому, сам того не замечая. И чем обернется для меня эта игра, я ещё не знаю.

С момента нашей поездки в загородный дом прошел почти месяц. Все шло своим чередом, а на самом деле стояло на месте. Мы попросту теряли время. Шакал на суды не являлся, посылая туда своих адвокатов-приспешников, да и от них толку не было. Они просили отсрочки, предоставляя все новые и новые отговорки. Тянули время, сливая все счета компании, попросту банкротили ее. В общем, после суда Виктории должно было достаться полностью разбитое предприятие. А точнее то, что от него осталось.

Я все больше и больше разочаровывался в законной стороне этого вопроса. Я, конечно, знал, что в нашей стране все покупается и продается, но чтобы вот так, в наглую… Мы словно ходим по замкнутому кругу и никак не можем найти выход. Законный выход. Но есть и другие, к которым я до последнего не хотел прибегать. Надоело искать законные выходы. Он всех и все подкупает. Законом правят деньги. Его нет. Почему тогда я должен действовать в рамках закона? Пора вспомнить молодость и попросту отжать у Шакала то, что он украл. Прибегнуть к его же методам. Тем более, у меня созрела охрененная мотивация для шакала. Я почти нашел то, что он спрятал.

Битый час сижу в своем кабинете, обдумывая все досконально, чтобы нигде не проколоться. Терпение заканчивается, потому что я жду звонка от своего человека, который уже неделю землю роет, ища доказательство вины Шакала. А то, что он виновен, у меня сомнений не оставалась. Раньше я не задумывался об этом, мало ли людей погибает на дорогах в страшных авариях. А сейчас я все четко понимал. Погибает много, но мало таких, кого намеренно убивают в этих подставных авариях. Мой начальник безопасности тот еще ищейка, он должен найти мне неопровержимые факты того, что Эдуард виновен в смерти отца Виктории. Ведь не бывает убийства без свидетелей, тем более подставного. Шакалу по-любому кто-то помогал.