Сердцебиение (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 49

— Случайностей не бывает, — проговариваю я вслух.

— Что? — не понимает Катя, которая все это время была позади меня.

— Ничего, мне надо идти, — поднимаюсь с пола, сжимая в руках открытку. Открываю шкаф. Стягиваю с себя пижаму, надеваю первое попавшееся платье и кофту. Мне вдруг резко становится холодно, до такой степени, что мурашки по телу разбегаются, и всю бесконтрольно трясет.

— Ты куда? Я с тобой! — порывается подруга.

— Нет. Я к нему на крышу, — не обращаю внимания на шокированный взгляд подруги и буквально бегу в прихожую.

— Стой! — Катя опережает меня, наваливается на двери, преграждая мне дорогу. — Злата, все хорошо. Тебе не нужно на крышу, — медленно проговаривает она, будто я сумасшедшая. А я застываю на месте, и вновь перечитываю его записку. Может я и вправду сошла с ума. И мне все это кажется.

— Что здесь написано? — спрашиваю я, протягивая ей открытку. Катя недоверчиво ее берет.

— Жду мою Златовласку там, где увидел ее впервые, — вслух читает она, а меня резко бросает в жар от понимания, что я не брежу.

— Он ждет меня. Пусти меня к нему. Если ты сейчас же меня не выпустишь, я за себя не ручаюсь! Он ждет, понимаешь?! Я должна его увидеть, — я не знаю, что убедило Катю спокойно отойти от двери и пропустить меня в подъезд. Наверное, мой сумасшедший взгляд. Но я уже не обращаю на нее внимания. Бегу вверх по лестнице, игнорируя лифт. Застываю перед дверью на крышу, боясь ее открыть и не найти его там. Я ведь только почувствовала себя живой и не выдержу еще одной смерти. Решаюсь, открываю и прохожу на крышу. Мир уходит из-под ног. Вот он. Здесь. ЖИВОЙ! Боже, он живой!

Живой! Закрываю глаза, вновь открываю, а он остается здесь, со мной. Стоит возле парапета в застывшей позе и не сводит с меня своих пронзительно зеленых глаз. А я глотаю воздух и чувствую, как холодный ветер пронзает меня насквозь. На улице лето. А мне почему-то так холодно в этот момент или действительно похолодало. Хочу побежать к нему, прижаться всем телом, почувствовать его сердцебиение и убедиться, что он, правда, здесь и он настоящий, а не моя галлюцинация. Но я не могу сдвинуться с места, и он не может. Все, что мы можем в данный момент — только смотреть друг другу в глаза.

Слезы беззвучно льются из глаз, и я уже даже не пытаюсь их остановить. Они значат, что я вновь чувствую, я жива, потому что он живой. Мне кажется еще немного, и я упаду от слабости и нервного истощения. А потом, меня вдруг окатывает невероятной злостью и яростью. Зачем он так со мной?! За что?! Почему не посвятил в свои планы? Почему заставил умирать без него?! За что позволил мне смотреть как он умирает?! Ненавижу его. Люто, неистово, так же сильно как люблю! Люблю! Очень сильно одержимо люблю.

Я знал, что она придет. Поймет, что цветы и записка от меня. Моя Златовласка просто не могла не понять, что это я. Мне даже не нужно было назначать место, всего пара строк и она знает куда идти.

Сердце как всегда ускоряет ритм только от осознания, что моя малышка рядом. Она здесь, поднимается по лестнице. Нет, как всегда, несется наверх, спеша увидеть меня. Жду ее, отсчитывая минуты до нашей встречи, а сам боюсь посмотреть ей в глаза. На крыше, как всегда, гуляет холодный ветер, но меня трясет не от холода — я панически боюсь, что она оттолкнет меня. Возненавидит, наконец, и оставит подыхать без нее уже по-настоящему. Впервые в жизни настолько боюсь потерять. Понимаю, что сам виноват, но другого выхода просто не было…

И вот железная дверь с грохотом распахивается, Злата останавливается. Глубоко дышит, осматривая мое тело опухшими, заплаканными глазками. А у меня сжимается сердце от того, что заставил ее страдать. Увидел ее и онемел от тысячи эмоций, одолевающих меня. Стою как вкопанный, сильнее сжимая парапет, и не могу пошевелиться.

— Я не мог по-другому. Так было нужно, — не понимаю, то ли вслух это говорю, то ли про себя оправдываюсь. Только Злата молчит, вновь начинает плакать, даже не утирая красивые, кристально чистые слезы, льющиеся из ее невероятно голубых глаз. Вся дрожит, кутаясь в широкую белую кофту. А я смотрю на нее и понимаю, что ничего красивее в жизни не видел. На ней легкое синее платье. Ветер перебирает золотые локоны волос, кидая их в лицо, закрывая мокрые дорожки слез, которые льются из ее глаз. Какая же она маленькая, хрупкая, но невероятно сильная девочка. Моя девочка.

— Ненавижу! Ненавижу тебя, слышишь! — наконец зло выдает она, сжимая кулаки. А мне ее «ненавижу» как признание в любви слышится. Громкое, оглушительное, настолько сильное, что сердце кровью обливается. А потом она срывается с места, бежит ко мне, кидаясь в мои раскрытые объятия, но только для того, чтобы забиться в непрекращающейся истерике. Бьет меня кулаками в грудь, плачет навзрыд и постоянно повторяет, что ненавидит. А я терплю и улыбаюсь как дурак, захлебываясь от счастья, что она со мной. Меня захлестывает волнами любви и нежности к ней. Моя. И плачет по мне.

Прижимаю ее к себе, преодолевая сопротивление, чувствую, как Злата успокаивается. Обвивает меня нежными ручками и только лишь всхлипывает мне в грудь. Вот так-то лучше. Всегда поражаюсь, как рядом с ней мне становится хорошо, спокойно и умиротворенно. Невероятное чувство, будто девочка дает мне второй шанс. Но она еще не знает, какую судьбу я ей уготовил. Не понимает, что сейчас мое сердце в ее руках и только ей решать, что с ним делать. Нет у нас другого выхода, как ни крути.

— Зачем… Зачем так… — всхлипывает она, задавая резонные вопросы. — Зачем так жестоко со мной?! — вновь кричит мне в грудь, начиная бить по спине, вымещая всю свою боль. Мне тоже больно, чертовски больно ощущать, как сильно бьется ее сердце, еще не принимая всей реальности до конца. Да, Златовласка, это было безжалостно и жестоко по отношению к тебе. Но по-другому никак… Все должно было выглядеть правдоподобно. А ты, моя чистая, искренняя девочка, не умеешь лгать и играть на публику.

— Тише, тише, малышка, все хорошо, хорошо, — повторяю я, сильнее прижимая ее к своему телу, позволяя бить себя. А сам вспоминаю, как она кричала, надрывая горло, и звала меня, как на колени упала, разбивая их в кровь. И от этих картинок хочется пустить себе пулю в лоб. От того, что посмел так поступить с ней. Только я еще та эгоистичная тварь. Мне и хорошо, и плохо от ее горя. Я, наверное, только в тот момент осознал, что эта чистая девочка по-настоящему любит меня. Вот так, через ее боль до меня, бесчувственного идиота, дошло, что она полностью моя. Не только телом, но и душой, которая в тот момент надрывалась. Нужно было время, еще немного времени. Нельзя было так скоро ей открываться, но я не смог больше ее мучить.

— Что же теперь будет?! — вновь успокаиваясь, спрашивает меня, продолжая тихо плакать. А я не хочу отвечать ей на этот вопрос. Потому что мой ответ ей вряд ли понравится. Не хочу сейчас об этом говорить. Еще чуть-чуть. Еще несколько минут… Хочу чувствовать ее рядом, потому что может случиться так, что я больше никогда ее не увижу. Даже, скорее всего, так оно и будет. И это, наверное, будет правильно.

— Яр?! — отрывается от моей груди, и все ответы читает в моих глазах. Все понимает. Моя умная девочка. — Яр, не молчи! — требует ответа. Хочет совместного будущего, которого у нас нет. Убивает своим взглядом. Смотрит внутрь меня, насквозь пронзая больное сердце. Не хочу сейчас слов. Хочу еще немного нашей тишины. Хочу слышать ее сердцебиение, которое уже давно стало моим. Я когда-то решил, что это сердце должно биться вечно. И, похоже, тем самым погубил себя.

Она хочет еще что-то сказать, но я не позволяю. Зарываюсь в растрепанные от холодного ветра волосы и тяну на себя, закрывая сладкий ротик поцелуем.

А она, как всегда, даже не думает мне сопротивляться, отдается без остатка, забывая обо всем на свете. Моя девочка. Только моя. Целую, кусая мокрые, соленые от слез губы, чувствуя, как она всхлипывает, продолжая оплакивать меня и наши ненормальные отношения. Врываюсь в ее рот, сплетая языки, прижимаю к себе дрожащее податливое тело, чувствуя, как наше общее безумие разливается по венам.