Ярый Рай (СИ) - Серебро Гера - Страница 24

— Я в них не очень разбираюсь. Ну то есть розу я еще узнаю, а остальное не совсем, — она задорно прищурилась. — А можно мне посмотреть, как ты его будешь делать?

— Конечно можно. А давайте по вашему вкусу соберем тогда? — воодушевился Рональд. — Тебе какие больше нравятся?

— Вот эти, желтые, — указала она на «маленький подсолнух» и удобнее села на траве, поджав под себя ноги.

Рональд взял ножик и подрезал сочный стебель. Еще один. Еще. Еще.

— Из всех желтых не очень красиво будет, разбавить бы. Белыми или красными. Тебе какие больше нравятся? — поднял на нее глаза.

— Давай белые, — хитро улыбнулась девушка. И ямочки на ее щеках мигом прогнали недавнюю хандру.

Рональд срезал три белых цветка. Сел с ней рядом, разложил на траве цветы, и, подхватывая по одному, быстро сложил букет, укладывая герберы по спирали, несколько раз повернув их вокруг оси в левой руке.

— А-а, смотри, он как цветочный шарик! — восторженно ахнула девушка.

— Стебли голые, их бы прикрыть. У нас только папоротник растет, — Рональд поднялся, подошел к забору, срезал три крупных листа. — А под них можно чуть-чуть мелких цветов добавить, можно даже и ромашек, вот этих, кустовых, вам что больше нравится, ромашки или вот, хризантемы?

— Ромашки.

— Хорошо. Сейчас, — он сорвал три тонкие ветки с ромашками, вплел их между стеблями, обложил листьями папоротника, расправил, зубами зажал ленту, белую, отмотал с пол метра, разрезал ножиком — и надежно перевязал весь букет аккуратным бантом. Подровнял стебли, показал результат Лизе.

— Как красиво! Какой ты молодец! — в восхищении выдохнула она. — Где ты так научился?

— Меня садовник научил, в том доме, где я раньше жил. Теперь их надо в вазу, воды главное много не наливать, иначе стебли гнить начнут, и в вашу комнату поставить. Они долго не вянут. У нас на кухне как раз есть подходящая, — растерянно ответил Рональд. А внутри него все пело.

— А ты знаешь, — девушка поднялась с земли и встала напротив. — Мне ни разу не дарили цветы. Давай ты мне не просто его дашь, а подаришь?

— Подарить? А я ни разу не дарил, — смутился он порядком.

Рональд посмотрел на дом, пробежался взглядом по всем окнам — не видит ли Грэгор? — и решил попробовать. Она же просит. Стоит напротив, смотрит на букет восторженными глазами и ждет. А разве ей можно отказать? Вот только Рональд слабо представлял, как это делается, и в чем разница между подарить и просто дать, а еще его одолели сомнения — ведь подарить ей что-то, это уже не молча обожать. Это считается ухаживанием, открытым. Это под строжайшим запретом. Такое с рук уж точно не сойдет. Подобное хозяин подавно не простит.

А Лиза стояла, смотрела и ждала. Среди цветов, в его рубашке.

И Рональд улыбнулся, галантно протянул букет, склонил голову и сказал:

— Лиза, это тебе. Самой прекрасной девушке на свете.

— Спасибо! — приняла она букет и тут же зарылась в цветы носом, вдыхая сладкий аромат. — Мне это так… приятно очень, — девушка опять растерялась, как и тогда, на крыльце под звездами, и так же мило улыбнулась.

И Рональд понял, что тает. И что ради блеска этих глаз и ради ямочек волшебных соберет хоть тысячу букетов. И ни один не даст! А все до одного — подарит.

Лиза лежала в комнате на кровати и любовалась прекраснейшим букетом из не менее прекраснейших цветов. Он казался солнцем. Такой же круглый, желтый, яркий. Лиза не переставая улыбалась и на него глядела, а внутри урчали огромные коты и нежились в лучах солнца-букета, собранного самыми умелыми руками на земле. Ветер из раскрытого окна доносил до Лизы сладкий аромат, она вдыхала его, запоминала на будущее оттенки запаха и млела, прокручивая в памяти то, как очаровательно Рон улыбнулся, когда цветы дарил, как уголки губ взметнулись вверх, озаряя и без того прекрасное лицо, а самые красивые в мире глаза засияли ярче неба.

На него такого она смотрела бы вечно. Его образ она воссоздала бы в мельчайших деталях, до последней родинки на подбородке. Девушка закатала рукава любимой рубашки, погладила мягкую ткань, обвела по периметру несколько клеток, счастливая, перевернулась на спину и уставилась на потолок. Задумалась. Вздохнула.

Сегодняшний урок вышел коротким. И исключительно по ее вине.

«М-да», — так Ярый сказал утром. Она весь вчерашний вечер смотрела на ромашки, пол ночи думала о них, запомнила до последней прожилки на листочке, а он велел превратиться не в ромашку, а в стрекозу! А потом, как будто издеваясь, снисходительно посмотрел на Лизу и протяжно так спросил: «Это что?».

— Стрекоза, — начиная закипать, сказала Лиза.

А он в ответ сказал: «Ха-ха». А потом еще раз. И еще.

Лиза разозлилась еще больше. Справедливо заметила, что так нечестно. Что она готовилась к ромашкам. А наглый кот сказал, что, если она не перестанет злиться, то он выгонит ее. И ведь выгнал же! А потом встал и с крайне занятым видом уставился на баночки на полке. Точнее, вид у него был предельно отрешенный и равнодушный, но, раз он стоял лицом к полке и длительное время смотрел на склянки, а не на Лизу, следовательно, они интересовали его сильнее, чем ученица. Девушка потопталась рядом, посопела, заглянула через правое плечо, потом через левое, реакции кота не дождалась — вздохнула и ушла.

Она не могла понять, при чем тут стрекозы и ромашки. Чего Ярый вообще пытается добиться. Серьезно, ведь это же ненормально — требовать от нее превращения в не пойми что! Смысл-то в чем? Но к озеру Лиза сходила, и, рассмотрев стрекозу поближе, сама невольно улыбнулась — тот монстр, которого представила она, был похож на что угодно, но не на большеглазую и стройную красавицу с хрупкими крыльями, прозрачными, словно их выточили из хрусталя.

Вывод из урока она сделала простой: не злиться. Всегда держать себя в руках. Особенно — внутри чужой души. Не допускать, чтобы очередной урок сорвался и прошел впустую.

Лиза не могла объяснить словами, что именно с ней происходит, но знала точно: она меняется. Она уже совсем не такая, как, например, недели две назад. Душевные уроки, которые нравились девушке так же сильно, как Рональд, дарящий цветы, определенно делали ее светлее. Спокойнее. Добрее.

Она не до конца понимала выражение «тебе нужно стать светлее», но догадывалась, что оно обозначает. Когда Ярый привел ее к себе впервые? В тот день, когда Лиза сделала над собой усилие, разрушила очередной барьер и перед Роном извинилась, стала чуть-чуть лучше, когда настолько от Ярого отвлеклась, что начисто о нем забыла — и он, воспользовавшись моментом, провел ее в себя. Зачем он дал задание сделать так, Рональд сам захотел рассказать про чувства? Чтобы она стала светлее еще немножко, научилась не гнать события вперед и терпеливо относиться к людям, считаться с ними, понимать. И, как ни странно, задание сильно помогло: теперь Лиза не могла смотреть на Рона так, как смотрела изначально. Сверху вниз и с явным превосходством. Она не опустилась ниже, и Рональд не поднялся, не изменилось в целом ничего, но что-то поменялось в ней и татуировку девушка больше в упор не замечала, и в Роне видела равного и своего. Он так же чувствовал, так же боялся, и Лизе казалось странным, что раньше она искренне считала, что всё совсем не так и что одни рождаются совсем другими, с иными качествами, а не такими же, как все.

И не только на Рона она смотрела по-другому. Например, отныне в Яром Лиза упорно видела кота. Рассматривала его кожу, и представляла шерстку. Смотрела на руку — вспоминала лапу и пушистый хвост. Этакий огромный кот, ласковый, как все коты, но в то же время диковатый одиночка, вредный, гладить которого можно только тогда, когда он сам дает, иначе выгнется дугой и шерсть на загривке вздыбит. И как его, безобидного любителя поспать и вкусно пообедать, можно бояться? Очевидно, что никак. И все равно, что снаружи он выглядит не очень. Внешность — всего лишь образ, а не то, что он на самом деле есть. И девушка не воспринимала Ярого ни как супруга, ни как наставника, ни как друга — а именно как очень умного кота, которому можно рассказывать все, что угодно, и точно знать, что сказанное останется строго между ними, ведь как он может выдать тайну? Он же кот!