Ярый Рай (СИ) - Серебро Гера - Страница 25

А в себе Лиза впервые за долгое время рассмотрела абсолютно нормального человека. То есть, она и раньше об этом догадывалась, но сомневалась и часто думала, что что-то с ней не то. Потому что не может же так быть, чтобы она чувствовала одно, а весь мир кричал, что чувствовать надо другое; разве могут ошибаться сразу все, а не она одна? Но после общения с котом, после разговоров с Грэгором, после долгих раздумий Лиза уверилась наверняка — с ней все в порядке, а вот мир действительно сошел с ума. И если бы сейчас доктор предложил девушке съездить в город, она бы ни за что не согласилась. Отсюда, ехать, да куда — туда? Нет уж, увольте, ни за что и никогда!

— Рональд, да здесь всего наполовину! — отвлек девушку голос доктора со двора, негромкий, но очень возмущенный.

У Лизы разгорелось любопытство, Грэгор обычно не разговаривал с Роном в подобном тоне. Она вскочила с кровати и подошла к распахнутому окну. Всмотрелась вниз: у колодца стоял Рональд, и выхватывал у доктора неполное ведро воды. Грэгор противился и выпускать ношу не желал.

— Вам нельзя тяжелое носить, давайте я, — Рональд тоже не сдавался.

— Да не тяжелое оно, и нести недалеко. Рон, спасибо, конечно, но не настолько же я немощный и старый, — Грэгор таки отвоевал ведро. С победоносным видом сделал два шага к дому.

Рон опустил руки и грустно посмотрел ему вослед. Уголки губ медленно опустились вниз, выражение лица стало печальным, и издали он походил на собачку, которую несправедливо отругали. Лизе стало его безумно жаль, она смотрела на доктора мысленно упрашивая отдать несчастное ведро, ну ведь не трудно; Грэгор сделал еще шаг, потом еще один, потом вздохнул — Рону это не было видно, потому что он стоял за спиной доктора, а вот Лиза разглядела четко; потом развернулся, отдал Рональду ведро, и сказал:

— На кухню надо.

Он ничего не ответил, но сразу засиял и быстро пошел к дому. А Грэгор посмотрел наверх, увидел улыбающуюся Лизу, развел руками — так, мол, и живем — и последовал за Роном.

Девушка отошла от окна и села на кровать. Увиденное ее, с одной стороны, растрогало, а с другой — немного напугало. Она только представила, что именно происходит в голове Рона, что он так себя ведет. Мало того, что везет на себе все-все хозяйство, так ведь и другим ничего сделать не дает. Слова Ярого сами всплыли в голове: Рон — сломанный. Он не чувствует себя свободным. Душа в цепях. Татуировка с лица не исчезает даже в мыслях, она в него вросла, вместе с сопутствующим грузом: взваливать всю работу на себя, даже тогда, когда не просят; слепо бояться владельцев, даже таких, как Грэгор; придерживаться многих правил, среди которых строжайший запрет на отношения со свободными людьми, несоблюдение которого карается жестоко. И весь букет страхов приправлен стремлением ревностно заботиться обо всех, кто проживает рядом. Дикий коктейль из противоречивых чувств и эмоций. Ведь он же любит Грэгора, не заметить это невозможно, но в то же время и боится. Это насколько же сильно его корежили с рождения, что для него страх перед владельцем настолько же естественен, как факт того, что небо — голубое? Неужели он и правда думает, что Грэгор его не поймет и не поддержит? Что сделает с ним что-то плохое?

Лиза вдруг подумала, как же ему наверное было непросто произнести вслух те самые слова и подарить цветы. С его стороны это почти что подвиг, хотя нет, не «почти», а самый настоящий подвиг. Несравнимый с жалким походом рыцарей из сказок, которые рубили головы драконам, чтобы спасти заточённую принцессу. У рыцарей и меч заточенный, и награда в лице принцессы, и почести за смелость и отвагу; а Рональд шел на настоящий риск, предполагая, что за совершенное его никто по голове не погладит. Это безусловно смелый поступок, безумно трогательный и нежный, как, впрочем, и он сам.

Но сколько еще ждать, когда Рон прозреет, когда поймет, что страхи в голове — напрасны? Когда подарит цветы, без просьбы и не оглядываясь на окна? Когда решится ее хотя бы поцеловать? Девушка очень этого хотела. Мечтала перед сном, как он, сам, по своей воле и без всяких предварительных намеков вдруг подойдет, обнимет, уберет за ухо надоедливую прядь. Да даже поцелуй не нужен, только бы подошел и провел пальцем по щеке. То чувство, когда кто-то убирает волосы с лица — бесценно. А потом чтобы обнял. Сильно и крепко. Так хотелось почувствовать себя в обнимающих руках! Интересно, а его руки на ощупь — какие? Теплые, горячие, грубые или не очень? А какой он на вкус? Как бы его распробовать, да так, чтобы поскорее? Как ему раскрыть глаза, без напора, без давления, как дать понять, что он — вовсе не игрушка, а замечательный и безумно красивый человек?

Почему она расслабилась и раскрылась за первую неделю жизни в новом доме, в то время как Рона лечат четвертый год, а он все еще не выбрался из клетки?.

Вечером Рональд по привычке взял в гостиной плед и отправился на поиск Лизы. Ему физически необходимо было побыть рядом с ней, хотя бы минут пять. Просто вместе посидеть, или попить чай, поговорить о ерунде — хоть что-нибудь, и чтобы она обязательно сказала «Спокойной ночи» прежде, чем уйти. Странно, но после ее пожелания спалось действительно спокойно.

Вечер выдался особенно прохладным. Лизы на привычном месте, под яблоневым деревом, не оказалось. Книга лежала на скамье и холодный ветер перелистывал шуршащие страницы. Сама девушка чем-то занималась у крыльца, да так увлеченно, что не сразу заметила появление Рона.

— Лиза, — подал он голос, несколько секунд понаблюдав за ней. Она опять непонятно себя вела: сидела на коленях и высматривала что-то под ступенями. Ее странное поведение пугало. — Все хорошо?

— А? — вскинула девушка голову. — Рональд! Нет, все в порядке, я просто ищу сверчка. Ты слышишь, как поет?

— Ну да. Слышу, — задорный стрекот лился отовсюду. Когда на улице темнело, сверчки всегда начинали петь.

— А я ни разу их не видела! Не знаю, как они выглядят. Знаешь, — она встала, отряхнула колени и села на самую высокую ступеньку. — В детстве у меня была книжка. С картинками. Там был нарисован сверчок, но картинки в детских книжках совсем не похожи на настоящие. Там было странное существо, в шляпе и с тростью, в сапогах, а я не хочу представлять неправильных сверчков. Хочу настоящих. Но каждый раз, когда я слышу стрекот, то представляю того уродца в шляпе, — вздохнула Лиза. — Ты не торопишься? Посиди, пожалуйста, со мной.

Рональд обрадовался просьбе, посмотрел наверх, на козырек, надежно прячущий его от вида из окна, расслабился, расправил плед, накинул на плечи Лизы, хотя раньше подобной вольности себе не позволял. Но после подаренного букета всего лишь самому укрыть ее от холода казалось сущей ерундой.

Сел рядом и поежился от ветра.

— Сверчка трудно поймать. Они незаметные и прячутся хорошо.

— Жаль… — девушка плотнее завернулась в теплую ткань. — Можешь описать его так, чтобы я поняла, как именно он выглядит?

— Ну… он на кузнечика похож. И на таракана. Вы видели кузнечиков и тараканов?

— Видела.

— Так вот спинка у него с крыльями, как у таракана, а снизу он как кузнечик. Усы длинные, а лапки, которые прыгают, короткие. Голова шире, чем у кузнечика. А, и сзади, из брюшка, у него тоже что-то похожее на усики торчит. Нет, больше похожее на челюсти. Два длинных отростка.

— Брр, представляется что-то жуткое.

— Да нет, он не страшный. А размера вот такого, — Рональд показал пальцами расстояние в полтора-два сантиметра.

Девушка почему-то смотрела не на пальцы, а в лицо. И улыбалась, добро так. Рону сделалось неловко и одновременно очень хорошо.

— Какого он цвета? На ощупь твердый?

— Вроде бы, мягче, чем кузнечик… А цвета черного. Или нет… темно-серого. Или зеленого, но такого, болотного. Хотя нет. Он по цвету на землю похож. Или нет, — задумался Рональд и, обхватив себя руками, чтобы согреться, уставился вниз, на тропинку. — Я уже сам начинаю сомневаться, точно ли сверчка описываю.