Заноза Его Величества (СИ) - Лабрус Елена - Страница 59

— А я где в это время была?

— Где, где, в такси спала, в отключке. Не корчилась, — хмыкает Ленка. — Сначала билась в истерике, когда я хотела тебя в психушку вести, а потом вырубилась.

— Это ещё была я. Испугалась, что меня похоронили заживо, — отпивает из своего бокала Катька. — А потом, когда их лентой стали венчать, Дарью Андреевну из моего тела выкинуло, и я на время вернулась обратно в своё. До утра.

— Сходи-ка принеси там из комнаты вторую бутылку, — командует Ленка.

И пока Катарина встаёт, я делаю глоток, а то запасы полынного концентрата в крови катастрофически тают, а столько ещё всего надо выяснить.

— Да, ты поистерила немного и вырубилась, — продолжает восстанавливать хронологию событий Ленка. — Я тебя до дому дотащила, с утра пришла проверить, а тут чудо это сидит, краном на кухне балуется.

— Хорошо, что не газом, — выдыхаю я и спохватываюсь. — Кстати, там розетка…

— Да я всё ей уже объяснила. И про кран в ванной, и про линзы, и про розетку. И даже про вешалку в коридоре. Хорошо, что у тебя есть я. Женщина добрая, доверчивая, но с понятиями, — одёргивает она на пышной груди футболку. — А то пришлось бы этой бедняжке тут ой как не сладко.

— Спасибо тебе, мать! — тянусь я её обнять.

— Прости не могу на тебя смотреть, когда ты не ты, — шепчет она мне в ухо. — Тебе не кажется, что вот эта белая лента как раз способ им поговорить. Катьке с Дамианом. Сложно её достать?

— Я уже об этом подумала, — шепчу и я. — Сложно не сложно, попытаться можно. На всякий случай. Вдруг пригодится. Только нужны ли им эти разговоры? Боюсь, перессорятся ещё больше.

— Да, попытайся, а там видно будет, — снова наклоняется она поближе. — И это, между делом, ты там хоть какого-нибудь герцога для меня присмотри что ли. Или графа какого захудалого.

— Сиди ты на попе ровно, графа ей. Тебе сына ещё доучивать, поднимать, — кладу голову на мягкое плечо лучшей подруги. — Как он, кстати?

— Да хорошо. К бабушке отправляла последние летние дни догуливать. А сейчас, говорит, скучает по твоим пирожкам.

— Да, ладно! Прямо по моим пирожкам, — улыбаюсь я.

— Ты ж его всё баловала. Ты давай колись что там король-то? Так ты о нём печёшься, что чую дело пахнет керосином.

— Да уже не пахнет. Пылает. Люблю я его, Лен, — закрывая лицо рукой, качаю я головой. — Звездец, как люблю. До трясучки. А у него рана эта смертельная. Да Катька эта ненавистная. Видишь, он вроде как её любит.

— А к тебе что, неужели никак?

— Как. Ещё как — как! Только видишь, — показываю я на Катькины формы. — Я ж не я. И что делать не знаю. И как спасать его — тоже. Уже и к ведьме их местной сходила, и к знахарке, и к феям. Толку ноль. Говорят, такое проклятье. Слышь, Кать, — поворачиваюсь я в вошедшей в кухню Катарине. — Может, ты знаешь, что с этим кинжалом делать? Которым брошенная невеста пытались одного из Рексов за вероломство убить?

— Так короля тем самым кинжалом ранили? — бухается Катарина на стул, так и зажимая в руках бутылку абсента. И такой ужас на её лице, что я аж разом трезвею. — Дамиан говорил, это проклятие как яд. Только от него нет противоядия. И кинжал будет искать свою жертву, пока не найдёт. Ждать хоть веками. Пока тот, на кого послано проклятье, не умрёт.

— То есть кто-то из рода Рекс?

— Или тот, кого он полюбит. Та брошенная девушка прокляла не только короля, но и его возлюбленную.

— Они там вообще нормальные? — рукой показывает мне на Катьку Ленка.

— Я не шучу, — поворачивается ко мне Катарина.

— А похоже на то, что я смеюсь? — не свожу я с неё глаз. — Лен, ты будешь плакать, если я умру?

— Так, подруга, ты давай-ка тоже прекращай, — всовывает она мне в руку пластик колбасы. — И закусывай! А то вы тут я чувствую договоритесь уже до чего не следует. Все перемрёте, как Жанны Дарк. А я так без герцога и останусь. И даже без завалящего графа.

— Вам никак нельзя умирать, Дарья Андреевна, — качает головой Катька, отвечая на мой немой вопрос. — Иначе Карл погибнет. А ему ещё шестнадцати нет. Меня не жалко. Я заслужила. Я и сама готова хоть в петлю. Но если всё вернуть как было. Если вы вернётесь сюда, а я в своё тело, то я могу отдать за короля свою жизнь. Мне с ним всё равно жить будет невмоготу. И знаю, что он, наверно, не виноват. И что лучшего короля Абсинтии и не сыскать. Но ведь сердцу не прикажешь, вы сами сказали.

— Тебе нельзя умирать, ты Дамиана любишь, — встревает Ленка.

— Это неважно, — упрямо качает головой Катарина. — Главное, кого любит король. А Георг говорил, что любит меня. Простите, — виновато опускает она голову, видимо, всё же услышав мои откровения. — Значит, такая у меня судьба.

— Сидите вы, Катя, не пиликайте. Я твоей матери пообещала, что тебя живой и здоровой верну, — вырываю я лист с нарисованным планом и её заметками. — Поэтому я сначала тебя верну, а там посмотрим. Лен, ты не знаешь, а сейчас в цветочном крокусы продают?

— Да они вроде только к Восьмому марта появляются, а на дворе сентябрь.

— Цветы отсюда не получится, — снова трясёт гривой Катька. — Ничего живого не переместить, я говорила. Никак. Только пропитанное магией.

— А если сушёный шафран? У меня, кажется, даже есть, — подскакиваю я.

— Дарья Андреевна, это же пестики, а нужны именно свежие лепестки, — остужает она мой порыв.

— Кто, блин, составляет технологические схемы этих заклинаний? Специально они их там сидели выдумывали что ли, чтобы ну никак? И девственность им потеряй, и крокус вырасти, — и косясь на брезгливую Ленку остальные ингредиенты не решаюсь повторять.

— Дарья Андреевна, я правда могу помочь, — появляется в голосе Катарины неожиданная твёрдость.

— Чем, Кать? Вот ты сейчас про кинжал говорила, и даже там про Дамиана вспомнила. И у меня стойкое чувство, что во всём, что там происходит уши Дамиана тоже торчат. А ты его любишь. Скажу больше. Подозреваю, что и он тебя любит. Скажи мне, только честно. К нему ты бы вернулась? — сверлю я её глазами. — Вот если не будет там никаких препятствий в виде вынужденного брака? Если не станет Георга?

— Дамиан никогда не пожелал бы Георгу смерти. Никогда. Он не пошёл бы против брата, — качает она головой.

— Даже ради престола?

— Тем более ради престола.

— Ты так в нём уверена?

Она кивает.

— Но ты не ответила. Ты бы к нему вернулась? Простила бы? Смогла бы?

— Не знаю, — вздыхает она.

— Ведь он разбил тебе сердце. Он…

— Дарья Андреевна, — рукой останавливает меня Ленка, глядя как у Катьки наполняются слезами глаза.

— А говоришь: уверена, — отмахиваюсь я. — А в себе? Может, вместо того, чтобы на себя руки накладывать, короля было проще убить? И про кинжал ты знала. И ненавидеть короля ненавидела.

И хоть знаю, что говорю ерунду, слишком уж она была поражена, когда узнала про кинжал, да и по времени не сходится: ни Дамиана она ещё не любила, ни Георга в свои пятнадцать ни ненавидела. Но чем не версия?

— Нет. Клянусь, я бы никогда, — бухается она на колени и ползёт ко мне покаянно. — Ни за что. Я бы лучше сама. Клянусь!

До чего ж мне дорога эта их привычка: чуть чего падать на пол.

— Ладно, ладно, тебя из подозреваемых вычёркиваю, — пытаюсь оторвать её от себя, но она вцепляется как клещ. И такое отчаяние в её голосе, когда она умоляет меня поверить, что мне всё же становится её жалко.

«Да не виновата ж она тоже ни в чём! — прижимаю её глупенькую к себе. — Не виновата. Жила бы сейчас счастливо со своим Дамианом. Если бы не чёртово завещание, и король бы настаивать не стал. Ведь не лез же он к ней три года. Любил не любил, а не лез, не трогал, не мешал. Наверно, и правда думал, что не доживёт. Не стал мучить напрасно девчонку».

— Слышь, Кать, ладно, давай-ка вставай, — поднимаюсь я вместе с ней. — Вернёшься домой, а там разберёмся.

— Правда? — подскакивает она. И с такой надеждой всматривается в моё лицо, что вся её «любовь» к этому миру кажется шитой такими белыми нитками. Всё, наигралась? Прочувствовала на собственной шкуре, что дома лучше? Ох уж эти детки!