Жених из тихого омута (СИ) - Кармальская Елена - Страница 11

Слезы, навернувшиеся на глаза, катятся по щекам, бурным потоком. Я рыдаю. Софья порывисто бросается прочь с криком “Марина! Марина!”

Сашка-Сашка, все пропало. Я больше никогда тебя не увижу, а еще, я от тебя, возможно, не беременна. Все наши планы коту под хвост. Ты будешь надеяться, ждать меня, даже если осушишь это озеро к чертям… озерным, но я все равно не смогу вернуться.

– Не надо слезы, – надо мной наклоняется Марина. – Отец, отпусти ее. Она не ела душу.

Я, все еще судорожно всхлипывая, поднимаю голову. Как – не ела?

– Это была ненастоящая душа. Это моя, выращенная душа, – поясняет она. – Как те, которыми украшен зал. Марья их всех разбила купола, велела развесить на стены, как мусор. Уговор про них не сказано. Катя может вернуться.

– Выращенная душа? Я думал, это ква-квакой-то новый рецепт маринада, – вытаращивается дядечка с лягушачьим языком, слопавший втихаря душу. – Мариночка, ква-ква, это же пре-ква-квасно!

– Выращенная душа? – недоумевает озерный владыка, пока я медленно осознаю, квак… то есть как же мне повезло.

– Папа, я тебе не говорила, – отвечает Марина с сияющими глазами. – У меня получилось! Теперь нам вовсе не надо таскать людей из душного мира. Мои души отлично растут и их хватит на всех!

– Вот как, – отец изобретательницы, кажется, совсем сбит с толку. Да уж, ну и свадебка у него получилась… – Значит, гости мои! Повелеваю веселиться-угощаться! И ты, дитя, останься с нами, отпразднуй, а потом я верну тебя назад, в душный мир.

– Да мне бы пораньше, там жених, наверное, с ума сходит, тоскует, – пищу я, но Озерный владыка сурово сдвигает брови:

– Не торопись. Когда еще такие чудеса увидишь. А суженому скажи, что грозный озерный владыка велел тебя не пускать, – он снова растягивает рот в семейной зубастой улыбке…

В общем, я остаюсь на празднике – правда, на всякий случай ничего не ем, даже безвредные с виду водоросли. Не хочу рисковать возвращением к Сашке.

К Марине не подобраться – ее осаждает толпа водяных, расспрашивающая про синтетические души. Потом начинается представление: пляски мавок, шоу болотных огоньков…

Озерный владыка сажает меня рядом с собой и рассказывает мне, пока мы любуемся выступлениями.

– Думаешь, почему моя Марьюшка не могла вернуться? Не я ее держал, хоть и любил, как никого в своей жизни. Потому что душу свою она погубила, руки на себя наложив. Пришлось ей дать пузырек с другой душой проглотить, чтобы она могла здесь жить.

– Мариночка-то молодец, вся в меня пошла. После разговоров с Марьюшкой моей, что-то призадумался я. Негоже, правда, в омуты души заманивать. А утопленников на всех не хватает. Видишь ли, бездушные мы. А чтобы жить и оставаться молодыми – душа нужна. Такой уж закон природы.

– А с тех пор, как Степана я в душный мир отпустил, совсем не хочется мне души есть. Вдруг, думаю, заманили бедолагу в воду, а он – моего Степана кровиночка? Или вот тебя ослушница затащила – так ведь все равно, что ж я, изверг какой, собственному потомку счастье отбирать?

– Я ведь ее как родную растил. Моя, не моя – а черты-то Марьюшкины. В честь нее и назвал. Да только, вишь, недоглядел, забот в подводном мире немало, думал, старшая, значит, и за сестрами приглядит. А она их притесняла, выходит. Они ж у меня не жалуются, не таковский у них характер. Да и людей на дно заманивала. Она ведь тебя отравила, Маринка рассказала. И других травила, чтоб дойти не могли обратно. Оно кружить тебя должно было, путать, а ты ноги переставить не могла.

– А ты на озеро приходи, зла не таи на нас. Я б посмотрел, что у тебя уродится. Короток ваш век людской, запутался я, сколько раз я прадед суженому твоему.

– Хотя, если обидно совсем, я Капитолинку позову. Все мои дети от Марьюшки получили удивительные способности. Капа вот умеет память отнимать, забудешь все. Хочешь?

Последние слова заставляют меня задуматься. Хочу ли я это помнить? Свою отчетливую панику, когда я увидела, что мама с папой исчезли, отяжелевшие непослушные ноги, страх остаться навсегда на озерном дне.

А потом – то, как Сашка нес меня на руках по берегу, как мы отчаянно, как в последний раз, занимались любовью в душевой кабинке, как клялись друг другу в вечной страсти, терзая простыни на кровати. Как он задалбывал всех родственников, пытаясь найти для меня способ избежать жизни в озере. Как нежно он брал меня прямо на траве перед моим уходом в бездушный мир, не отрываясь, глядя прямо в мои затуманенные удовольствием глаза, как чистил для меня картошку и смотрел на меня, пока я ее ела…

– Я хочу все запомнить, – твердо отвечаю я. – Мои родители ничего не помнят, а я хочу помнить.

Озерный владыка понимающе усмехается в бороду-плавник.

***

На берегу догорает костер, и я тихо-тихо подхожу к стоянке. Сашка спит на пенке, и лицо у него напряженное и тревожное. На щеке краснеют укусы комаров, веки припухли. Он… плакал?

Я проскальзываю в его объятия, и он не просыпаясь, прижимает меня к себе. Так и должно быть. Все кончилось хорошо.

Не успеваю я задремать, как просыпаюсь от бессчетных поцелуев.

– Ты жива! Ты со мной! – стискивает Сашка меня в руках. – Тебе удалось? Тебя никто не обидел?

– Нет, – отвечаю я.

– А это? – говорит он, касаясь моей до сих пор нарумяненной щеки, где след от Марьиных когтей. Ой, я же от этого маскарада забыла избавиться!

– До свадьбы заживет, – отмахиваюсь я. – До нашей свадьбы, – добавляю я, как радостно трепещет мое сердце от такой перспективы.

Он недоверчиво щупает мою шею, но водоросли-удавки у меня уже нет.

– Я готов хоть сейчас на тебе жениться, – говорит он, нависая надо мной своим телом и стягивая дурацкий сарафан, под которым у меня надеты футболка и джинсовая юбка, в которых я уходила.

– По-моему, ты готов к кое-чему другому. А как же белое платье и наш медовый месяц? – поддразниваю я.

– Что касается медового месяца, – чеканит Сашка – то никакого моря. Давай поедем в Европу. А лучше – в пустыню Сахару. Я вообще тебя больше к воде не подпущу! А что касается свадьбы, то давай хотя бы брачную ночь отрепетируем… На всякий случай.

Сашку совершенно не смущает мой ужасающий “макияж”. Кажется, когда дело касается секса со мной, его вообще ничто не может остановить. В процессе страстных ласк мы отрываем дурацкую косу, и к макияжу добавляется еще и растрепанная прическа. Наверное, я выгляжу, как настоящее огородное пугало, голая, с белым лицом и краснющими щеками, на одной из которых следы когтей. Я встаю на ноги и пытаюсь найти хотя бы зеркальце и влажные салфетки. Найдя искомое, я долго тру лицо, но результат меня печалит: кожа ужасная, волосы торчат как попало.

– Поехали в город, – предлагает Сашка. – Подальше от всяких озер с нечистью и маминых расспросов. Отдохнем, сходим в кафешку, а тебя отправим на массаж и в салон красоты, и выберем тебе свадебное платье.

– Я тебе не нравлюсь? – тут же реагирую я.

– Ты себе не нравишься, – поправляет он серьезно и тут же переходит на шутливый тон. – Или ты считаешь, что пять минут назад я симулировал?

Я смеюсь.

– Ладно, поехали.

Мы доходим до дороги, и неожиданно нам везет: из-за поворота выруливает автобус, и мы его останавливаем.

– Слушай, – вдруг мрачнеет Сашка после моего сокращенного рассказа. – Давай, это, может, не будем детей заводить?

У меня падает сердце. Почему?

– А если мы уже? – говорю я. – Ты же сам хотел!..

– Хотеть-то я хотел, – вздыхает он, – но…

Ну вот, что за глупости! Чего это он? Испугался пеленок, детских криков. Боится, что я стану толстой и неопрятной, или совсем забуду про секс, сосредоточившись на ребенке?

– Но? – я провоцирую его досказать.

– Но я же не знал, что у меня в предках подводные чудища! – выпаливает он с таким лицом, что мне становится его жаль. – Если у нас родится что-то с такой пастью, как ты рисовала…

Я улыбаюсь. И только-то!

– Ну, знаешь ли, зубастая пасть была только у бездушных тварей. А поскольку Степан душу себе все-таки отрастил, то максимум – у нас может родиться умненький ребенок с экстрасенсорными способностями.