О них не упоминалось в сводках - Морозов Дмитрий Витальевич - Страница 33

Во втором эшелоне за 1-м батальоном стоял 4-й батальон. Резерв — батальон автоматчиков находился за правым флангом. 502-й танковый батальон был готов действовать со 2-м и 3-м батальонами.

Артиллерийские группы поддержки пехоты заняли огневые позиции. В каждой группе по одному-два дивизиона. Кроме того, в состав групп включались 82- и 120-миллиметровые минометы и 76-миллиметровые пушки из полков 265-й дивизии. Всего в каждой группе насчитывалось тридцать-пятьдесят орудий и минометов.

Были у нас и новшества. Мы, например, создали контрминометную группу, в которую вошел минометный дивизион под командованием капитана А. Г. Панфилова.

Истребительно-противотанковый дивизион мы придали побатарейно стрелковым батальонам первого эшелона бригады. 512-й и 905-й дивизионы реактивных установок располагались на выжидательных позициях, готовые выехать на основные позиции и произвести залпы. Они действовали по армейскому плану. За станцией Назия стоял приданный нам бронепоезд.

Мы волновались. В который раз проверяли, все ли готово. Разведка непрерывно следила за противником. Стрелковые подразделения уточняли на местности свои задачи, увязывали вопросы взаимодействия с артиллерией, танками.

Настало утро 12 января. Сверены часы, отданы последние приказания. Ждали сигнала «Ветер», по которому артиллерия откроет огонь.

Осталось пять, потом три минуты. По телефонным проводам понеслись команды «Приготовиться к „Ветру!“», «Натянуть шнуры!». Тысячи людей замерли у орудий, минометов, в окопах, на наблюдательных пунктах.

— «Ветер»!

Дрогнула земля. Ударили тысячи орудий. Снопом огневых стрел взмыли в небо реактивные снаряды. Гул их разрывов в расположении врага басовитым рокотом перекрыл все остальные звуки.

На фронте протяженностью шестнадцать километров бушевал огонь. А в пятнадцати километрах перед нами крушили оборону врага тысяча семьсот орудий 67-й армии Ленинградского фронта, продвигавшейся нам навстречу.

Полковник Бураковский, группа офицеров штаба и я находились на наблюдательном пункте, врытом в железнодорожную насыпь. В окопе десяток телефонов и радиостанции, связывающие нас с частями. На планшетах и кусках фанеры наколоты кодированная карта, план артиллерийского наступления, схемы целей, огня, связи, огневого вала, таблицы сигналов взаимодействия и позывных — все то, что нужно для быстрого и точного управления огнем.

На наблюдательный пункт непрерывным потоком поступали доклады командиров артиллерийских групп. В обратном направлении по радио и телефонам неслись распоряжения.

Все было тщательно продумано и расписано. Нам оставалось лишь одно: следить, как выполняется поставленная задача. Наблюдать за противником и своими войсками невозможно: все потонуло в дыму.

Огневой налет закончился. Прозвучал сигнал «Снег», обозначавший начало периода подавления и разрушения отдельных целей. Огонь основной массы орудий и минометов перенесся в ближайшую глубину обороны противника. Другая часть артиллерии уничтожала отдельные цели на переднем крае. По амбразурам дзотов, по столбам проволочных заграждений и по надолбам били орудия прямой наводкой. По участкам траншей, по наблюдательным пунктам и блиндажам вели огонь 120-миллиметровые минометы и гаубицы. По мощным дзотам и убежищам стреляли тяжелые батареи.

Различить в общем гуле стрельбы резкие хлопки противотанковых пушек было невозможно. Но я знал, что батареи старших лейтенантов Соколова, Понятовского и Макурова стараются вовсю. Каждое орудие должно выпустить по гитлеровцам двести снарядов.

Новый сигнал — и опять огневой налет всей артиллерии по первой позиции противника.

Уже целый час длилась артиллерийская подготовка. На огневых позициях — напряженная работа. Орудийные расчеты, несмотря на январский мороз, трудятся без полушубков. Жарко людям. Раскалились стволы пушек и гаубиц.

В воздухе послышалось гудение моторов. Наши самолеты несколькими волнами надвигались на вражеские позиции. Они шли бомбить артиллерийские батареи, штабы и резервы противника. Как их много на этот раз! А ведь год назад в 14-й воздушной армии Волховского фронта насчитывалось всего полсотни исправных машин, да и то старых образцов!..

До конца артиллерийской подготовки осталось пятнадцать минут. Темп огня резко усилился. Последний огневой налет перед атакой самый мощный. Орудия били с предельной скорострельностью. Опять взвились к небу огненные стрелы реактивных снарядов. «Катюши» произвели залп за пять минут до атаки.

Бураковский кричит в телефоны, предупреждает командиров батальонов: быть готовыми к броску вперед. Я приказываю командирам артиллерийских групп перенести огонь на первый рубеж огневого вала. Артиллерия, не делая паузы, обрушивает удар по первой траншее противника. Ждем сигнала о перенесении огня на следующий рубеж. Это будет означать, что пехота пошла на штурм.

Но вот уже десять минут держим огневой вал на первой траншее, а атаки все нет и нет. Что там пехотинцы медлят?

Наконец взвились к небу зеленые ракеты.

— По рубежу «пантера», огонь! — радостно скомандовал я в телефоны.

Огневая завеса тремя скачками, по сто метров каждый, передвинулась на новый рубеж огневого вала.

Но снова неприятность. Батальоны сигнал дали, а в первую траншею не ворвались, залегли перед ней.

Бураковский по телефону ругает комбатов, торопит их. Оказывается, пехота поджидала запоздавшие танки. Кроме того, бойцы, ни разу не ходившие в атаку за огневым валом, боялись огня своей артиллерии, который грохотал в трехстах — четырехстах метрах от них.

— Морозов! Придется перенести огонь вперед, иначе пехота не поднимется! — говорит Бураковский.

Пришлось перенести огонь на следующий промежуточный рубеж. Как раз к этому времени подошли танки, пехота бросилась в атаку следом за ними. Первая траншея была взята на участке 2-го и 3-го батальонов.

В худшее положение попал 1-й батальон, наступавший без танков на левом фланге бригады, на Мишкино. Расстояние здесь между передним краем противника и исходным положением батальона достигало пятисот — шестисот метров. Нужно было преодолеть это пространство по ровной местности.

Батальон смело ринулся в наступление, но, как только с Мишкино был снят огонь артиллерии, враг начал бить с фланга из пулеметов и орудий. Пехота залегла.

Произошло то, чего мы опасались. Ожили опорные пункты противника на высотах юго-восточнее Мишкино.

Откуда-то с юго-запада открыли огонь несколько вражеских батарей.

1-й батальон попытался подняться в атаку. Некоторые бойцы добежали до проволочных заграждений. Но гитлеровцы ударили навстречу из автоматов и пулеметов. Заработали минометы противника.

— Эх, пропал батальон! — с болью в голосе воскликнул Бураковский. — Дай по Мишкино огня побольше!

— Нельзя, товарищ полковник. Пехота залегла перед самыми проволочными заграждениями, своих перебьем.

— Тогда прибавь огня на фланге, по высотам!

— Туда бьют пять батарей и бронепоезд. Сами видите, все высоты в разрывах. Резерва у меня нет. Не снимать же артиллерию с огневого вала!

— Нет, этого делать нельзя. Вот положение!

Трудно было следить за боем 1-го батальона. Роты, несмотря на усилившийся огонь, пытались преодолеть последние сто метров, отделявшие их от противника. Люди падали, сраженные пулями и осколками.

Одна рота все-таки ворвалась в траншею. Но поддержать смелую атаку не удалось. Вражеская минометная батарея преградила дорогу другой роте, бросившейся на выручку товарищам. А в траншее шла неравная схватка, рота отражала контратаку за контратакой и погибла почти вся.

Фланговым огнем со стороны Мишкино и с господствующих высот юго-восточнее этого пункта противник простреливал наши боевые порядки. Вражеская артиллерия прижимала к земле атакующую пехоту. После неудачных попыток овладеть Мишкино командир бригады отказался от захвата этого опорного пункта. Все усилия решено было перенести на Тортолово.

— Пошли в батальоны, разберемся, в чем там дело, — сказал мне Бураковский.