Тот самый одноклассник (СИ) - Морская Лара - Страница 86

Рядом кричит Алексей, друзья с трудом удерживают его на месте, но мне не страшно. Наверное, потому что гость предупредил меня взглядом. Он не собирался делать то, что предложил, а хотел, чтобы я посмотрела на реакцию Данилы.

— Нет, — чётко и без колебаний ответил тот, не оглядываясь назад.

Данилу вытолкнули на улицу вслед за отцом, Семён пошёл следом. В гостиную вернулись четверо — Анна Степановна, Иван, Вадим и я. Алексей остановился в дверях, глядя на меня раненым взглядом.

— Ника, прошу тебя, дай мне шанс всё объяснить.

Он шагнул ближе, но остановился. Боялся подойти ко мне. Держался за дверь, думал, что я сбегу в истерике и откажусь с ним разговаривать.

Что есть ложь? Недоговорки. Притворство. Самообман. Уж я-то знаю, могу лекции читать на эту тему. Осуждаю ли я Алексея за то, что он не сказал мне всю правду до конца?

Нет.

Но я осуждаю его за то, что до сих пор считает меня слепой дурочкой. Неужели он думал, что я не догадалась? Хочется презрительно фыркнуть.

Наивный мужчина!

После случившегося, с моей-то паранойей, я прошерстила нашу совместную историю и во всём разобралась. Картины в квартире Алексея стали последним кусочком головоломки.

Например, как можно было не догадаться про Лёшины чувства в школе? Уж слишком отчаянно он защищал незнакомую девчонку. Да и со школьным спектаклем давно разобралась. И с тем, кто помог мне подняться с пола, и с тем, кто не подпустил Данилу ко мне после срыва. Учителя сказали, что у Данилы аппендицит. Какой аппендицит, если у него на животе нет шрамов?

Да и о том, кто посылал ко мне учеников, тоже догадалась. Вспомнила слова Олега Максимовича, что он с детства занимается единоборствами, а также то, что он спросил про Алексея. Тогда меня и осенило, что большинство учеников — крепкие мужчины средних лет. Не без труда, но выяснила, куда ведут следы — в Лёшину академию. Только про аукцион не знала до сегодняшней поездки.

Смотрю на Лёшу, стараясь не выражать эмоции. А их много. Навалом. Большой снежный ком, который не хочется выкатывать наружу в присутствии посторонних.

Одержимость бывает разной. Кто-то следит за тобой, чтобы обидеть, чтобы использовать, а кто-то, чтобы защитить. Или, как сказал бы Лёша, сделать приятное. Мне нравится то, что он заметил меня в школе, что следил за мной издалека. Мне всё в нём нравится, без исключений.

Алексей пытается прочитать мой взгляд, мучается, порывается подойти и не решается.

За ложь надо наказывать. Обязательно. Только можно сделать это по-разному.

— Как ты мог… — говорю тихо и с чувством. Лицо Алексея вытягивается, он моргает, пытаясь справиться с взрывом эмоций. Невольные свидетели нашего разговора замерли, дожидаясь развязки. — Как ты мог! — повторяю ещё раз для пущей внушительности и, посчитав эти слова достаточным наказанием, заканчиваю: — Как ты мог повесить мою лучшую картину вверх ногами!!!

Тишина оглушает.

Присутствующие пытаются понять мои слова, словно я произнесла их на иностранном языке. Единственная, кому не нужен перевод, — это Анна Степановна. Хмыкнув, она говорит:

— Ты давно обо всём догадалась, не так ли, Ника?

— Вы мне льстите, Анна Степановна, — отвечаю сухо, не желая строить между нами мосты. — Не так уж и давно. Про картины узнала только вчера, когда заглянула к Лёше в квартиру. После случившегося ваши сыновья справедливо считают меня наивной дурочкой, а я, уж поверьте, учусь на своих ошибках.

Лёша постепенно пришёл в себя и теперь стоял рядом, сложив руки на груди.

— Ну-ну, учится она.

— Учусь. Посмотри в окно, Лёша, и скажи, что ты видишь?

— Деревья? — ответил вопросительно.

— Вот именно, что деревья. И на моей картине тоже дерево. Если стоишь близко, то видны разбросанные по холсту геометрические формы, а если отойти, то очевидно, что это дерево. Даже ствол есть. Поэтому картина и называется «Взгляд издалека». А ты умудрился повесить дерево вверх ногами!

Алексей изумлённо взирал на меня.

— Дерево?? На той картине дерево??

— А ты что думал?

— Не знаю… думал, это взрыв какой-то… фигни.

Иван захохотал.

— Ника, ещё не поздно переметнуться к третьему брату, мне твои картины нравятся.

— Уволь! Мне ваша семейка… уволь.

Знаю, что грубо, зато честно.

— Что ж, мне пора мыть посуду, — сказала Анна Степановна, хотя ни в гостиной, ни на кухне грязной посуды и в помине не было. Кроме пресловутого ледяного стакана.

Поднявшись, она пошатнулась.

— Я помогу, мам, — вызвался Иван.

Я положила ладонь на плечо Алексея.

— Ты тоже останься с матерью, помоги, а я вернусь в город с Вадимом.

— Нет! Я не отпущу тебя. Мы вместе поможем матери, а потом…

— Минутку! — воскликнула Анна Степановна. Твёрдо, резко, совсем не так, как она разговаривала с бывшим любовником. С мужчиной, которого любила так сильно, что прожила много лет в одержимости его сыном. — А меня спросить не хотите? — поинтересовалась она с иронией. — Со мной никто не останется, у меня много дел. На премию «Мать года» я не претендую, но желаю тебе счастья, Лёша. Я ошиблась, не разгадала весь расклад и попутала ваши жизни. Извиняться не стану, не ждите. Идите и будьте счастливы. Ты, Ваня, тоже езжай домой и займись синяком. И не кряхти так, теперь хоть на мужика похож. А я… — Анна Степановна вздохнула и посмотрела в окно, пережидая сильные эмоции.

— Будете паковаться? — спросила я. Какое бы прошлое ни связывало нас с этой женщиной, в данный момент я чувствовала её отчаяние. Сильное, на всю глубину женской сути, доведённой до предела.

Анна Степановна мужественно улыбнулась.

— Не так, чтобы уж очень паковаться, только самое нужное. Поеду налегке.

— Останетесь с Данилой?

— Всегда.

Мягкая улыбка с привкусом обречённости.

Моё прощание с Анной Степановной Резник.

Домой мы ехали вдвоём с Лёшей. Вадим сбежал на поезд, становиться свидетелем наших разборок ему не хотелось.

— Мне нет оправданий, — начал Алексей.

— Никаких.

— Я должен был сразу сказать всю правду.

— И тогда я бы сбежала в другой город.

— Когда попрощался с тобой после ужасной сцены с Данилой, думал, никогда больше не встретимся. Ты видела, что я схожу с ума рядом с тобой, и когда я спросил, хочешь ли ты обо мне знать, ты сказала «наверное, немного». По сравнению с тем, что чувствовал я, это было ничем, пустым местом. Поэтому я ушёл.

— И тут я появилась в академии…

— Ты пришла из любопытства. Я не смог тебя отпустить и обещал себе, что, если у тебя появятся настоящие чувства, сразу скажу правду.

— Поздновато как-то, тебе не кажется? — усмехаюсь. Мне нравится его задирать.

— А я и сейчас не уверен в твоих чувствах, — съязвил в ответ.

— Вот и хорошо. Тебе полезно понервничать. Ладно, давай уж, сталкер, раз дождался настоящих чувств, то признавайся во всём содеянном.

— Я никогда за тобой не шпионил, Ник. Про школу ты уже всё знаешь, добавить нечего. Тебя никто из нас не интересовал. Я однажды с тобой заговорил, но ты смотрела сквозь меня, а потом сразу отошла к своему парню. Помнишь?

— Нет, извини.

— После школы я спрашивал про тебя у общих знакомых и как-то… привык тобой интересоваться. Говорил себе, что делаю это только из-за Данилы, проверяю, что всё в порядке, но это неправда. Я ещё в школе обещал себе держаться от тебя подальше, для твоей же безопасности. А потом на вечере встречи кто-то сказал, что ты ушла из художественной школы и даёшь частные уроки взрослым. Тогда я решил попробовать… — Алексей вздохнул и провёл ладонью по волосам.

— Что попробовать? — В ответ Алексей выразительно дёрнул бровями. — Не может быть!! Ты собирался записаться на уроки? Ты?? Серьёзно??

— Да. Нет. Думал об этом, но так и не позвонил. Решил, что пока держусь от тебя подальше, всё в порядке, а если окажусь рядом, то сорвусь. Не смогу быть просто учеником. А я тебе никогда не нравился, да ещё если учитывать историю с Данилой… небезопасны такие игры. Попросил друзей, чтобы они тебя порекомендовали, кто-то даже повесил объявление.