Крылатая.Небо для двоих (СИ) - Калина Анна - Страница 35

Естественно, имя отца упомянуто в записях. Как же, такой скандал, такой резонанс. Такая приятность для храмовников. Член ковена, доверенный и любимый помощник князя - и предатель. В протоколе было четко записано: «Измена интересам государства. Шпионаж на благо сторонней державы». И все, помощи от ковена ждать не приходилось. Да и доказательства были неоспоримые. Мой батюшка был мастером по части ядов и шифров. Его записи разгадать не мог ни один шифровальщик. А еще отец произвел уникальные симпатические чернила, за рецепт которых готовы были убивать главы соседних государств. Так как проявить их ничем нельзя было. Там был заковыристый такой составчик, который знали только батюшка и князь. Вот и велась вся личная переписка этими чернилами.

А потом в один из дней разведка донесла, что записи рассекречены, а их содержание попало в руки заморских шпионов. Кстати, сами шпионы были пойманы и допрошены. Под пытками они на отца и указали. После такого обвинения, даже если бы ковен захотел, вмешаться ему бы не дали. Так как разделение власти было четким, преступления магического характера судил только ковен, а вот нарушения общих законов карались органами общей власти. Если бы отец кого-то отравил или при помощи обряда вызвал болезнь или одержимость, его бы передали в ковен, но отца обвинили в измене, вот он и попал на суд к людям. А еще такое клеймо. Члены ордена отвернулись от Загора Жваго, как от чумного, стараясь забыть о существовании того, кто так опорочил их братство. Оттого меня и обдавали таким презрением не только люди, но и маги. Отец стал символом вероломства магов, дав пищу для подозрений и обвинений всего нашего сообщества.

Бедный отец, у него не было ни шанса спастись или оправдаться. Его назначили виновным, а суд был просто формальностью. Никто его не спасал, никто не защищал. Я моталась по городу в поисках поддержки, но натыкалась на стены равнодушия. Да, в те дни я думала, что сойду с ума.

И вот что странно, смерть верховного волхва я сразу, еще тогда, связала с трагедией в Жабицах. Это было очевидно, все говорили, что у святейшества не выдержало сердце от боли за умерших. Но я еще ни разу не связывала эти два события с арестом отца. А вот теперь меня посетила мысль: «А сам ли умер волхв?» И в свете этих мыслей, назрел вопрос очередной: «А мог ли отец узнать причину смерти волхва? И не стал ли арест попыткой заткнуть папе рот?» Ведь так удобно, маги сами от него отвернулись, а их отстранение было регламентировано законом.

- Даня? Ты там живая? - Уля потрясла меня за плечо.

- Похоже, арест отца связан с гибелью этой деревушки и смертью жреца, - сипло произнесла я.

- С чего ты это взяла? - удивился Каратай, взбираясь на мое плечо для изучения текста. - С чего такие выводы?

- Хронологию событий изучите, - я разложила книги перед друзьями. - Гибнет деревушка, а храмовники вместо скандала тихонечко затирают это дело. А потом, о чудо, издыхает их идейный лидер. Они избирают нового и с видом, будто ничего и не было, живут дальше. И буквально через месяц скандал с отцом.

- Думаешь, он узнал что-то, что могло погубить репутацию храма? - протянул Листик, склоняясь над книгой.

Я молча кивнула.

- Но что? - резонно вопросила Уля.

- А этого мы можем никогда не узнать, - вздохнул Каратай. А потом ворчливо подытожил: - И вон, оглашенный этот мчится. Со свитками какими-то.

Жрец и вправду мчался в нашу сторону, путаясь в складках рясы и то и дело роняя свитки из увесистой стопки. Лист осторожно закрыл все изучаемые нами книги. Как говорится, поди их знай, этих святош. Далее в архиве нам пришлось выслушать лекцию о планах храма по реформированию образовательной сферы. Жрец захлебывался от восторга, вещая о постройке новых храмов и часовен. Мы, незаметно позевывая, делали вид, что ужасно заинтересованы беседой.

Из архива мы вывалились на самый солнцепек, вынеся оттуда больше вопросов, чем ответов. Идти по главной площади было жарко, солнце палило так, что камни мостовой раскалились едва ли не докрасна. И мы свернули в переулок, где было прохладно и тенисто. Резво застучали подошвами по камням, надеясь дойти до дома до того, как солнце сожжет все вокруг. Я продолжала обдумывать прочитанное, пытаясь отловить за хвост мыслишку, подленько хихикающую где-то в темных закоулках моего подсознания. Каратай тоже казался потрясенным и растерянным. Лист и Уля просто шлепали впереди нас, беседуя на отвлеченные темы. Вот такие задумчивые мы и брели по улицам, пока радостная толпа не оттеснила нас к стене ближайшего дома.

Мы как раз брели мимо одного из столичных храмов. Стоящий в тени, он не был самым большим или самым богатым, но отчего-то именно его полюбил простой люд, направляя сюда свои стопы для вознесения просьб богам. Вот и сейчас тяжелые ворота распахнулись, из храма вышли жрецы в своих унылых, серых, как осеннее небо, одеждах. Люди угомонились и чинно принялись подниматься по ступеням храма. С почтением кланялись служителям культа, и все как один с подобострастием глядели на сухонького старичка, жавшегося в дальнем углу. Неприметный такой, со слегка безумным взглядом и клюкой в узловатых пальцах.

- Ишь, как грехи замаливать рвутся, - хихикнула Уля.

- Не нужно так, - с укором произнесла я. - Люди ищут утешения и идут к тем, кто его дает. Посмотри на них, это простой люд. Самая небогатая часть горожан.

В толпе и вправду было мало хорошо одетого народа. Рабочие, ремесленники, нищие, попрошайки, бездомные. Именно эта часть населения тянулась к храму сильнее всех, и именно это покорное стадо являлось оплотом власти храма. Безропотные, неграмотные, затюканные, живущие в нужде и зависимости от своих уважаемых соплеменников, они внимали каждому слову верховных жрецов. И они, не задумываясь, поднимут на колья любого, кто бросит камень в сторону храма. Не от того, что они плохие, просто они слабые в силу своей тяжелой жизни и отсутствия знаний. И таких в нашем мире большинство. Оттого храма так боится князь.Оттого храм так ненавидят маги.

- Ну, с виду они не такие и страшные, - протянул задумчиво Лист. - Особенно тот.

Я уже знала, на кого кивнул мой друг. Даже не поворачивая головы знала, что это тот самый старичок, стоящий за спинами жрецов. Брат Лукий. Безобидный с виду старичок, скрюченный болячками и бременем прожитых лет. Я бы тоже кустилась на эту маску, не увидев однажды, как бледнел и трясся при этом «старикашке» наш тогдашний верховный волхв. Лукий не выступал перед толпой, не толкал громких речей, не бывал на аудиенции у князя. Нет, но именно он указывал что, как и кому делать в ордене. Кто займет главенствующий пост, а кто уйдет в тень, кого казнить, а кого миловать. Не знаю почему, но от вида этого человека меня всегда била нервная дрожь. Я боялась его и всячески избегала с ним встреч.

- Лучше не смотри на него, - посоветовала я другу. - И храни тебя небо от участи встать на его пути. - У него столько власти? - удивился Лист. - Он и есть власть... и не только в храме, - вздохнула я и потянула друзей далее по улице.

Какой-то сегодня день, полный потрясений. Одно другого сильнее. Вот такая задумчивая и потрясенная я и шагала под палящим солнцем. Над ухом сопел Каратай, Лист и Уля решили меня не трогать. И правильно, мне бы нервишки свои неуемные унять. И я стала думать о завтрашнем путешествии. Вот, на этом и сосредоточусь. А то еще опять кошмары нагрянут. Хотя в присутствии дракона они наведываться ко мне перестали, видимо, мой Яр настолько грозен, что пугает своим видом даже нематериальных врагов. Мой грозный дракончик... Мой подарок небес.

Города я так и не увидела, кругом только холмы да поля, засеянные пшеницей, льном и еще какими-то культурами, мною не идентифицированными. Где-то недалеко шумело море, плеск волн и крики чаек были слышны даже здесь, ветер доносил ароматы соли и водорослей. Меня, как в детстве, переполняло волнующее ощущение чего-то удивительного. Но вот сколько я не вглядывалась в горизонт, города я так и не разглядела. Только бесконечные скалы вдали, уходящие обрывами к морю. Уже и море стало видно, а город продолжал прятаться от моего пытливого взора. Хм?