Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева (СИ) - Воронцов Александр Петрович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/46
- Следующая
Класс оживился, предчувствуя новое развлечение. Вчерашний урок истории запомнили все.
— Во, новенький дает! Счас снова цирк будет, — сказал кто-то за его спиной.
Учительница тоже услышала эту реплику, отчего немного покраснела и еще больше взвилась.
— Прекрасно, значит, по теме ты, Зверев, готов отвечать. Прошу к доске.
Макс вышел к доске, хотя не понимал зачем. Не писать же на ней стихи. По программе они как раз должны были проходить Есенина.
— Сергей Александрович Есенин — великий русский поэт, певец родного края и русской природы…
— Постой, Есенина мы проходили на прошлом уроке, а сегодня у нас Владимир Владимирович Маяковский. Знаком с творчеством Маяковского? — «русачка» явно решила взять реванш.
— Конечно, знаком. Маяковский — один из моих любимых поэтов.
— Да? Один из…? — учительница была явно озадачена, — А кого еще можешь назвать?
— Ну, многих… Из классики — это, наверное, Есенин, Фет, Блок, из «Серебрянного века» — Бальмонт, Гумилев, Северянин, из современных — Роберт Рождественский, пожалуй, самый любимый.
Учительница сразу была выбита из своей колеи. Четвероклассник, читающий Бальмонта и Гумилева — это было что-то из ряда вон. Впрочем, в советской школе такого быть и не могло — с творчеством всех этих поэтов Макс познакомился уже в студенческие годы. Но раз уж он принял решение выделяться во всем — то назад пути не было. Зачем он это делал — пока точно не знал, но доверял своей интуиции, своему чутью. А интуиция Зверя никогда еще не подводила. Поэтому надо было добивать «русачку».
— По программе четвертого класса нам дали всего два стихотворения Маяковского, причем, идеологически выдержанные — «История Власа лентяя и лоботряса» и «Песня-молния». Могу прочитать и рассказать, о чем там, идея, образы художественные, наизусть ведь нам не задавали, правда?
— Наизусть не задавали, это верно, просто прочитать и… А что еще Маяковского ты читал?
Зинаида Максимовна, что называется, «поплыла». То есть, пошла на поводу у Зверя, который навязал училке свой стиль и темп общения. Теперь можно было брать ее, как говориться, тепленькой.
— Я много прочитал, конечно, больше всего его дореволюционный период, так называемый «желтокофточный». «Облако в штанах», «Скрипка и немножко нервно». Могу прочитать наизусть одно из самых любимых — «Послушайте». Правда, его уже растащили на цитаты, особенно, про звезды, которые зажигают…
— Интересно, интересно… Послушаем? — сказала Зинаида Максимовна, обращаясь к классу.
Класс дружно выдохнул привычное «Даааа!»
«Как дети все, ей-Богу, даже как-то неинтересно… Я бы мог все уроки так срывать… Хотя нет, не все — на математике так не выпендришься…», — Зверь поскучнел.
Математика шла третьим уроком.
— Хорошо. Итак…
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Значит — кто-то называет эти плевочки
жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит -
чтоб обязательно была звезда! -
клянется -
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
«Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!»
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают -
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!
Макс сделал паузу. Похоже, в классе мало кто дослушал его до конца, большинство снова занялись своими делами. Впрочем, некоторые девочки слушали его очень внимательно. «Для четвертого класса такой Маяковский еще очень сложен. А если бы я им тут из „Облака в штанах“ пару фраз прочитал? Про то, что „ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое, в женское…“. Меня б тогда точно к директору отправили сразу…» — Макс не сдержал улыбку.
— Стихотворение очень серьезное, а ты улыбаешься! Ведешь себя как-то совершенно развязно, — Зинаида все же решила не отдавать инициативу ученику.
— Я улыбаюсь не этому стихотворению, а своим мыслям по поводу других стихов этого поэта. А веду себя свободно, а не развязно — именно так надо читать стихи. Не барабанить, как на митингах и отчетных концертах, это же поэзия… — Макс немного не сдержался.
— Стихи прекрасные, конечно я их читала…
— Так может Вы читали и это? Называется «А все-таки». «Улица провалилась, как нос сифили…»
— Достаточно! — учительница крикнула даже слишком резко. — Я вижу, что в поэзии ты разбираешься очень хорошо, по крайней мере, с творчеством Владимира Маяковского ты ознакомился даже слишком хорошо.
«Ну, да, если бы я сейчас прочитал „Улица провалилась, как нос сифилитика. Река — сладострастье, растекшееся в слюни“[36], то уж точно мало бы мне не показалось», — Макс понял, что палку лучше не перегибать.
— Я с творчеством многих поэтов ознакомился. И не только тех, которые по программе, и не только классиков.
— Да? Я вижу, что ты мальчик начитанный…
— Ага, он нам уже на истории рассказывал о том, что монголо-татарского ига не было, историк аж подпрыгнул… — сказал кто-то с заднего ряда.
— Неужели? Очень интересно, так ты у нас, Зверев, не только по литературе специалист. Откуда ты у нас такой вундеркинд?
— Я не вундеркинд, просто читать люблю. Я в АНД районе жил, а раньше — в Москве два года.
— Понятно, там, конечно, столица, уровень другой…
— Нормальный уровень, все от человека зависит, можно и в затерянном сибирском селе быть образованным и эрудированным, а можно и в большом городе оставаться деревом. Тут уже некоторые это продемонстрировали вчера… — Максим снова улыбнулся, а класс откровенно заржал.
«Потихоньку набираю очки», — подумал Зверь.
— А вот хотите прочту вам стихотворение, которое описывает всю жизнь человека? — он явно шел на провокацию и знал, что она получится.
— Я думаю, раз у нас сегодня такой поэтический урок, то никто против не будет, правда, ребята?
Класс снова выдал дружное «Даааа!»
— Тогда слушайте.
- Предыдущая
- 24/46
- Следующая