Импульс (СИ) - "Inside" - Страница 40

Кларк молча умывает руки, ныряя в перчатки, позволяя закрепить на себе оптику. Хармон тоже сосредоточен и напряжен — губы сжаты в тонкую полоску, и Эмили замечает вспотевший от напряжения лоб, когда на него падает свет от настроенных экранов.

— Левосторонняя трепанация будет, — только и говорит он; и в голосе не слышатся привычные задорно повторяющиеся нотки.

— Визуализирую входящее отверстие на четвертый и пятый квадраты. — Сара увеличивает изображение с помощью маленького рычажка справа от основного экрана. — У нас тут мозговой детрит слегка течет.

— Так вытри его, — слышится голос Кемпа.

— Я не могу, гений. — Сара закатывает глаза. — Отверстие не стерильное.

— Тогда не ной, — резонно замечает анестезиолог.

— Начинаем. — Кларк словно не слышит.

Хармон работает не так, как Гилмор — все его движения резкие, четкие, выточенные. Он не задумывается над разрезом, не обдумывает каждый свой шаг, а действует словно по внутренней установке, и Эмили уверена, что если бы она взяла линейку, то расстояние между отверстиями для трепанации было бы такое же, как прописано в учебниках.

Кларк это тоже чувствует, но не говорит ни слова.

Сара то и дело утирает пот со лба Хармона, в то время как Эмили едва успевает ставить дренажи и сушить: под едва отошедшей костью кровь льется рекой; а после поливает снятую надкостницу раствором фурацилина, наблюдая, как Кларк забирает с помощью мощного аспиратора кровавый сгусток — ту самую гематому.

— Выходим через разрез твердой мозговой оболочки на затылочную долю, — чеканит Кларк, не отрываясь от «Лейки». — Пуля на третьем сантиметре от поверхности головного мозга. Сначала достаю осколки. Дайте мне свет и выведите КТ на экран.

Эмили опускает лампу ближе к нейрохирургу и подает корнцанг — изогнутый, почти невесомый зажим, чем-то похожий на пинцет.

На экране видны все действия Кларк: от того, как она вылавливает осколки и бросает их в жестяную кюветку, до извлечения самой пули — быстрое, точное движение влево и вверх.

— Сделаю гемостаз — и закрываем.

Она стерильным пинцетом поддевает специальную саморассасывающуюся тоненькую пластинку и аккуратно вставляет внутрь отверстия — теперь кровотечение на месте пули окончательно остановлено.

— Нужно будет исключить менингоэнцефалит… Все, ставь это на место.

Кларк срывает перчатки.

Операция длится не больше полутора часов, хотя Эмили, постоянно подающей, забирающей, ставящей бесконечные дренажи и промокающей кровь, кажется, что уже глубокая ночь. Хармону, наверное, тоже: ординатор выглядит изнуренным, когда накладывает последние швы, до конца «закрывая» пациенту голову.

Кларк уже в предоперационной — выпутывается из халата, срывает маску с лица и быстрым шагом выходит из блока, ни разу не оглянувшись.

Просто растворяется в воздухе.

Кемп хлопает Хармона по плечу, пожимает руку; Сара и Эмили помогают санитарам с кюветками; еще две медсестры забирают пациента — теперь ему предстоит долгая реабилитация в реанимации.

— График к чертям полетел, — жалуется Сара, снимая шапочку в помещении с умывальниками. — Когда вот теперь следующая операция? Через полчаса? Или вечером? Или вообще ночью?

— Да что ты ноешь весь день! — Стоящий рядом Кемп быстро заполняет бумаги. — У Гилмора сегодня вообще одни внеплановые. Даже на внеплановых у него вне…

— Помолчи. — Сара тыкает его кулачком в бок. — А где Лори?

— Понятия не имею. На, — он протягивает Эмили заполненные листки, — отнеси это ей на подпись. Пускай снимет копии для себя, а папку передаст Брукс — это теперь ее пациент.

— Но как…

— Брось. — Кемп наконец стаскивает с себя операционный халат. — Она у себя в кабинете закидывается кофе. Ну или в психиатрии убивает Чарли.

— Чарли?..

— Ты не знаешь? — Анестезиолог прыгает на одной ноге, пытаясь отодрать от подошвы прилипший кусочек пленки. — Этот мужик, пустивший себе пулю в лоб, — подопечный нашего психиатра. — Он опирается на стол и чуть не падает. — Только я тебе ничего не говорил, ок?

— Это не тайна, — фыркает услышавшая их Сара. — Чарли никогда не был хорошим человеком. Неудивительно, что после курса его терапий кто-то пожелал покончить с собой.

Эмили переводит на них непонятливый взгляд:

— О чем вы?..

— Ты, видать, лично с ним не общалась, — улыбается Дилан. — Или общалась, но не слишком тесно. У нас в бригаде младшего Кларка на дух не переносят. — Он прикрепляет бейджик на черный хиркостюм. — Впрочем, это все неважно…

— Хватит сплетничать. — Сара выходит из предоперационного помещения. — Пойдем лучше кофе пить, кто знает, когда в следующий раз этот чайник вскипит?

Но Эмили уже цепляется за футболку анестезиолога:

— Расскажите мне! Пожалуйста…

— А я говорила. — Сара набрасывает халат на плечи. — Она теперь не отстанет.

Дилан, конечно, закатывает глаза, но сдается:

— Черт с тобой. Кофе?..

*

Эмили и не знала, что в конце бесконечных операционных палат есть еще одна комната, напоминающая их служебную: такая же кухня с большими окнами, диван с телевизором, несколько столов со стульями, раздевалка, душевые — все одинаковое, шаблонное.

Но живое.

На стенах висят календари, плакаты, записки, какие-то листочки на скотче, фотографии на цветной изоленте, полароиды на булавках, вырезанные картинки на кнопках; внутренняя дверь с двух сторон исписана стихами и цитатами из книг, но самая яркая надпись сделана белой краской:

Aliis inserviendo consumor.

Сгорая сам, свети другим.

Здесь нет холодного белого света, наоборот — все вокруг теплое, чуть желтоватое, и с абажура лампы свисают чьи-то цветные четки; негромко работает телевизор, геометрической заставкой светится чей-то ноутбук, хлопает дверь раздевалки — и какой-то врач здоровается с ними, убегая на операцию.

Дилан подходит к кофемашине, засыпает из пакета молотый кофе и нажимает на кнопку — высокий одноразовый стакан начинает заполняться.

Сара ныряет в раздевалку и выходит через минуту. В своем вечном красном платье с прямоугольным вырезом, в туфлях на высоком каблуке и со строгим, гладким пучком она кажется богатой гостьей или пациенткой, но никак не врачом.

Первую чашку Дилан, конечно же, отдает ей, вторую — с высокой пенкой и обилием молока — подает Эмили, а затем делает тройную порцию эспрессо для себя.

Эмили пользуется случаем, чтобы рассмотреть анестезиолога более детально: темные волосы с ярко-красными прядками-перьями собраны в хвост, трехдневная щетина, черные татуировки; Эмили помнит, что, впервые увидев его без шапочки и маски, сравнила его с пиратом — смуглый, среднего роста, он со всего размаху плюхается на диван, закидывает ноги в мягких синих тапочках выше головы и, подложив под голову подушку, заявляет:

— Обожаю сплетни!

Сара громко фыркает.

— Мне за тебя стыдно. Моя прабабка трепала языком меньше, чем ты!

— Ну, так ты выйди и не слушай, — миролюбиво отвечает Дилан.

— Я не могу. Он слишком меня бесит, — следует ответ.

— Вы говорите про Чарли? — Эмили с недоверием качает головой. — Он показался мне весьма…

— Милым, добрым и радужным. — Анестезиолог шумно отхлебывает кофе. — Нет, дорогая, наш младший Кларк змея похлеще вашего Мосса. Тот хотя бы не скрывает того, что он урод.

— Ш-ш-ш! — Сара делает волнообразное движение рукой.

— Не связывайся с ним.

— С кем? — теряется Джонсон.

— С обоими, — уточняет Кемп. — Но, конечно, в первую очередь с Чарли.

— Да почему? — Эмили вспоминает разговоры у него в кабинете и теплое утро, наполненное уютом. — Он вернул меня на работу…

— Тебя на работу вернула Лори. — Сара наставляет на нее наманикюренный палец. — О Чарли речи вообще не шло. Я тебе больше скажу — они даже не виделись толком, у них графики в то время вообще не совпадали; она — в ночь, он — в утро, вот и пересекались на десять минут, прежде чем разъехаться по домам. И, поверь мне, за четверть часа ты ее точно не переубедишь. Так что она все сама, без его наводки.