Ключи ушедшего бога - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 54

Куда-то умчался и сам капитан. Такой бедлам продолжался считаные минуты, потом снова зазвучали отборная брань Бармалея и возмущенно-жалобные вскрики.

Капитан выволок на палубу прямо за ухо тощего юнца с едва проклюнувшимися усиками, придававшими их обладателю вид недоразвитого таракана, скрещенного с Гитлером.

— Кто тебе (трам-пам-пам) туда (трам-пам-пам) велел полетные артефакты класть? Какого (трам-пам-пам) ты кожухи (трам-пам-пам) не захлопнул наглухо (трам-пам-пам), коль загребущие руки куда не следует (трам-пам-пам) тянул?!

— Но дядя, я ж только поглядел! — пытался что-то выдавить в свое оправдание юнец.

— Палубу и посуду на камбузе драить будешь с этой минуты и до тех пор, пока «Летун» на посадку не пойдет. Чтоб у артефактной я тебя и близко не видел, иначе шею сверну, а сестре сообщу, что так и было! Она мне еще спасибо скажет, потому как на семью не лег тяжкий грех убийства!

Тяжело дышащий капитан подошел к нашей компании, стоявшей у борта судна чуть поодаль от прочих пассажиров, бестолково глазеющих на суету команды. Сдернув с головы шапку, лохматый мужик сбивчиво пробормотал слова благодарности. Заодно получил наши уверения в рассеивании смертельного видения и окончательно успокоился.

Признательный Бармалей оказался на диво словоохотливым и растолковал нам суть грозившей трагедии. Молодой да ранний, не в меру ретивый племянник, отданный в науку сестрицей, полез рассматривать летные артефакты еще на земле. Вроде как рассмотрел, а кожухи изоляционные, которые артефактам влиять друг на друга не дозволяют, не захлопнул как следует. Поспешил, отвлекшись на командный рев дядюшки, раззява. Вот из-за этого небрежения мы не прямо сейчас, а через часок-другой-третий, когда один за другим отказали бы левитационные, балансирующие и еще с пяток других артефактов, могли рухнуть вниз. К счастью, капитан, далеко не глупый мужик, кое-что смыслящий в магии, просчитал обстановку и первым делом ринулся проверять ценные приборы. Огреху отыскал мигом.

Благодарность капитана, носителя звучного имени Биддаррад, не ограничилась словесными изъявлениями. Лохматик решил везти нас за полцены (то есть уплаченный аванс остался в кассе, но расчет — ровно половина стоимости полета — с нас обещали не брать). Более того, он охотно довез бы нас до конечной точки путешествия, но увы! Мир материальный был против благотворительности. Приземляться в гористой местности, без специально оборудованных площадок да на территории сопредельного, пусть даже дружественного, государства, где наблюдалась недостача магической энергии, «Летун» не рискнет.

Мы не настаивали. Не пришлось прыгать с борта, спасая себя и багаж, — уже замечательно. Я облегченно вздохнула, подставляя лицо ветру.

— Радуешься спасению жизней, лирта? — одобрительно спросили сзади.

— Нет, тому, что вещи терять не пришлось, — честно ответила я и запоздало прикусила язык. М-да, демонстрация эгоистичных сторон натуры, наверное, не лучший способ добиться внимания симпатичного мужчины.

Шериф озадаченно кашлянул. Эх, коль поздно пить боржоми, я и выдала:

— Спасать жизни не все время получается — только если удается угадать значение меток смерти. Но везет часто. А без вещей нам в горах плохо пришлось бы. На того же Филю ветерок посильнее дунет — он носом и захлюпает…

— Понимаю. Когда изо дня в день спасаешь людей, начинаешь иначе относиться к своей миссии. Если сосредотачиваться на мелочах, важное кажется проще и не столь горько переживаются неудачи, — неожиданно мягко, я бы даже сказала сочувственно, промолвил жрец. И это вместо упреков и задирания носа!

Нет, какой он все-таки классный! Верно говорят, что самый эротичный орган у мужчины — это мозг. Внешность шерифская мне, конечно, тоже нравится. Но его спокойная готовность сначала думать, а потом действовать, отсутствие одержимости фанатика и заботливость — не менее важны. Эх, если бы он еще на первое место не ставил Первоотца, а потом все остальное… Но, увы, нет в жизни совершенства! Такие харизматичные мужчины непристроенными не остаются. Может, мне еще повезло, что в конкурентах божество мужского пола. Вдруг Шерифа получится… нет, не разделить — он же не бревно и не мешочек конфет, чтобы пилиться-делиться. Просто удастся занять в его сердце свободное место, и никого выпихивать из него не придется.

— Спасибо! — От избытка чувств я даже шмыгнула носом, чего за мной давно не водилось. Когда постоянно видишь смерть, то учишься воспринимать все житейские неурядицы как мелкие и перестаешь трепать себе нервы. Отгораживаешься, может, где-то как-то и черствеешь душой, чтобы не свихнуться.

А с Дабл-Кей, Шерифом и Филькой загородиться уже не получается. Влезли, гады, в душу, расположились с комфортом и… Что «и»? И мне уютно теперь, когда они рядом, и рефлекторно каждый день я начинаю с осмотра. Не дай бог пятна появятся, надо успеть, упредить, защитить!

Я смотрела на леса, равнины, поля, селения, проплывающие под днищем корабля, заключенного в защитный купол, смягчающий порывы ветра на высоте до легкого дуновения. Крепкая рука Шерифа лежала на поручне корабля в нескольких миллиметрах от моей. И пришло тихое понимание: здесь и сейчас мне уютнее и спокойнее, чем было когда-либо на Земле, где мой дар приходилось скрывать ото всех. Даже от родных. Может, из-за этого и прохладные между нами отношения установились. Когда сестра или мама в насмешку интересуются хмурым видом и намекают на месячные, а ты только что, считай, троих похоронила, просто потому что не сообразила, как пятна затереть, поневоле огрызнешься. Отсюда обидки, перерастающие в обиды, и отстраненность. Ладно, выпьют за упокой моей души из бара с отцом и простят окончательно. Они у меня вспыльчивые, но отходчивые, а смерть она такая — все обиды спишет.

Летели мы на «Летуне» часов пять-шесть, за это время корабль садился дважды. Один раз на пристани в каком-то городке не больше Либара, второй раз — уже в заштатном поселке, где выгружали какие-то большие ящики, занимавшие две трети трюма. Пассажиров особо не прибавлялось. Кто-то сходил, кто-то поднимался на борт, но народ явно осторожничал и массово путешествовать по воздуху, не являясь жрецами, адептами или магами под покровительством Вадера, категорически не желал. Новое — оно такое… Пока не станет старым, отношение к нему опасливое. А как опыт поднакопится, в привычку перерастет, так и страхи сами собой поуменьшатся. Дескать, все летают, и я полечу, а что кое-кто из этих «всех» падает, так летунов много, а упавших — мелочь статистическая. Надежда на авось и прочие пофигистские причины вечны в любом из миров.

Третья и последняя остановка, на которой наша компания покинула «Летуна», состоялась во второй половине дня. Садились мы в небольшом порту, где даже причальные места можно было пересчитать по пальцам одной руки. Зато никакой толкотни. Лошадей, проведших время полета в стойлах и, очевидно, даже не сообразивших, что они отныне лошади летающие, впрягли в карету и спокойно выкатили ее по сходням.

Местные, привычные к воздушным судам, мерили и «Летуна», и нас ленивыми взглядами. Лишь ребятня радостно гомонила, тыча пальцами в корабль.

Бармалей-Биддаррад лично вышел нас проводить и, задушевно попрощавшись, вручил Дабл-Кей что-то побулькивающее в темной мешковине. Выгрузившись, мы покатили по улочкам захолустного приграничного городка. Алрем никак своей близости к границе с Ламильяном не выдавал. Да и чему тут выдаваться? Родная страна щитовиков и моего тела на карте напоминала сильно потолстевший полумесяц. Край повелителей стихий касался лишь кончика рожка толстячка. Большая часть границ приходилась на Валисанту и Радильяр. И этот краешек «месяца» был гористой местностью, где привольно могли чувствовать себя лишь горные бараны и козы. Дорога с одной стороны на другую имелась формально. Даже на карте значилась, но проехать по ней в карете или верхом давненько не находилось желающих. Дорога, которую каждая из держав считала чужой, отродясь не ремонтировалась. А все почему? Потому как личной коммерческой заинтересованности в наличии тракта как средства связи или армейского маршрута не имелось. От торговых же путей обеих стран это захолустье находилось в таком далёке, что понятие «отшиб» стало бы для него незаслуженным комплиментом.