Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 66

Рехи чувствовал сильную дрожь, которая колотила опального короля, потому что их запястья связали одной веревкой, практически притачали друг к другу. Две ритуальные жертвы на съедение. Последний пир. Точно последний. Вряд ли Телла настолько отупела, что не понимала этого. Нет, она просто мстила. Хотела в последнем гибельном порыве получить сполна наслаждения за свою перекореженную жизнь. Впрочем, для Рехи мотивы отступали на второй план, его сжигала ярость с оттиском обиды на такую кривую-косую судьбу. Он исступленно бился затылком о столб, временами хрипло бормоча:

— Я тебя предупреждал, предупреждал!

— Этого не может быть… Они одумаются, — отзывался в тон ему Ларт, но тихо, неуверенно, уронив голову на грудь. Оба понимали, что никто уже не одумается, полукровки нашли очередное «великое зло». Раньше таким злом представали люди, эльфы, дикие ящеры — все естественные враги. А когда их победили, пришлось искать новых. И вот нашли. Если понадобились враги, то они всегда отыскиваются быстро. Легко же поставить на первого встречного клеймо и вновь утолять борьбой неискупимый голод ненависти.

Найти виноватых просто, когда есть вина, лежащая на всем мире. И Ларт в свое время умело управлялся с этой жаждой разрушения, пропитавшей его толпу отбросов и изгоев каждого встреченного клана, каждой занюханной деревни. Но любая сила рано или поздно обращается против создателя. Это познали на себе Тринадцать Проклятых, об этом предупреждал Сумеречный Эльф, от этого стенал Митрий. Вот только где их всех теперь носило? Где? Да хоть бы Двенадцатый прилетел темным вихрем разрушений — уж и это послужило бы хоть каким-то исходом. Разрушило бы бесконечную неопределенность ожидания. Время до утра тянулось непростительно медленно, скручивая нутро страхом и беспомощностью.

— Они одумаются, одумаются! — как заклинание, повторял ополоумевший Ларт. Содранная кожа, оболочка с кровавыми ошметками — вот и все, что осталось от «сиятельного короля». Жалкая полутень, призрак.

— Съедят нас, ты сам их научил, — жестоко бросил Рехи, топча очередную пустую надежду Ларта. — Ты сам разрешал им поедать своих павших. Ты теперь павший король, радуйся. О да, радуйся! Ты хотел славы и богатства? Хотел красоваться перед всеми, а, Ларт? Получай! Мы будем красиво хрустеть на зубах, когда нас пожрут заживо. Это тоже была твоя идея!

Рехи не знал, откуда в нем взялось такое красноречие. Но, наверное, он уже давно хотел высказать Ларту все, что скрывал и утаивал, опасаясь за свою шкуру. Он выплевывал и выплевывал слова, а с растрескавшихся губ срывались капли яда. Предводитель сначала слабо отнекивался, а потом просто замолчал, съежившись. Он нащупал пальцы Рехи и попытался сжать их, то ли чтобы приободрить, то ли чтобы выкрутить и причинить боль за жестокие слова. Голод туманил понимание жестов, как и всего остального.

— Эй… Эй, туша! Ларт, ящеры тебя раздери! — позвал его Рехи, уже не скрывая своего отношения за мнимой любезностью. Вновь вернулась стойкая убежденность, что все беды исходили от Ларта с начала пребывания в деревне.

— Чего… чего… — бормотал предводитель бессмысленно.

— Я тут умирать не намерен. Или ты хочешь, чтобы Телла сожрала сегодня вечером твои потроха? Еще, пожалуй, откусит сначала нам мужские органы. Типа в отместку за те ночи с ней, — фыркнул Рехи. Он отчаянно будил себя, отвращал от сонного оцепенения пустоты. На нем и мяса-то оставалось ничтожно мало, чтобы сгрызть. Только жилы да кости, как будто назло пожирателям плоти. Он всегда жил, выживал, назло, назло всем.

— Что ты предлагаешь? — прошептал Ларт, откидываясь назад. Теперь они соприкасались затылками, на которых запеклись кровавые струпья. За время короткого плена их успели избить ногами и пару раз приложить головой о землю. Каждый желающий получил свое право наделить ссадиной или синяком. Отбитое мясо готовили к поеданию. Рехи не мирился с этакой гадской несправедливостью. Даже если голод лишил последних сил, сознание проясняла смертельная опасность. Не впервой его кто-то мечтал съесть. На пустошах все так устроено. Да и везде, наверное. Хотя где это «везде»? До побега существовала только деревня. Она стала их крепостью, а ныне западней. На ней сошелся весь мир, все древние силы несли проклятья на нее. По крайней мере, так хотелось Рехи. Он мечтал больше не лицезреть омерзительных склизких линий мира, которых постоянно клубились над «крепостью» полукровок плотной воронкой, вызывая дополнительное отвращение. Лучше бы и впрямь свихнувшихся Двенадцатый обрушил свой гнев…

— Давай, веревку перетирай! — шикнул Рехи. Он почти забыл, каково это, командовать и направлять. Но даже в страшные мгновения почти без надежды на спасение это оказалось приятным.

Ларт попытался, потянув запястье Рехи назад. Несколько раз он неуверенно пошевелил тугими веревками вдоль столба, ерзая всем корпусом и больше мешая самому себе. Как будто раньше не освобождался он от пут. Или успел позабыть.

— Не могу… — выдохнул опальный король. Он просто не хотел сопротивляться, и сила иссякла из мощных рук. Как будто без короны на бестолковой башке уже и жить не надо! Как будто лучше всего стать чьим-то лакомством! Впрочем, Стража Мира вообще вели на убой аж к Разрушенной Цитадели.

— Слабак! — шикнул Рехи. — Щас, обожди.

Битва, команды — в этом Ларт не ведал равных, а вот навыки выживания любой ценой, похоже, подрастерял. Зато в Рехи они проснулись с новой силой. Он улучил момент, когда в шатре не осталось сторожей, извернулся, почти вывихнув плечи, и вцепился в веревку острыми зубами, принимаясь грызть ее и терзать. Ларт сперва разбирался, почему его руки потянули наверх. Он попытался тоже вывернуться, но широкоплечему телу не хватило гибкости. Может, он и отощал, но скелетоподобный эльф оказался проворнее.

— Все, — выдохнул вскоре Рехи, выплевывая обтрепанные слюнявые волокна. — Пробуем еще раз.

— А что потом? — бесцветным тоном спросил Ларт. Рехи дернулся вперед, желая с силой боднуть отчаявшегося предводителя для прояснения мозгов, но только ударился лбом о деревяшку.

— Нет! Не сдаемся, потом еще и еще… Пока не сбежим. Пока не дойдем, — в запале отвечал Рехи, сбивая дыхание. Он действовал, как во сне, не чувствуя полную реальность происходящего. Боль для него тоже притупилась. Даже когда он изранил десны, даже когда запястья покрылись кровавыми подтеками, а кожа на них обвисла ошметками. Все равно, ведь эти мучения не шли в сравнение с агонией, которую испытывали пожираемые заживо.

Уж слишком отчетливо Рехи помнил, как захваченных пленников растаскивали всей стаей по кускам. На земляном полу потом оставались содранные скальпы, иногда куски пальцев с ногтями. Зато глаза поедали в первую очередь, обычно они хрустели на зубах опального короля. Возможно, он наконец-то живо представил себе «радостную» картину, поэтому усерднее заработал руками, перетирая веревки.

— Да, вот так.

Ларт все-таки оживился, но его участие все равно выглядело недостаточным. Он то скулил, то тихо рычал, но внутри у него что-то сломалось. Глубже разума, глубже воли. Рушился его мир, дело всей его жизни растоптали и смешали с грязью. Прежнего Ларта не осталось, а нового Рехи еще не ведал. И постепенно проникался к нему скорее отвращением. Он не хотел наблюдать медленное гниение того великолепного страшного существа, которым король когда-то был.

«Если продолжит ныть, убью его», — решил про себя Рехи, когда веревки наконец-то поддались и лопнули. Сильные руки дернулись в разные стороны. В пальцах появилось желанное покалывание. А до того конечности онемели и заледенели, ощущаясь чем-то лишним и почти чужеродным. На удачу, сторожа все еще не возвратились.

— Выбраться бы теперь, — недовольно пробормотал Рехи, потирая запястья. Он планировал дождаться смены стражников, выпить одного или двух, а потом бежать. Иначе не хватило бы сил: все еще сильно шатало, мысли едва удерживались в голове. Каждое слово приходилось тщательно осмыслять, а на ноги и вовсе не удалось встать. Но жажда жизни пересиливала изможденное отупение.