Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 82
- Предыдущая
- 82/173
- Следующая
— Я устал, Рехи, как же я уста-а-ал. Строить, чтобы все смело подчистую. Все обречено, все умирает, — болезненно протянул Ларт, пряча лицо в складках закопченной туники Рехи, точно желая отгородиться от реальности, исчезнуть. И это ужасно не шло горделивому воину, всаднику.
Но… то лишь образ прошлого. Теперь его раздирала нестерпимая боль, полное понимание утраты. Он потерял целый мир и лишился своей силы.
Рехи сидел неподвижно, недоумевая, когда Ларт стал настолько доверять ему. Впрочем, больше ведь никого не осталось, никого из прошлого мира, ушел заразой из раны и опальный король, и сраженный всадник без ящера. Ему требовалась поддержка, иначе остался бы только бурдюк с кровью, оболочка, тень. Поддержка, а не пленение! Так что же мешало? Что? У них не осталось тайн, да они даже оба видели теперь уродливый лик Двенадцатого. Так о каком пленнике и бурдюке вообще шла речь? Пустошь и так притачала их друг другу, спаяла и сплавила, как два лезвия одного меча.
Рехи понимал какую-то неправильность происходящего, но на мертвой пустоши их бы никто не осудил, поэтому он просто крепко обнял своего бывшего предводителя. И, кажется, это немного успокоило Ларта, потому что он лишь с большим непривычным доверием зарылся лицом в кожаную ткань туники. Он искал защиты. У своего врага. Или не совсем врага? Или совсем не врага? Рехи и сам не разбирался.
— Теперь ты понимаешь меня, Ларт? Понимаешь? — все еще жестко отзывался Рехи, взывая к разуму обезумившего спутника. — Я тоже почувствовал это. Я тоже видел его!
Но Ларт по-прежнему только вздрагивал и стенал. Рехи неловко погладил его по спине и по голове, уже чуть мягче говоря:
— Ящер трехногий, ну, угомонись уже.
Постепенно Ларт успокоился, руки и ноги перестали судорожно дергаться. На какое-то время он так и застыл, крепко сдавив левое запястье Рехи. Кажется, он заснул, лишь временами твердя:
— Я не горю. Нет огня, нет…
— Не горишь, — отзывался эхом Рехи, трепля по голове, и с грустью рассматривал того, кто назывался раньше королем. — Я рядом. Я еще живой. Мы не горим!
Видимо, только причиняя боль другим, только верховодя ими, Ларт чувствовал себя уверенно. Стоило ролям немного измениться, как выплеснулась вся давняя боль, воспоминания о рабстве у людоедов, годы унижений и лишений, страдания горького изгоя, унесенные из Бастиона, издевательства. И кто еще знает, какие именно?.. Веревка на запястьях и понукания вогнали его в отчаяние столь глубокое и непроглядное, что чудилось, будто сама бездна взглянула кровавыми очами. Да еще ядовитые пары едва не отняли остатки разумности. Так не должно было случиться. Не с ним.
Может, Рехи теперь отомстил за себя в полной мере, но не испытывал от этого никакой радости. Напротив — его пронзала чужая нестерпимая боль, эти бессмысленные метания, эта непривычная беспомощность. Когда еще не ведавший пощады неукротимый воин прятал лицо, как малое дитя? Да еще на груди и животе вроде как своего врага? Рехи окончательно растерялся.
«Трехногие, я сломал его! У меня, получается, жизнь чище была. И я сильнее», — подумал Рехи и впервые ощутил чувство вины, снова похлопывая Ларта по спине, перебирая его волосы, вытаскивая из них кровавые ошметки.
Рехи с отвращением к себе отметил: «Да он чуть голову не разбил. Для уловки — это слишком. К тому же я слишком хорошо чувствую этого трехногого ящера. Он не лжет. Все время лгал, а теперь не лжет».
Хотелось извиниться перед ним, вернуть прежнего Ларта, стереть воспоминания о постылой веревке. Рехи никогда не стремился подчинять. И, возможно, именно теперь он искал самого верного друга, а не покорного раба. Ведь разделенные падут, а объединившиеся достигнут цели — так всегда твердил старый адмирал.
И если уж его совет совсем недавно спас жизнь спутника, Рехи невольно поверил и во многие красивые сказки из прошлого. Старик по-настоящему заботился о глупом злобном эльфенке, конечно, как умел, но зато искренне. Возможно, такая же поддержка теперь требовалась Ларту, хотя нет, совсем другая. Он вновь тихо спал и, кажется, теперь с него незримо слезала ложная старая кожа, рассыпалась чешуйками дурных воспоминаний.
Странным образом взгляд перекинулся на линии мира. Они по-прежнему оплетали мерзким кольцом все пространство вокруг, по-прежнему лезли в лицо липкими щупальцами. Но вокруг Ларта уже не теснились тугим клубком, напротив — постепенно рассеивались. И сквозь них даже проступило несколько чистых, светящихся серебром. Рехи с замиранием сердца рассматривал их, опасаясь дотрагиваться. Но теперь он убедился наверняка: бывший беспощадный предводитель изменился. Очень изменился.
— Я рядом, Ларт. Пока я жив, я буду частью твоего мира. Я не уйду, если ты сам не прогонишь, — почти без смысла бормотал полушепотом Рехи, надеясь, что воину хватит сил успокоиться, не сойти окончательно с ума, продолжить путь.
— Мир… Друг, — только выдохнул сквозь сон Ларт и плотнее сжал руку. Рехи сидел неподвижно и ждал, просто ждал, когда бывший предводитель отдохнет. Вернется. Хотелось верить, что вернется.
***
Через некоторое время Ларт действительно достаточно бодро встрепенулся и как будто что-то для себя решил, волевым движением стискивая плечо Рехи и доверительно заглядывая тому в глаза. Он почти забытым уверенным движением уперся лбом в лоб, упрямо и непоколебимо.
— Рехи, — хрипло, но твердо отозвался он. — Я иду с тобой.
— Ты и так идешь со мной уже сколько смен сумерек! — пожал плечами Рехи настороженно.
— Нет. Теперь я иду с тобой. Понимаешь? По своей воле.
— Зачем?
— Набить морду Двенадцатому Проклятому.
— Вот это мне нравится, как звучит, приятель, — улыбнулся Рехи, в ответ ему беззлобно оскалилось четыре клыка. Это был Ларт, его прежний Ларт, а не жалкий паникер, не сломленная оболочка и не бурдюк с кровью. Нет, даже не прежний, а совершенно новый, восставший из пепла. Рехи не привык доверять, но на этот раз точно знал: свергнутый король переболел своим коварством, вывелось оно из него за время скитаний.
«Как же я рад, что ты вернулся!» — добавил про себя Рехи. Его Ларт вернулся. Вернее, уже другой. Он достиг дна, упав с вершины. Но сумел собрать то, что осталось от него прежнего, отделив свою суть от ненужного вороха расколотых масок. Одновременно Рехи испытал отвращение к самому себе. Слишком долго он издевался над пленником, слишком жестокие команды ему отдавал, поэтому счел нужным смущенно отозваться:
— Слушай. Я слишком упрямый. Я не подумал о тебе… — Рехи поднял глаза, больше не избегая взгляда Ларта. — Если тебе тяжело, мы не пойдем к Последнему Бастиону. Я не хочу, чтобы тебя там убили. Правда! Я не хочу предавать тебя.
Но в ответ ему донесся твердый уверенный голос:
— Нет. Мы пойдем. Раз тебе нужно в Последний Бастион, мы пойдем. Будем искать твою Лойэ. А потом в Цитадель. Теперь, даже если ты решишь остаться где-то в Бастионе или еще трехногий знает где, я пойду до Цитадели. Больше некуда. Ведь я видел Двенадцатого. Видел… — голос его срывался то в едва уловимый шепот, то в восклицания: — Двенадцатый! О, Двенадцатый. Этот великий лжец, назвавшийся богом. Он нас создал такими, нас, полукровок, меня таким создал, сделал, перевернув все законы прошлого мира. И нас же, своих тварей, решил покарать за нашу природу? На нас обрушил извержение? Да, Двенадцатый? Все так! Так вот, слушай, слушай меня! Я иду до Цитадели! — Ларт схватил Рехи за плечи, упоенно говоря: — И я дойду, дойду вместе с тобой, мой эльф, мой проводник, мой мир. Мой Рехи. Рехи! Наши миры разрушены. Но мы-то остались! Нас уже двое, двое против Двенадцатого — этого достаточно. Правда, Рехи? Ты и я. Я и ты. Рехи, правда?
— Да.
— Рехи…
========== Сказания прошлого ==========
Город горел. Тлели здания, обрушивались черепичные крыши. На улицах уродливыми пятнами растекались лужи крови. А Рехи куда-то бежал. Нет, не Рехи — лиловый жрец без имени и назначения. Глупый-глупый лиловый жрец.
Смысла в его силе не осталось, он не умел по-настоящему управлять линиями мира. Если и умел, то не в тот день. Впрочем, ничего удивительного. Эта треклятая сила, которая воспринималась жрецом как священный дар, на поверку оказалась пустышкой, затейливым опытом Митрия и его шайки. Рехи злился на них даже во сне, пережевывая на зубах горький пепел. То ли от вулканов, то ли от пожарищ. Без разницы. Пепел везде остается пеплом — надежный ориентир. Сожженные трупы тоже похожи в любом времени.
- Предыдущая
- 82/173
- Следующая