Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 81

Но он вновь потерял сознание, а Рехи опасно приблизился к тому, чтобы провалиться вместе с ним в забытье. Он слишком измучился, но все же заприметил подобие пещеры в одном из монолитов. Каменная ниша оказалась неглубокой, в нее свободно забирался ветер, но все же она хотя бы давала иллюзию укрытия.

— Ничего, ничего… Отдохнем, и пойдем дальше, — вскоре успокаивал себя Рехи, кое-как за плечи перетаскивая измученного Ларта к скале. Рехи стащил с себя тунику и положил на нее… пленника. Пока у опального короля оставались связанными руки, он не звался иначе. Конечно, он слишком ослабел, но все же полубезумные идеи тревожили его раздробленное сознание. Еще кинулся бы прямо в пасть Разлома! Нет. Рехи решил, что безопаснее для него же оставаться узником, раз он еще бредил. Да и немудрено после всего, чем они надышались.

Поэтому Рехи осторожно развязал кожаный ремень, стягивавший запястья пленника, и обмотал один конец вокруг своей руки. Потом прижался спиной к спине Ларта, чтобы согревать своим слабым эльфийским теплом. А меч обнял, дабы немедленно выхватить оружие в случае опасности. Но все эти меры предосторожности служили скорее убогим ритуалом, данью своей старой злобе. Она тоже сползла старой шкурой там, среди огня.

Сердце же разрывалось от тревоги за Ларта. Впрочем, его хриплое дыхание вскоре слегка выровнялось. И на какое-то время Рехи удалось заснуть, не терзаясь от беспокойства, не созерцая призраков вокруг себя. Кажется, он никогда не спал настолько крепко. Но теперь четко знал, что Ларт никуда не сбежит, потому что от прошлого их отделил огненный разлом. Или еще не совсем? Что-то еще оставалось кошмарно нерешенным.

***

Пробудился он от слабых стенаний, которые напоминали слабый вой ветра в ущелье. Но вскоре Рехи окончательно порвал оковы сна, и понял, что это совсем рядом с ним кто-то тихо завывает раненым ящером. Кто-то… Да кому же здесь еще быть!

— Л-ларт… Ларт? — недоуменно вскинулся Рехи, надевая обратно смятую тунику. Вроде их не атаковали враги, не мучили больше ядовитые испарения, даже кашель прошел. Остался только глухой щемящий голод, но он воспринимался чем-то почти посторонним, излишним. Куда больше испугал вид забившегося в угол пещеры Ларта. Он сжимался в комок, натягивая короткий поводок.

Рехи никогда еще не видел настолько затравленного взгляда, пустого и беспомощного. Очень быстро пришло понимание — Ларт сорвался, не выдержал. Вот он прошел по грани смерти, а все равно его не отпускали, а все равно держали в плену, как тогда, у людоедов. Наверное, из-за этого он вздрагивал и всхлипывал. И это наводило ужас едва ли не больший, чем гейзеры и вулканы. Ведь пленил его Рехи. Он же спас, он же пленил, он же спас вновь, и вновь не отпустил. Точно по кругу безумия.

— Ла-а-арт… Ларт… Ларт, зачем? Почему? Что ты?..

Но никто не отвечал. Лишь короткие горькие стоны оглашали пещеру. Ларт стенал, как Ветер перед казнью. Он слишком долго падал с высокой-высокой горы непомерного самомнения и властолюбия, но вот достиг самого дна, больно ударяясь, рассыпаясь на несчетное множество осколков. И чудесное возвращение к жизни не собрало их. Даже наоборот — как будто сделало только хуже.

— Я такой же… Такой же, как ты… Просто ветер на пыльной дороге, просто ветер. Время… Ветер… — пробормотал Ларт. Он дрожал, все сильнее и сильнее. Рехи почувствовал это, еще когда они спали спина к спине лежа на голой земле, Рехи пытался согреть, вернуть к жизни. И словно лишь больше ранил, потому что теперь Ларт сотрясался от беззвучных рыданий:

— Я ничто! Просто пыль…

Раньше ему, наверное, казалось, что он король, по-прежнему опасный хитрый правитель, а состояние пленника — это так, временно. Недоразумение, неприятность. Достаточно переждать, перетерпеть, а потом снова все вернется, он придумает что-нибудь невероятное — соберет новую деревню, новых ящеров. Но с каждым днем пути все больше подкрадывалась нереальность этих идей. Теперь же на него свалилось полное осознание, что «король» — это приятное слово из далекого прошлого, а сам он просто такой же затерянный странник пустыни. До сих пор он шел временным пленником, временно свергнутый правитель, но вот понял — он просто бездомный путник, уже даже не всадник. Так подумалось Рехи, когда он пытался объяснить себе этот срыв спутника.

— Ларт? Что… Что с тобой?

«Это я сломал его», — подумал Рехи, почувствовав себя последним гадом. Ему претила мысль подавления чьей-то воли, даже если Ларт долго издевался в деревне, пытаясь превратить в ручного зверька. Но Рехи-то не превратился, а вот Ларт, кажется, потерял себя. Он плакал и дрожал, раздирая предплечья обломанными ногтями и тихо безнадежно скуля.

— Все разрушено… Все умирает, — бормотал он, уже безжизненно лежа на спине и снова кашляя.

Рехи склонился над ним и увидел, что из уголков глаз Ларта, этого страшного воина, вероломного правителя, катятся крупные слезы, оставляющие влажные дорожки на щеках и висках.

«А я ведь сильнее. Трехногие, я сильнее, потому что ничего не имел и не имею. Ничем не дорожил, ничего не создал. Как и говорил Митрий. Я ни о чем не сожалею, кроме побега Лойэ, но она сама покинула меня», — с ужасом подумал Рехи.

Его-то не перешибли ни плен, ни долгий путь с множеством смертельных опасностей. Потери делали его лишь упрямее, укрепляли его желание дойти до Разрушенной Цитадели. Ларт же сломался. Он негромко стонал, кривя дрожащие губы, и судорожно вздыхал.

— Ларт! — протянул Рехи пораженно, с укоризной. Видеть бывшего предводителя таким раздавленным казалось диким. Он не жалкий! Он опасный, равный противник! Таким его всегда считал Рехи, он хотел вернуть своего Ларта, а не оставаться рядом с этой тенью.

— Ларт, это из-за веревок? Да? Ну вот, видишь, нет ее больше! Нет! — сказал Рехи и расцепил запястья Ларта, закидывая куда подальше постылый поводок. Но, видимо, оказалось слишком поздно. Ларт безумно вытаращил глаза, вцепившись в плечо Рехи:

— Все умирает, Рехи! Все! У меня был мой мир, моя деревня. Но потом этот мир начал сужаться, да, он вытолкнул меня. Только это все еще был мой мир! Я бы строил планы, как вернуть власть, я бы… Но вот моего мира не стало! Мой мир разрушился! И я ничего не мог сделать!

Ларт снова заплакал, он бился затылком о камни, то воя пустынным призраком, то выгибаясь дугой, и все твердил:

— Они идут за мной! Они преследуют меня! Я вижу их! Вижу огонь, который поглощает мой мир! Я горю! Я тоже горю!

— Да не горишь ты! — рыкнул Рехи, слегка залепив Ларту по скуле, чтобы отрезвить. Кажется, подействовало, потому что бывший предводитель перестал метаться. Рехи воспользовался этим и мрачно продолжил:

— Мой мир тоже разрушился, когда ураган смел деревню. И второй раз, когда сбежала Лойэ.

— Миры рушатся, и остается только погибель. Ты чувствуешь, что мы идем, чтобы умереть? Преодолели огненную пустыню, чтобы… чтобы умереть, — выдохнул Ларт, страшно расширяя глаза, в светящейся синеве которых плескалось отражение Рехи. — Больше ничего нас не ждет. И мир наш разрушится так же, как моя деревня. Я столько лет создавал ее, столько лет терпел… Для чего? Для чего, скажи мне?! Здесь все обречено разрушиться! Только пыль! Пыль и пепел!

— Да ты бредишь, — снова со злостью воскликнул Рехи, встряхивая Ларта, заставляя его сесть и перестать разбивать затылок о камни. На спутанных белых волосах между хлопьев пепла уже алели красные дорожки. Ларт снова вцепился в плечи собеседника, его пальцы дрожали и кривились. Рехи перехватил его руки и растер запястья, на которых багровели кровавые отметины от веревки. Павший король тем временем вырывался и бился, словно с него заживо сдирали кожу.

— Нет, Рехи! Я вижу это! Я вижу! Двенадцатый насмехается над нами! Он ненавидит нас! Он рушит все, что нам дорого, потому что сам всего лишился! Я видел Двенадцатого, когда умер! Он ненавидит… как же он нас ненавидит! За что?! За то, что мы умеем только терять?

Ларт по-прежнему плакал и царапал ногтями землю, а потом вдруг согнулся пополам и уткнулся Рехи в грудь, отчего тот совершенно опешил. Тело опального короля пробирала сильная дрожь. Что-то открылось ему в эту ночь, что-то ужасающее и одновременно предельно сближающее с обреченным Стражем мира. Возможно, он почувствовал какую-то страшную силу и теперь неосознанно искал защиту. Или же просто жаждал хоть какого-то понимания и участия. Рехи сомневался, что способен дать даже малую толику, даже подобие теплоты. Но все же не отстранился.