По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 3

Комментарий к 1. Век глобальной преступности

Фанфик один из моих самых мрачных планируется. Мне интересно, кто готов его дальше читать. Оставляйте отзывы, пожалуйста!

Перевод эпиграфа:

Я не приношу совсем никакой пользы,

И кто может сказать в этом Аду,

Чего от нас всех ждут?

Я, признаться, больше не осознаю, зачем я живу.

Без сомнения – ни зачем.

========== 2. Боль ==========

Poussière errante, je n’ai pas su me diriger,

Chaque heure demande pour qui, pour quoi, se redresser…

Et je divague J’ai peur du vide.

Pourquoi ces larmes

Dis… а quoi bon vivre…

© Mylene Farmer «A Quoi je Sers…»

Тропики. Аванпост в юго-восточной части северного острова.

В соленой воде залива под поверхностью маячили тени акул. Немало огромных рыбин выискивали добычу, мелькая иногда близко возле причала, каждый раз, видимо, надеясь схватить часового аванпоста. Люди здесь мало отличались от этих хищниц, оскаливаясь сурово на появлявшиеся смертоносные челюсти, порой прошивая вспенившуюся гладь воды автоматной очередью, но акулы оказывались хитрее и уходили на глубину, точно вечные стражи острова, доказывавшие своими безумными ухмылками, что невозможно покинуть его пределы.

Бен давно зарекся соваться в реки, а уж тем более в залив, кишевший акулами, которые норовили утащить даже с лодки, на которой его везли якобы по поручению самого главаря. Что могло случиться? Хотелось думать, что кто-нибудь невзначай оторвал голову Ваасу. Хотя ничего хорошего для Бена этот факт не предвещал. Но все оказалось несколько иначе, когда он неторопливо выпрыгнул из ржавого зеленого корыта, называемого катером. Лучше бы ему никогда не лицезреть то, что открылось его взору…

Девушка лежала на песке посреди прибрежного аванпоста, распластанная, точно выброшенная волной рыба, нервно хватающая воздух ртом. Изможденное тело в грязной одежде — красной майке и джинсах — покрывали следы крови. На вид женщина, но пол в данной ситуации не играл определяющего значения, только вид страданий, причиненных не кем иным, как главарем, Ваасом, который придирчиво рассматривал результат своих пыток и гневно недоумевал, как смеет это создание лежать при смерти. И вправду: Бену издали показалось, что ситуация безнадежна, что несчастная уже бьется в конвульсиях агонии. Часто и судорожно сжимались ее пальцы, под кожей которых вблизи легко просматривалась каждая косточка. На левой руке красовался ужасающий старый рубец, словно кисть проткнули насквозь чем-то вроде отвертки. На запах свежей крови уже слетались вездесущие жадные мухи, стрекотавшие бесцеремонно прозрачными крыльями.

Бен остановился нерешительно, опасаясь приближаться без разрешения самого главаря, будто речь шла о леопарде, который пировал над добычей. Но впервые за время пребывания на острове, эти темные дни омертвения души, Бенджамин ощутил, что его словно окатило ледяной водой, пронзило насквозь при виде вопиющей жестокости и всеобщего безразличия: охрана аванпоста и несколько угрюмых женщин-рабынь продолжали как ни в чем не бывало заниматься своими делами. Разве только старались не смотреть на девушку с русыми волосами. Их покрывала бурая пыль, в которой несчастное создание безвольно лежало, не пытаясь пошевелиться. Неподвижный, устремленный в небо взгляд выражал пугающее безразличие. Она вообще походила на один из безымянных трупов, которые Бену доводилось изучать в морге в студенческие годы. Тогда он научился совершенно не бояться мертвых, а на острове и живые для него стали казаться не более чем оболочками. Но в тот день что-то снова ожило в нем, что-то, отдаленно напоминающее совесть. Тем временем к нему обратился Ваас, сурово прошипев:

— Ты головой за нее отвечаешь, гнида.

Главарь выглядел не таким самодовольным, как обычно, но и виноватым себя не ощущал. Однако все равно хмурился, очевидно, не ожидая такого пагубного результата от своих пыток. Его помутненный наркотиками рассудок позволил понять, что еще немного — и девушка так и умрет, застыв навечно в прибрежной грязи среди шатких деревянных построек аванпоста.

— Я понимаю, — промямлил Бен, стоя соляным столбом с безвольно опущенными руками.

Наверное, он испытал шок. Латать шкуры пиратов — это уже привычно, можно и не стараться. Но ему доверяли ныне едва живую девчонку, которая, судя по всему, принадлежала главарю, потому что не бывало так, чтобы женщины в пиратском лагере никому не принадлежали: либо из притона, либо личная рабыня. Это в деревне Ракьят были свободные. А кто попадался… Снова заныло тоскливо сердце при мысли о том, что случилось с друзьями. И вновь Бен подавил в себе эти воспоминания. К чему вспоминать-то? Он уже не тот, а за повседневной работой можно забыться, устранить сознание отсутствующей человечности. Впрочем, Ваасу, как и всегда, не понравился ответ Гипа. Главарь зашипел, оскалившись, указывая на Бена, размахивая руками:

— Нет, ты ни*** не понимаешь: она — моя собственность. И только я решаю, когда избавляться от своей собственности, а не какая-то старуха с косой! — затем он повернулся к девушке, навис над ней, заорав чуть ли не на ухо, отчего бедняжка только вздрогнула новой судорогой. — Салиман! Ты слышала меня, ***? Тебе никто не позволял умирать! — Он плавно выпрямился, окидывая властным взглядом окружающих. — Только я здесь принимаю решения.

Бен все еще не шевелился, всматриваясь в лицо жертвы, покрытое болезненной испариной. Бледная, нос крупный, глаза небольшие, чуть раскосые, или просто она щурилась. А на облупленных щеках рассыпались неуместно веселые веснушки. Ее узкие губы кривились, будто она намеревалась горько заплакать, но сил уже не хватало. Чем дольше Бен смотрел на девочку, тем более жутко ему становилось. Да еще под эти громкие возгласы безумца-главаря. Большие, сизые — навыкате — глаза доктора расширились, когда он понял: «Но она же… Совсем ребенок… Лет восемнадцать, если не меньше»…

И второй странный голос, который он уже считал своей шизофренией, тут же записал в несуществующий дневник-блог: «Вот так я и познакомился с Салиман, точнее Салли».

Да, Салиман — это то имя, которое дал ей Ваас, просто так. Он никогда не спрашивал у пленников имена, и если ему хотелось кого-то назвать, то он избирал какое-то прозвище, порой случайное сочетание букв.

Ваас больше не глядел на девчонку, будто если он сказал, что она не имеет права умереть — она не умрет. О, если бы все было так просто! Может быть, его не волновала ее судьба. На плечи Бена теперь всецело легла ответственность за сохранность «собственности» главаря, который без сомнения оценивал Салли лишь как забавную зверушку, занятный экспонат в интерактивном музее пыток собственного изобретения.

— Нет, я не понял, ***! — еще гремел голос Вааса, переливаясь циничными насмешками. — Отлично веселились, Салли. С *** ли ты надумала помирать?

Спустя несколько минут, перекинувшись несколькими фразами с главным на аванпосте, Ваас сел в военный джип в сопровождении своей свиты из нескольких тяжеловооруженных пиратов, развалился на переднем сидении, довольно закурив косяк марихуаны. Еще раз напомнил Гипу, что не сносить доктору головы в случае смерти «зверушки», и укатил куда подальше, чему Бен несказанно обрадовался. Наконец он принялся за осмотр девушки, приказав перенести ее в какое-нибудь более-менее освещенное помещение. Им оказалось подобие кухни или штаба с разбросанными кастрюлями и запасами еды, над которой без особого старания колдовали мрачные женщины, не проявлявшие никакого сострадания к израненной девчонке, будто ее совсем не существовало. Может, все потому, что она являлась собственностью самого главаря?

Но доктор занимался своим делом, не пытаясь разбираться. Бен с ужасом обнаруживал на теле жертвы свежие ожоги, которые по виду напоминали последствия воздействия электричества: бело-желтые пятнышки, “электрические следы”. Хотя Бенджамин не специализировался на ожогах, он сразу распознал поражающий фактор. Здесь жизнь заставляла вспоминать все, чему учили в университете, а нередко приходилось применять и те навыки, которым не учили.