Дети, которые хотят умереть (СИ) - Гаd Григорий - Страница 49

Лис дернул ворот кимоно на груди Провидицы. Пятиклассники застыли, их нижние челюсти отвисли.

— А вот, знакомьтесь, — ваш пастух, — сказал Лис.

Кимоно распахнулось. Над самым краем тонкой голубой рубашки по бледной коже извивалась черная жирная полоска. Наколка змеи. Провидица попыталась закрыть наколку, Казаков перехватил ее здоровую руку.

— Черные Змеи вас пасут здесь как овец, — сказал Лис, — их посты вокруг поляны охраняют ваше поголовье от чужих кланов. А когда им хочется поиграть, Провидица требует от вас жертвы.

Казаков сказал Провидице: «Ты была права, шавка-сан. Это место не для таких, как мы. Мы-то не скот». Смирнов вздохнул: «Но ведь ее волосы трепетали совсем как живые».

Пятиклассники растерянно переминались с ноги на ногу.

— Ну и что с того, — сказал Провидица. — Вас не трогают на моей поляне, разве вы не этого хотели?

Шестеро «избранных» учеников принялись давить сандалиями органы черепахи. Другие пятиклассники вынули вакидзаси и изрубили труп черепахи в капусту.

— Как тебе их ответ? — сказал Лис, улыбаясь. — Провидица-сан, теперь я тебя отпускаю.

Лис бросил девочку в траву. Провидица уперлась в землю одной здоровой рукой. Черные волосы растеклись по ее тонкой спине и траве вокруг, словно лужа смолы. Пятиклассники окружили свою богиню, в их поднятых руках сверкали клинки.

Казаков и Смирнов наблюдали, как пятиклассники убивают ту, кого минутку назад обожали больше жизни.

Лис подошел к Буглаку.

Брат, прости.

— Сенсей, — сказал изувеченный ученик, — простите меня за дерзкие слова. Не низвергайте на меня больше ваш гнев. Не натравливайте на меня других самураев.

— С чего бы мне прощать тебя, Исайкин-кун? — сказал Буглак.

Прости, брат.

— Дайте шанс заслужить прощение, — сказал Лис. — Позвольте убить Сингенина-сан.

Буглак ухмыльнулся. Тучная голова кивнула.

— Благодарю, — поклонился Лис.

Брат, прости. Мы с тобой могли бы жить совсем по-другому, если бы мы вообще жили. Нельзя скрыть от их глаз твой свет. Нельзя защитить тебя. Нам дано только уничтожать тех, кого мы желаем. Прости, брат.

1

Андрей вогнал лопату в грунт, руки и спина снова напряглись, убитые мускулы взвыли как струны. На верху черенка лопаты чернел железный шар весом десятка катан. Под тяжестью этого шара колени Андрея согнулись, подошвы сандалий увязли в глинистом склоне рва. Руки опустились ниже колен. Кисть, что сильнее меча, почти уступила какой-то лопате.

На волосы и шею, в ноги, на спину летели комья земли. Песок скрипел на зубах. Мелкие камни резали лицо, рассекали кожу на щеках, скулах, рядом с глазами. Так же как голодные псы ищут спрятанные кости, восьмые и девятые классы рыли ров у восточной стены бешено, не останавливаясь.

Толстомясые тучи съели луну. Темно-синяя звездная дверь в черном небе захлопнулась, и ров с учениками погрузился во мрак.

Полезная работа на сегодня шла к концу.

Под ногами Андрея самурай на дне рва вогнал клин лопаты в каменистую почву, подперев черенок плечом. В его спине тихо хрустнуло. Никто не услышал, кроме Андрея. Но все увидели, как самурай медленно сполз на землю, цепляясь за железный шар.

Лопата повалилась следом. Железное навершие черенка хлопнуло по голове самурая. Из-под шара, оттуда, где торчал русый хвостик, по грунту побежала одинокая красная струйка.

Андрей перешагнул Риту. Наложница на коленях рыла землю руками и не подняла голову. Ее лопата валялась рядом — тяжесть, которую она не смогла даже поднять.

— Уборщики! — закричал Андрей в тучное небо. — Ученик ранен!

Чернота за краем рва исторгнула белых привидений с носилками. Никто из учеников не обращал на них внимания.

Зачем мы пытаемся жить достойно? Здесь учат: затем, что твой дух не должен сгореть в пламени стыда и позора.

Подожги гордость — фитиль величия, — и твой дух превратится в обугленного маленького черного урода.

Это горелое ничтожество с запахом углей в следующей жизни пустят разве что в тело крысы или воробья. Для тебя не останется места в истории.

Уборщики спустились в ров. Белые руки скинули лопату с самурая. С красного низа шара капала кровь. Привидения быстро замотали самураю голову бинтами. Красная струйка прекратила течь по дну ямы. Бездвижное тело переложили на носилки и понесли по склону.

Тяжелые лопаты вокруг вгрызались в грунт, не останавливаясь ни на столовку. Глина, песок, камни летели над головами. Коричневые чешуйки облепили носилки и белые комбинезоны уборщиков, красные бинты самурая усыпала груда земли.

До самой смерти тебе дают выбор: убивать или быть ничтожеством.

Привидения с носилками становились все меньше, меньше, меньше, пока не исчезли за краем обрыва.

Тебе может повезти покататься на качелях в следующей жизни, если только в этой сохранишь великим свой дух. Нельзя сомневаться.

Карай, мсти, не жалей.

Возвращай долг сполна.

Не скупись на смертоносные взмахи.

И награда обязательно придет. Только неясно, на какие качели в итоге ты поместишь зад: оранжевые или кроваво-красные. А это важно?

Раздался звонок. Ученики побросали лопаты.

Весь мир должен тебе.

Забери у должников их жизни, и оскалы голых черепов перестанут отличаться от улыбчивых пухлых лиц живых детей. Для тебя. Трупы усеют дворы, дороги, поля — везде, где ты пройдешь.

Рита встала, сладко потянулась. Для нее безразлично, на чем рисовать. Так и новый ты в непогоду взамен облаков в форме кудрявых детских головок окружишь себя настоящими снятыми с плеч головами.

Внутренний волк поморщился: «Как это по-детски, человек. Не думал взять другую единственную незаменимую мечту всей своей жизни? Например, большой кусок сочной ветчины?»

Тому новому «ты» — великому, с чистым светлым без капли стыда духом — будет плевать, из чего собирать раму качелей: из металла, дерева или человеческих костей. Цель и смерть пойдут вместе рука об руку как лучшие подруги. Ну что, готов перестать быть ничтожеством?

Вместе с потоком учеников Андрей и Рита поднялись из ямы и добрались до крыльца школы за мечами. Окна классов светились мягким неживым светом.

Андрей убрал катану за оби и взглянул на волка во внутренней клетке.

Зверюга, не смей нашептывать больше про черепа и непогоду!

«Кто бы коня ни украл, все равно волк съел, — сказал волк, — и да, правда, непогода — самое кошмарное в твоих фантазиях».

— С кем ты разговариваешь, Сингенин-сан? — спросил Лютин. — Твои губы шевелятся, но слов не слышно.

Все, что мог Андрей, — с укором посмотреть на волка. Зверь свернулся клубком в клетке.

«Не глазей так на меня, — хмыкнул волк. — Это не я разговариваю с говорящим волком».

— Опять шевелит губами! — сказал Лютин. — Колдуешь, что ли, Железногрудый-сан?

Рита сказала:

— Лютин-сан, чем тебя так привлекли губы господина? Явно его рот не для тебя.

Рита улыбнулась. Глаза Глеба сверкнули из-под лохматых бровей.

— Ну, наложница… — начал дайме.

— Правильно, — сказала Рита. — Глаза такого самурая и мужчины, как Лютин-сан, должны смотреть только на женские губы.

Два лохматых куста над глазами Глеба взлетели почти до линии волос. Нижняя челюсть Андрея отвисла.

— Но ты и при моем брате мог только смотреть. Столько времени утекло. Лютин-сан уже восьмиклассник, — сказала Рита. — Не пора ли пойти дальше, Лютин-сан? Не хватит ли просто созерцать?

И Рита шагнула в сторону. Андрей и Глеб оказались друг напротив друга. У каждого катана торчала из-за оби рукояткой навстречу другой.

О сегун, что творится?

Волк приблизил морду к прутьям, принюхался:

«Наложница захотела от тебя подвигов. Не разочаруй».

Амурова незаметно от Лютина держала руку близко к мечу. Нет, не ради подвигов другого. Если кому и надоело просто смотреть, то Рите.

Сегодня Рита впервые испробовала вкус чужой крови. И так скоро захотела еще.