Зависимость (СИ) - Титаренко Валентина - Страница 42

— Чимин, — вздыхает Юнги, устало потирая переносицу. — Прекрати издеваться над ним.

— Вот-вот, — обиженно поддакивает Тэхён, носком своего кроссовка вырисовывая известные только ему узоры.

— И сходи наконец в больницу, — советует напоследок старший, разворачиваясь в дверях и оглядываясь через плечо. — Твои расстройства сна это серьёзно…

Сеул встречает Ын Ха залитыми солнцем улицами. Толпами людей на пешеходных переходах. Цветущими деревьями и палящей жарой. Сеул распростёр свои объятия, позволяя полностью раствориться в воспоминаниях. Погрузиться в себя. Умереть снова, когда вдалеке мерещилась светлая макушка Чимина. И воскреснуть с доброжелательными улыбками прохожих. С ежеминутными звонками брата, который переживал, что не смог отпроситься с работы, чтобы встретить сестру. Всё не так уже и плохо.

Наверное.

Когда хлопает дверь чонгуковой квартиры. Когда шум улицы остаётся… на улице. Когда тишина начинает сдавливать виски. Когда улыбка моментально сползает с лица. Когда Ын Ха медленно оседает на холодный пол, отчаянно вдыхая воспоминания и задыхаясь в них. Прерывисто дыша. Запрокидывая голову вверх. Закрывая глаза. Приоткрывая рот…

Не бывает плохих и хороших людей,

Бывают те, кого сломали…

========== Встреча ==========

Комментарий к Встреча

Я не знаю, какие чувства вызовет у Вас эта глава. Не знаю, но надеюсь, что Вы захотите поделиться со мной. Отругать. Раскритиковать. Выговаривайтесь, я готова слушать.

У меня теперь есть творческая студия в Instagram, там будет уютно, заглядывайте: @tytarenko_valentina

Спасибо за всё то тепло и эмоции, что Вы отдаёте мне и моей работе (кто-то - даже работам). Я ценю это♥

Приятного прочтения.

День подходит к концу. Серые тучи роятся в небе. Погода портится окончательно, хотя ещё с утра ярко светило солнце. Весна… Непредсказуемая. Бесконтрольная. Живая. Ещё только март, а на деревьях уже почки.

Вечереет.

Холодом и свежестью забивает лёгкие до хриплого кашля. Чимин дышит глубоко. Рвано. Будто боясь задохнуться. Кажется, он забыл, как дышать, ещё три года назад.

Забыл и не вспоминал.

До сегодня.

Это не могла быть она.

Длинные волосы спадают до поясницы. Яркие губы, накрашенные именно так, как ему не нравится. Потухший взгляд, тупой болью отдающий в сердце. Именно так он ощущал тревогу. Именно так он боялся этого момента. Именно от этого он убегал слишком долго. Нырял в учёбу. Тэхён смеялся тогда, потому что «Хён, ты и учебники?». Юнги понятливо кивал, потому что «каждый выживает, как может». И если учёба помогает другу оставаться живым, тогда это вовсе не проблема.

Да, Чимин хорошо помнит эти чёртовы взгляды на парах. Этот шёпот за спиной. Никто не знал, что случилось. Никто и не хотел этого знать. Только Чимин, натягивая на голову чёрную бейсболку и опустив стеклянный взгляд вниз, шагал по коридорам университета. Продолжал вариться в адовом котле, чрезмерно приправленный воспоминаниями. Такими ощутимыми, что почти больно.

Ему не давали забыть, кто он и где его место.

А он никогда и не забывал, давя из себя ухмылку, непонятную для других и болезненную для него. Иначе он просто не мог ответить. Юнги говорил взять «академ», пока не восстановится речь, но он не мог.

Спустя год ничего не стихло. Будто каждый день кто-то приходил и напоминал о том, что было и не прошло. После первых экзаменов он снова вернул себе первое место в рейтинге и потерял гораздо больше. Немного меньше на него стали обращать внимания. Изредка избивали, потому что немой. А это ведь определённо кайф, потому что молчит. По крайней мере, так считали многие, как Чимин успел заметить.

Но это было неважно, потому что вскоре стало хуже.

Вскоре стало почти невыносимо.

Вскоре Хосок вернулся из заграницы, куда летал на несколько месяцев по обмену, и не пожелал ничего забывать. И Чимину не позволил. Запись, сделанная в тот роковой момент его падения на самое дно, внезапно всплыла во всеуниверситетском чате…

Больше ненависти. Больше злобы. Больше драк на территории учебного заведения. Больше боли. Больше не желавших мириться с самим фактом чиминового существования на одной планете с ними. Больше желания говорить. Меньше веры. Меньше сопротивления. Меньше понимания. Больше больничных счетов. Меньше хороших оценок.

Шлюха не может хорошо учиться.

Убийственный взгляд Намджуна. Совсем не новость, что тот придурок, но он оказался ещё и злопамятным. И тогда отомстил за всё. За первое место в рейтинге, где раньше всегда было его имя. За тот случай в коридоре. За множество всего, что Чимин даже не запомнил, стараясь избежать сильных ударов. Один под рёбра. Второй — куда попал. Потом ещё несколько. Головой об асфальт. Слабый стон из груди. Почти отключка. Почти лихорадка. Почти смерть.

Кажется, говорить он всё ещё не может.

Он ничего сейчас не может.

Хрипеть. Содрогаться. Плакать кровавыми разводами на лице. Слышать женский визг и знакомый мат. Чимин, кажется, никогда ещё не слышал, чтобы Юнги так матерился.

И ему-таки пришлось взять «академ».

Внутреннее кровотечение. Врачи сказали, что это просто чудо, что он выжил. А он в чудеса не верил. Речь восстанавливалась долго, ещё почти полгода. Но легче от этого не стало. У него нерв в позвоночнике защемило и он почти не ходил. Да и вообще не двигался почти неделю. Потом стало получше, конечно. Друзья рядом. И та девчонка, Йевон, очень нравилась ему своей непосредственностью. Юнги повезло с ней, а ей — с ним. Все они так опекали Чимина, что он почти забыл обо всём. Только по ночам, стискивая до боли подушку в руках и просыпаясь в холодном поту из собственных ошибок, он понимал, что ничего не забыто. Ничего даже не ушло, а всё ещё продолжает жить в нём.

И вот сейчас, спустя столько времени, его должно было уже отпустить. Три года. Не неделя. И даже не месяц…

Её полуулыбчивый-полузабитый взгляд тревожит его больше, чем начало семестра и защита диплома. Больше, чем новая работа. Чем расстройства сна и необходимость сходить к психологу. Она тревожит его больше всего в этом мире. И так было последние три года.

Она шла медленно, словно раздумывая прежде, чем сделать шаг. А может так и было, Чимин не знал. Просто шёл следом, отставая на десяток метров, чтобы не напугать. Или не испугаться самому. Однажды Чимин будет готов встретиться с ней с глазу на глаз. Сказать всё, о чём думал и сожалел все эти годы. Он очень долго репетировал, что скажет ей, когда они снова встретятся. В том, что обязательно встретятся, он ни капельки не сомневался. И вот сейчас он чувствует, что не помнит ни слова из того бесконечного монолога.

Чимин видит, как она останавливается на пешеходном переходе, ожидая «зелёный». И замирает в нескольких шагах позади неё. От неё пахнет его раскаянием, его муками совести, его медленной смертью и болезненным воскрешением. От неё пахнет силой, побольше той, что живёт в нём. И нежностью, которая для кого угодно, только не для него. Чимин движется за её фигурой вперёд. Спешит. Толкает прохожих. Встречных. Чужих. Как же они не понимают, что ему нужно? Что ему необходимо? Что ему жизненно важно не потерять её? Почему их так много? Почему навстречу?

Почему он сходит с ума?

Она отдаляется. Словно в тумане плывёт от него. А он не успевает. Ногтями впивается в кожу рук, сжимая кулаки до побеления костяшек. Загорается «красный». Дорога пустеет. Там только он, склонивший голову. Там только его слёзы, застывшие в районе сердца острыми иголками. Там только доведённый до автоматизма организм, наконец давший сбой. Там нет ничего, если быть точным. Машины не сигналят, проезжая мимо. Мимо него. Мимо боли…

Он теряет её из вида. Стоит. Переминается с ноги на ногу.

Не видит её, но чувствует где-то в сердце.

Он боится её ненавидеть, потому что любить не может.

Не разрешает себе…

Он кусает губы до крови, солёной и почти колючей.

Он хочет её увидеть, но не хочет её мучать.