Схватка за Рим - Дан Феликс - Страница 43

• Предыдущая
• 43/89
• Следующая

– Ну, что же он ответил? – нетерпеливо спросила Аспа. Матасунта прижала голову Аспы к своей груди и прошептала:

– Он ответил: «Она будет самой красивой женщиной на земле».

– И он сказал совершенную правду! – воскликнула Аспа. – Ну, что же дальше?

– Я пошла в свою комнату, легла и плакала, плакала. В эту ночь для меня открылась новая жизнь. Я знала теперь, что я красива, и была счастлива, потому что хотела быть прекрасной, ради него. Я знала, что можно любить и меня, – и я стала заботиться о своей красоте. Я стала гораздо добрее, мягче. И моя мать, и все окружавшие меня, видя, как я стала кротка и приветлива, стали лучше относиться ко мне. И всем этим я была обязала ему! Он спас меня от бегства, позора и нищеты и открыл целый мир любви. С тех пор я живу только для него.

– Ну а потом, когда ты с ним виделась, что он говорил?

– Я никогда больше не говорила с ним. А видела его я только раз: в день смерти деда, Теодориха, он начальствовал над дворцовой стражей, и Аталарих сказал мне его имя. Сама я никогда не осмеливалась расспрашивать о нем: я боялась выдать свою тайну.

– И ты ничего больше не знаешь о нем, о его прошлом?

– О прошлом ничего не знаю, зато о его, о нашем будущем – знаю.

– О его будущем? – засмеялась Аспа.

– Не смейся. Когда Теодорих был еще мальчиком, одна женщина, Радруна, предсказала ему его судьбу. И все предсказанное сбылось до последнего слова. В награду за предсказание она потребовала, чтобы Теодорих доставлял ей разные коренья с берегов Нила. Каждый год она являлась за ними в Равенну, и все знали, что Теодорих каждый раз заставлял ее предсказывать, что будет в этот год. После Теодориха ее звала к себе мать, и Теодагад, и Готелинда – все, и никогда не было случая, чтобы она предсказала неверно. И вот после той ночи я решила попросить ее предсказать и мою судьбу. И когда она пришла, я зазвала ее к себе, она осмотрела мою руку и сказала: «Тот, кого ты любишь, доставит тебе высшее счастье и блеск, но причинит и величайшее горе в жизни. Он женится на тебе, но не будет твоим мужем».

– Ну, это малоутешительно, насколько я понимаю, – заметила Аспа.

– Ведь эти ворожеи всегда говорят темно и на всякий случай прибавляют какую-нибудь угрозу. Но я принимаю только хорошее, а о дурном не думаю.

– Удивляюсь тебе, госпожа. И ты на основании слов старухи отказала стольким королям и князьям вандалов, вестготов, франков, бургундов и даже благородному Герману, наследному принцу Византии?

– Да, но не только из-за предсказания – в сердце у меня живет птичка, которая каждый день поет: «Он будет твой».

Тут раздались быстрые шаги, и вскоре показался Арагад:

– Я пришел, королева… – начал он, покраснев.

– Надеюсь, граф Арагад, что ты пришел положить конец этой игре. Твой нахальный брат чуть не силой захватил меня, когда я была поглощена горем после смерти матери. Он называет меня то королевой, то пленницей и вот уже сколько недель не выпускает отсюда. А ты все преследуешь меня своим сватовством. Я отказала тебе, когда была свободна, неужели ты думаешь, глупец, что теперь ты принудишь меня, пленную? Меня, дочь Амалунгов? Ты клянешься, что любишь меня. Так докажи, уважай мою волю, освободи меня. А иначе берегись, когда придет мой освободитель!

И она угрожающе взглянула на молодого графа, который не нашелся, что ответить. Но тут явился Гунтарис.

– Скорей, Арагад, кончай скорее. Мы должны тотчас ехать. Он приближается с большим войском и разбил наши передовые отряды. Он говорит, что идет освободить ее.

– Кто? – с горячностью спросила Матасунта.

– Кто? Тут нечего скрывать: Витихис, которого бунтовщики в Регете выбрали королем, забывая о благородных фамилиях.

– Витихис? – воскликнула с загоревшимися глазами Матасунта. – Он, мой король! – точно во сне прибавила она.

– Что же теперь делать? – спросил Арагад.

– Сейчас ехать. Мы должны раньше него прибыть в Равенну. Флоренция задержит его на некоторое время, а мы между тем прибудем к Равенне, и если ты женишься на ней, то город Теодориха сдастся тебе, а за ним и все готы. Готовься, королева. Через час ты поедешь с нами в Равенну.

И братья торопливо ушли.

– Хорошо, увозите меня, пленную, связанную, как хотите, – со сверкающими глазами сказала Матасунта. – Мой король налетит на вас, как орел с высоты, и спасет меня. Идем, Аспа, освободитель близко!

ночь после разговора Витихиса с Цетегом старый папа Агапит умер, и преемником его был избран Сильверий. Как только войска готов удалились из города, он собрал всех главных представителей духовенства и народа для совещания о благе города святого Петра. В числе приглашенных был и Цетег.

Когда все собрались, Сильверий обратился к ним с речью, в которой заявил, что наступило время сбросить иго еретиков, и предложил отправить посольство к Велизарию, полководцу правоверного императора Юстиниана, единственного законного властелина Италии, вручить ему ключи от вечного города и предоставить защищать церковь и верных ей от мести варваров. Правда, Витихис перед отъездом заставил всех римлян принести ему присягу в верности. Но он, как папа, разрешает их от клятвы.

Предложение Сильверия было принято единодушно, и послами к Велизарию были выбраны Сильверий, Альбин, Сцевола и Цетег. Но Цетег отказался.

– Я не согласен с вашим решением, – сказал он. – Мы вызовем напрасно справедливое негодование готов, которые могут немедленно возвратиться в Рим. Пусть Велизарий вынудит нас сдаться ему.

Сильверий и Сцевола многозначительно переглянулись.

– Так ты отказываешься ехать с нами? – спросил Сильверий.

– Я поеду к Велизарию, но не с вами, – ответил он и вышел.

– Он погубит себя этим, – тихо сказал Сильверий Сцеволе. – Он при свидетелях высказался против сдачи.

– И сам отправляется в пещеру льва.

– Он не должен возвратиться оттуда. Обвинительный акт составлен?

– Давно уже. Я боялся, что Цетега придется тащить силой, а он сам идет на погибель.

– Аминь, – сказал Сильверий. – Послезавтра утром мы едем. Но святой отец ошибся: на этот раз Цетег еще не погиб. Он возвратился домой и тотчас велел запрягать лошадей. В комнате его ожидал Лициний.

– Готовы ли наружные железные ворота у башни Адриана?

– Готовы, – ответил Лициний.

– А хлебные запасы из Сицилии перевезены в Капитолий?

– Перевезены.

– Оружие роздано? Шанцы Капитолия окончены?

– Да.

– Хорошо. Вот тебе пакет. Распечатай его завтра и в точности исполни каждое слово. Дело идет не о моей или твоей жизни, а о Риме. Город Цезаря увидит ваши подвиги. До свидания!

– Ты будешь доволен, – ответил юноша со сверкающими глазами.

С улыбкой, которая так редко появлялась на его лице, сел Цетег в экипаж.

– А, святой отец, – пробормотал он, – я еще в долгу у тебя за последнее собрание в катакомбах. Теперь за все рассчитаюсь!

И он помчался в лагерь Велизария.

Через несколько дней торжественно прибыл Сильверий в лагерь Велизария с посольством. Народ с восторгом выпряг мулов, которые везли носилки, и тащил их, приветствуя его громкими криками: «Да здравствует епископ Рима! Да здравствует святой Петр!» Тысячи солдат бросились из своих палаток, чтобы поглядеть на святого отца и его раззолоченные носилки. Сильверий непрерывно благословлял. В узком переулке у палатки Велизария народ так толпился, что носилки вынуждены были остановиться.

Сильверий, улыбаясь, обратился к стоявшим впереди с речью на текст Евангелия: «Не возбраняйте малым приходить ко мне». Но слушатели были гепиды, они только покачали головами, не понимая латинского языка. Сильверий снова засмеялся, благословил еще раз своих верных и пошел в палатку в сопровождении Альбина и Сцеволы.

Велизарий встал при входе папы. Сильверий, не кланяясь, подошел к нему и, поднявшись на цыпочки, в виде благословения положил обе руки ему на плечи. Достать до головы этого великана он уже и не думал. Ему очень хотелось, чтобы Велизарий опустился перед ним на колени, и он слегка нажал. Но великан стоял прямо, как дуб, и Сильверий должен был благословить стоявшего.

• Предыдущая
• 43/89
• Следующая