Погнутая сабля (ЛП) - Грэм Уинстон - Страница 19

— Мэм, будьте так добры... — сказал внезапно появившийся в дверях Смолвуд.

Смолвуд служил у них конюхом, и Джордж уже собрался приказать ему выйти, поскольку ему здесь не место, но дело явно было важное. Рыжие волосы Смолвуда покрывал снег, и он обращался не к хозяину.

— Да? — всполошилась Харриет. — Есть новости?

— Кажется, его нашли, мэм.

— Что? Где?

Она встала, и стул рухнул за ее спиной.

— Его принесли к задней двери, мэм. Леди со слугой. Думаю, он...

Харриет уже бежала к кухне. У двери в окружении других слуг стояли две лошади. С одной спешивалась Клоуэнс, едва узнаваемая под слоем грязи, снега и кровавых пятен. На другой лошади, которую держал в поводу Певун, лежал огромный пес, его налитые кровью глаза были прикрыты, выглядел он печально и жалко, язык высунут, передняя лапа перевязана.

— Осторожно! — предупредила Клоуэнс. — Аккуратней. Не дайте ему упасть. Двое с этой стороны, двое с другой... Ох, добрый день, Харриет. Мы привезли Кастора. Это же Кастор, верно? Мы нашли его в капкане в лесу, в нескольких милях отсюда. Думаю, на хорошей кормежке он поправится.

Они прожили в Париже две недели. Посетили оперу с генералом Руже и его женой, сады Тиволи с лейтенантом Хавергалом, вечер у герцогини Орлеанской и бал у герцога де Грамона, который говорил по-английски без акцента и служил капитаном 10-го гусарского полка. Они побывали в Лувре и полюбовались множеством шедевров, свезенных туда Наполеоном. Проехались по улице Тюильри до самой площади Каррузель и поглазели на бронзовых лошадей, украденных из собора Святого Марка в Венеции, все еще ждущих, пока их водрузят на вершину незаконченной Триумфальной арки.

Росс провел две ночи во Втором армейском корпусе в Осере в качестве гостя генерала Руже и дважды отправил депеши домой. Они встретились с мадемуазель де ла Блаш и поужинали с ней и ее братом у Тортони. Не зная, стоит ли сыпать соль на старые раны, но чувствовавший необходимость соблюсти былое обещание, Росс передал ей кольцо, полученное от Шарля де Сомбрея двадцать лет назад. На глазах Жоди выступили слезы, но она рассыпалась в благодарностях и надела его. Оно казалось ничтожно маленьким среди других колец.

— Когда я услышала о Шарле, то была очень подавлена. Я задержалась в Англии еще на два года. А когда брат пошел в английскую школу, переехала к тетушке в Вену. Там я познакомилась с бароном Эттмайером и через год вышла за него. Он служил при дворе. Когда в 1806-м году он умер, я вернулась в Париж уже баронессой Эттмайер, но не предъявила претензий на имущество своей семьи. Восемь лет... Думаю, теперь я могу ему сказать, Анри?

— Конечно.

— Восемь лет я была une espionne [8]. Докладывала королю Людовику и иногда членам вашего правительства о событиях и настроениях в Париже, и давала кое-какие сведения об армии и флоте, которые могла добыть.

— Которые зачастую добывал для нее я, — вставил полковник де ла Блаш. — Если бы ее раскрыли, то расстреляли бы. Вы ведь понимаете, что такое espionne, леди Полдарк?

— Догадываюсь, — ответила Демельза.

— Если вам вдруг захочется выучить французский, — сказала мадемуазель де ла Блаш, — пожалуйста, приезжайте как можно чаще. Я убеждена, что общение и разговоры окажутся лучше любого учителя!

— Благодарю вас.

Она сильно изменилась со времен их встречи в Англии. Когда-то черные волосы стали рыжими, а в манерах появилось что-то хрупкое; у глаз образовались усталые морщинки. Говорили, что она была любовницей одного из самых способных генералов Наполеона. Сейчас она держалась так честно и открыто, что казалось сложным представить ее живущей в мире хитрости и притворства.

— Когда Наполеон пал, у меня появилась возможность вернуть часть нашего имущества. Я взяла себе nom de demoiselle [9] — теперь ведь имя семьи вновь имеет значение. И я снова не замужем! И теперь мы вернули себе примерно половину имущества, куда больше, чем король сумел добыть для многих своих подданных. Благослови его Господь!

— Аминь, — отозвался Анри.

— Вы жили в Англии, полковник? — спросила Демельза. — У вас прекрасное произношение.

Все рассмеялись.

— Я жил в Англии десять лет, леди Полдарк. Жил десять лет, но затем тоже уехал в Австрию, а потом сражался в Нидерландах — верите или нет, на стороне Англии — но последние три года снова провел в Англии, жил в Хартвелле при короле и служил в его личной охране. За это время я во многом разочаровался, делать там оказалось особо нечего. Но я был молод и честолюбив. Прислуживать при несуществующем дворе — не лучший способ провести молодость.

— А сейчас? — спросил Росс, впрочем, уже зная ответ.

— Я все еще состою в королевском Garde du Corps, но теперь, помимо обязанностей во дворце, также служу полковником артиллерии. Когда король вернулся на трон, он хотел сделать меня генералом, но множество людей куда старше меня ждали почестей, так что я предпочел отказаться. Это одна из причин враждебности, царящей сегодня в Париже. Король обязан слишком многим людям, кое-кто все двадцать лет провел в изгнании вместе с ним, а потому они почти не видели войны. Он в долгу перед ними и теперь должен обеспечить их должностями, ранее принадлежавшими членам Императорской гвардии Бонапарта. Недовольство здесь никого не удивляет.

— Это пройдет, — заметила Жоди, — время охлаждает и страсть, и зависть, — она улыбнулась Демельзе.

Росс задумался о разговоре, состоявшемся между ним, генералом Руже и еще двумя офицерами в Осере.

Второй по старшинству офицеров, седеющий полковник, сказал:

— Эти люди, пришедшие, чтобы забрать власть, сэр, пытаются выкопать труп, захороненный еще четверть века назад! Они собираются жить так, как жили в 1790-м! Они ничему не научились, но и ничего не забыли. Хорошо, признаю, во имя свободы, равенства и братства свершилось немало жестоких злодеяний, но благодаря им родились великие новые идеалы. Когда Бонапарт стал императором, он не попытался повернуть время вспять — он, скорее, взял все хорошее, принял собственный кодекс правосудия, уравнял всех перед законом и заставил всех закону подчиняться. Вот почему мы сражались за него так хорошо и так долго! Но эти роялисты со своими бесконечными накрашенными и припудренными графинями и герцогинями, ничтожными князьками — они настолько высокомерные, наглые и самолюбивые! Их ненавидят повсюду. Они больше не Франция! Они умерли вместе с Людовиком XVI!

Другой человек, генерал, держался тише. 

— В прошлом месяце я посетил прием у короля, — посетовал он. — Туда пришел и маршал Ней со своей женой, герцогиней, потому что ее муж получил герцогский титул. Но я видел, какой холодный прием ей оказали эти старые аристократы, как они ее унижали. Мадам Ней чуть не разрыдалась!

Повисла тишина, и Росс произнес почти те же слова, которые сказала Жоди де ла Блаш три дня спустя:

— Возможно, еще просто слишком рано. С обеих сторон были и правые, и виноватые. Время поможет приспособиться к новым обстоятельствам.

Никто не ответил. Сделав над собой усилие, Руже заговорил:

— Думаю, король делает для армии все, что может. Задолженности погашены. Большая часть кавалерийских полков получила новых лошадей. Поставки нового обмундирования и оружия уже обсуждаются. Всего несколько дней назад он сказал генералам: «Мне стоит опираться на вас, господа». Думаю, стоит отдать ему должное.

— Какое-то время мы надеялись, — ответил полковник, — что он попытается вернуть Бельгию. В конце концов, это наше исконное владение. Но нет. Он слишком миролюбивый, дряблый и слабый. Армия помнит о своих прошлых триумфах, но лишена шанса их повторить.

В тот вечер многое было сказано.

После ужина с де ла Блаш они вернулись домой поздно, но Белла еще читала в постели. Демельза взглянула на книгу и обнаружила, что это иллюстрированное французское издание под названием «Стрекоза и муравей».