Жила-была Хозяйка или дорогами иных миров (СИ) - Боброва Екатерина Александровна - Страница 80

Звонок мобильного телефона прервал их разговор, и Клавдия Петровна, поблагодарив соседку дочери, поспешила ответить.

— Клава, привет! Как ты там? Только не вздумай сказать, что без меня решила в сыщицу играть!

Бодрый и чуть ворчливый голос Травкиной звучал так жизнерадостно, словно она и не в больнице у сына была. Клавдия Петровна поморщился от резкого диссонанса с ее собственным настроением, но на душе стало легче, и уже казалось, что ничего страшного не произошло. Подумаешь, дочь не работает. Она же знала, что найти работу невозможно за один день. Подумаешь, с парнем квартиру ремонтируют и, скорее всего, не одна она там жить собирается — взрослая, давно пора о семье думать. Подумаешь, коллегой представила. У нее самой глаза есть, почувствовала, что не чужой он дочери. Ладно, познакомит когда-нибудь…

— Как Андрей? — ушла от ответа.

— Здоров и рвется в бой, но врачи еще не отпускают, хотят понаблюдать. Пришли результаты анализов — доктора руками разводят. Привезли с диагнозом — инфаркт, потом поставили подозрение на инфаркт, а сегодня после обследования и подозрение сняли. Что это было — никто не знает. Я еще пару дней тут побуду, и домой. Кстати, Андрей просил передать, что был у вдовы прежнего хозяина квартиры. Можешь не беспокоиться, там все чисто. Она не сможет заявить никаких прав.

— Это хорошо, но… — вздохнула Клавдия Петровна и поведала подруге разговор с соседкой.

— Отличные новости! — ошарашила ее Травка. — Смотри, как все логично складывается. Квартиру купила, может, и нет там сейчас никакого криминала. Мало ли в жизни совпадений бывает. Был криминал, да весь вышел. С парнем познакомилась, ремонт он ей помогает делать, а что про работу тебе наплела, да парня не представила, так не хочет волновать лишний раз. Ты же после Вадика сама не своя ходила, вот она и бережет.

— Не знаю, — неуверено произнесла Клавдия Петровна, признавая, что в словах подруги есть резон.

— Слушай, не мучайся. Андрей, как поправится, обещал в Тверскую съездить, воздухом подышать, да с местными пообщаться. Мне он ничего не рассказывал о расследовании, но я вот сейчас думаю, зря мы с тобой всполошились. И Павел этот… С виду приличный мужик, а что акцент, так молдаванин поди или еще какой нелегал. Мало ли их теперь на заработки приезжает. У меня вон знакомая пару лет назад зятем чехом обзавелась. Гол был как сокол. Ни квартиры, ни заработка. Муж ее к себе паренька пристроил, но главное — тот с головой оказался и с руками. Сейчас к себе на родину повез жену с дочкой. Хочет там подзаработать, а потом сюда вернуться и квартиру купить.

— А как же трупы и Жернов? — растерянно спросила Клавдия Петровна, сдаваясь под натиском Анны.

— С трупами мой Андрей разберется, не переживай. И с дарственной этой… Впрочем, мало ли надо алкоголику, чтобы дарственную по пьяни подмахнуть.

— Нет, — решительно возразила Клавдия Петровна, — не трогай сына. Ему сейчас отдыхать да восстанавливаться надо, а не частные расследования проводить. Я лучше сама с Аней поговорю, а то действительно, словно морок какой-то. Навыдумывали мы с тобой — целый детектив.

Анна Травкина хохотнула в ответ:

— Точно, сыскные бабушки. Все, я побежала. Звони, как что-нибудь еще узнаешь.

Клавдия Петровна шла по Удельному проспекту, бесцельно разглядывая магазины, дома. Мысли ее были далеко. Права была Травка. Жизнь гораздо проще, чем наши фантазии. Вальди, скорее всего, собака молодого человека дочери. То ли подарил, то ли попросил подержать у себя. А про работу… Все мы хотим казаться лучше, чем есть. Особенно перед близкими, оправдывая себя тем, что не хотим их волновать. Вот и дочь не исключение.

И все же тревога не проходила. Она была иррациональной, но назойливой, как песня Киркорова. Ворочалась в груди тяжелым комом, царапалась на границе сознания и плевать хотела на любые доводы логики.

ГЛАВА двадцать пятая

Павел сел за руль, посмотрел на профиль Ани — девушка сидела, прикрыв глаза и расслабленно откинув голову. Даже в полумраке салона было видно, как она устала. Сердце кольнула жалость. Многое свалилось на эту хрупкую девушку чужого мира, а еще больше ожидалось впереди.

Аня… Светлые длинные волосы. Серо-голубые глаза. Тонкие черты лица. Хрупкая на первый взгляд фигура и скрытая сила, читающаяся в развороте плеч, посадке головы, чуть прищуренном взгляде. Мягкая и одновременно жесткая. Пытающаяся найти свой мир среди иных миров и балансирующая на остром лезвии доверия-недоверия.

Внешне все было, как всегда, но он чувствовал — что-то изменилось. Какое-то напряжение появилось не только в их отношениях с Анной, но и в ее отношении ко всему Проекту. И это не было первой настороженностью, нет, что-то глубокое, осознанное сквозило во внимательном взгляде девушки. И когда она смотрела на него, Павлу казалось, что его взвешивают на невидимых весах, решая, чего он достоин.

Он вывернул на проспект, медленно, растягивая драгоценное время, когда они были наедине, поехал по крайней полосе и… малодушно проехал нужный поворот. Бросил быстрый взгляд на Аню, но та спала.

Остановившись на светофоре, протянул руку, убрал локон со лба девушки, полюбовался на точеный профиль, на крошечную родинку на левом виске. Сон разгладил черты лица, придав ему милую беззащитность.

Как сложатся их отношения? Куда заведет дорога, и долго ли они будут идти по ней вместе? Хотелось бы верить всегда, но… Нет, никаких «но», он сделает все, чтобы они были вместе.

Вот и знакомый двор. Машина, мягко освещая фарами тени углов, въехала во двор. Павел позволил себе еще полюбоваться на спящую Аню, а потом решительно тронул ее за плечо. Сегодня ему предстояла одна неприятная, но нужная встреча. «Браток» достал аппаратуру, и ее предстояло забрать.

Виктор Степанович пребывал в пре сквернейшем настроении. Его постигло ужасное, а именно скука. Давно позади лихие годы, когда ствол в кармане был неотъемлемой частью жизни, когда на стрелки ходили, словно на свидания с любимой, когда зона считалась необходимым курсом молодого братка. Сейчас он уважаемый хозяин ресторана, в наличии брюшко, лысина, радикулит и язва. Его уважительно называют "Виктор Степанович", и погоняло Скай звучит разве что на стариковских посиделках таких же, как и он, пенсионеров в наколках.

"Уйти вовремя и чисто — значит остаться в живых", — говаривал бывало Ферзь, вор в законе, которому приглянулся новенький пацанчик, и он взял его под свое покровительство. Ферзь научил Витьку всему, а потом передал дела, вчистую разойдясь с братвой.

Девяностые… пьянящий воздух свободы, растерянная власть, голодные и обозленные граждане и резвящиеся среди всего этого беспредела те, кому закон поперек горла был. Точнее, у них были свои законы. Простые, понятные и быстрые на приговор.

Виктор Степанович поморщился — желудок к вечеру прихватило, зря он налег на отбивные. Потянулся за таблетками, но вместо них налил коньячку. Этому лекарству он доверял больше.

Ферзь, когда его подопечный попал на зону, обеспечил ему нормальный прием. Отсидел, можно сказать, с комфортом. С зоны Скай — как его прозвали за удивительно голубые глаза — вышел быстро, попав под амнистию. Вышел и закрутилось, понеслось. Веселые были дни… Большие дела… Пару раз смерть близко проходила, но Бог миловал. Семьей не обзавелся, не сложилось, да и по статусу не положено было. Зато сестра аж трех племянников подарила. Старшего к себе приблизил, ему и передал дела, себе оставив мелочь — ресторан да их стариковские сборища, куда племяннику пока входа не было — не дорос.