Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 43

 — Энрико, хоть мы с тобой и ссорились, всё же ты один из лучших альтов в Капелле. Побольше распевайся и не грызи ногти, — попробовал пошутить я.

 — Маэстро Фьори, моё почтение, — я склонил голову, приветствуя капельмейстера. — Простите, что не смог оправдать ожиданий.

 — Ох, мне уже всё сказали, мой мальчик, — вздохнул маэстро Фьори. — Ты не виноват. Дай хоть обниму тебя напоследок.

Старик заключил меня в крепкие объятия. Видно было, что капельмейстер тоже расстроен моим уходом.

 — Синьор Фосфоринелли, мне искренне жаль, — картинно вздыхал Флавио Фраголини, который единственный из всех хористов обращался ко мне с пафосом и на «вы».

 — Возможно, меня ждёт лучшая судьба, — холодно ответил я, смутно догадываясь, что это именно он заложил меня кардиналу.

 — Алессандро, — воодушевлённо обратился ко мне Адольфо Ратти, протягивая какую-то коробку. — Зная твою любовь к сладкому, мы с сестрой Клариче испекли для тебя, — сопранист снял крышку с коробки. — Вот этот великолепный торт.

Торт и вправду был шикарен: со взбитыми сливками, украшенный вишней и персиками. Да только горек хлеб в доме врага: я уже знал о коварстве этих товарищей. Не иначе, как торт был с сюрпризом.

 — Искренняя благодарность, Адольфо. Но только видишь ли, я на диете. Таким как мы просто необходимо следить за своим весом…

 — Ты не будешь? Тогда отдай мне! — с жаром воскликнул тенор Альдо Ринальди. — Мы с братом по дороге съедим этот шикарный торт.

Поздно вечером мы вернулись домой. Эдуардо, скорее всего, что-то мастерил у себя в комнате, так как в его окнах горел свет. Донна Катарина, вероятно, уже готовилась ко сну.

Мы сидели в гостиной на соседних креслах напротив камина и молча смотрели на колеблющийся огонь. При тусклом красноватом свете рыжие волосы Доменико отливали золотом.

 — Сегодня после аудиенции ты вскользь упомянул своих предков. Кто они? — настороженно вопросил Доменико.

 — Да князья Фосфорины, — ответил я таким тоном, как будто говорил о каких-нибудь рядовых инженерах или слесарях.

Для меня лично все эти титулы не имели совершенно никакого значения. Но у Доменико мои слова вызвали культурный шок. Признаюсь, не ожидал.

 — О, Алессандро! Простите… Ваша светлость, — Доменико вскочил с кресла и изобразил до того изящно-церемонный поклон, что мне стало не по себе.

 — Никакая не светлость, прекрати! — поднявшись, я одёрнул Доменико за рукав. — Чтобы я этого больше не слышал. Считай, что это моя маленькая тайна, которую никто не должен знать. Тем более, никто всё равно не поверит. Кардинал вон не поверил.

 — Но я тебе верю, — искренне прошептал Доменико. — Более того. Я всегда верил всему, что ты говоришь, сколь бы странным оно не казалось. Потому что знаю, каково это быть Кассандрой, говорить правду и быть непонятым…

На глазах у Доменико выступили слёзы, образовав чёрные разводы на щеках от размазанной чёрной краски для ресниц (и зачем он только их красит?).

Не зная, чем помочь и не имея способности утешить словами, я просто крепко обнял Доменико. Тот лишь уткнулся носом мне в плечо и прошептал:

 — Знаешь, Алессандро… Ведь все вокруг считают меня сумасшедшим. Может быть, так оно и есть.

 — Это не так, — жёстко возразил я. — Я-то ведь знаю, в чём причина. Ты можешь доверять мне, Доменико.

 — Что за спектакль, молодые люди? — услышал я из дверей в коридор голос донны Катарины, полный возмущения.

Доменико резко освободился от моих объятий, я повернулся к ней лицом. Синьора Кассини в мягком длинном халате цвета то ли #8B4513, то ли #D2691E (золотисто-оранжевого) и чепце для сна выглядела весьма впечатляюще. Испанские чёрные глаза сверкали гневом.

 — Не вижу ничего плохого в дружеских объятиях, — спокойным тоном отвечал я. — Тем более, меня этому научили здесь, в Италии.

 — О, да, конечно. А ещё чему вас научили в Италии? Приставать к «виртуозам»?

 — Мама, прошу, не надо так с Алессандро! — воскликнул Доменико.

 — Ни к кому я никогда не приставал, — жёстко ответил я. — С вашего позволения, я пойду.

Не дожидаясь ответа, я молча поднялся наверх, в гостевую комнату.

Рано утром, по настоянию синьоры Кассини, мы с Доменико отправились к падре Лоренцо, который проживал за мостом недалеко от набережной. Нет, принимать католицизм я был не намерен, но почему бы не поговорить с умным человеком?

Падре Лоренцо был пожилой человек лет семидесяти, с острым носом, лысиной на макушке и смеющимися глазами. Чем-то он напоминал столяра Джузеппе из старого фильма.

 — Итак, синьор Фосфоринелли, я вас внимательно слушаю. Вы хотите исповедаться?

 — Уважаемый падре, — отвечал я. — К сожалению, как представитель другой конфессии, я не могу этого сделать. Но я готов понести епитимью, так как, по моему мнению, достаточно натворил и буду рад, если мне назначат исправительные работы, которые, возможно, помогут мне стать лучше.

 — Что ж, Алессандро, — Лоренцо на некоторое время задумался. — Вы ведь живёте в доме синьоры Кассини?

 — Так точно.

 — Бедная женщина, — вздохнул падре. — Ведь она, несмотря на слабое здоровье, весьма загружена домашними делами. А помощников и прислуги у неё нет.

 — Так что я должен сделать? — спросил я, мысленно готовясь к предстоящему «квесту».

 — Ваша епитимья будет состоять в том, что, начиная с сегодняшнего дня и до конца следующей недели, вы будете выполнять все поручения синьоры Кассини. Безвозмездно. Она женщина строгая, но не злая. Выше сил вам поручений не даст.

 — Как скажете, падре Лоренцо. Я готов, — решительно ответил я.

Ни к чему я был не готов, но вида не подал. Не идти же, в самом деле, на попятную? В конце концов, я не мог сказать, что был совсем закоренелым лентяем и паразитом: за проживание я платил, отдавая донне Катарине семьдесят процентов мизерной зарплаты капелльского хориста. На остальные тридцать я покупал себе фрукты и овощи в ближайших ларьках, чтобы не беспокоить синьору своими «капризами». Посуду за собой я тоже убирал и иногда даже прибирался в выделенной мне комнате. Теперь же мне предстоит делать это за всех.

 — Что тебе сказал падре? — поинтересовался Доменико.

 — Назначил меня на неделю слугой в вашем доме. Работа неоплачиваемая.

 — Этого быть не может! — воскликнул Доменико. Похоже, он был не рад столь внезапно обрушившемуся на него счастью в виде бесплатной прислуги. — Ты же дворянин!

 — Подумаешь, дальний потомок каких-то там князей. После революции у нас в стране стёрлись классовые границы, а все титулы официально исчезли.

 — Ты не в своей в стране. И не в своём времени, — заметил Доменико. — Будь добр соблюдать субординацию. Аристократ всегда выше простолюдина и имеет больше прав.

Тоже мне сисадмин, раздающий права пользователям!

 — Хорошо. Но раз я, как ты выражаешься, аристократ, то почему ты позволяешь себе мной командовать? — я вовсе не хотел обидеть Доменико, но иногда мне казалось, что он заходит слишком далеко. Эмоции, понятное дело, но надо же как-то их контролировать. —Позволь мне самому решать, что и когда я должен делать. Ведь, вспомни греческую мифологию, того же Геркулеса. Он всю жизнь выполнял приказы, хотя и был сыном Юпитера.

 — Всё верно, но вот только я не царь Эврисфей, — усмехнулся Доменико.

 — Ну, а я не Геркулес, если уж на то пошло. Ни одного мускула.

 — Это потому, что ты плохо ешь, — заметил синьор Кассини. — На одних помидорах далеко не уедешь.

 — Зато меня не срывает по каждому поводу, — спокойно ответил я. — Ты в курсе, что продукты животного происхождения содержат холестерин? Который способствует повышению уровня эстрогена в крови.

 — Чего? Я же давно сказал, что не понимаю ваших математических терминов! И понимать не желаю.

 — Это не математика, а элементарная медицина. Ты же не хочешь, чтобы твоя фигура стала женственной? — я сознательно задал провокационный вопрос и получил на него столь же провокационный ответ.