Корабль палачей (Романы, повести, рассказы) - Рэй Жан - Страница 7

Ее называют улицей Единственного Фонаря. Почему? Большинство улиц и переулков Фонтараби освещается днем лучами солнца, а ночью — яркой луной и не нуждается в свете фонарей или прикрепленных к стенам домов факелов. Поэтому возможно, что именно на этой улице в глубокой нише в стене здания появился первый масляный фонарь с голубым защитным стеклом, который зажигали каждый вечер в честь святого.

На этой улице очень мало прохожих. Собственно говоря, безлюдными можно назвать все улицы в этом призрачном городе. И она выглядит неприятно, так как, проходя по ней, ты ощущаешь нечто зловещее, даже отталкивающее.

Не спрашивайте меня, в чем тут дело. Величественные аристократические строения на ней ничуть не менее красивы, чем на Калле Майор. И они, увы, выглядят такими же заброшенными… И небо над этой улицей между скульптурами святых на высоких карнизах ничуть не менее голубое, чем над заливом.

Несомненно, водонос со своим черным коромыслом и своими кувшинами из обожженной глины мог бы сказать вам, почему он никогда не появляется на этой улице, точно так же, как продавец рыбы и булочник, никогда не разносящий на этой улице бриоши и лепешки.

Конечно! Водонос — это бедный тип, которому едва удается отдышаться и который поэтому просто не способен вести разговоры; продавец рыбы лишился во время пьянки части языка и едва способен издавать гортанные звуки, да и то лишь в нетрезвом состоянии; что касается булочника, жалкого, робкого существа, то он больше верит в дьявола, чем в святых, способных защитить его.

А старый архивариус Юртадо? Может быть, он лучше осведомлен?

Увы, это не так! Конечно, старый человек может рассказать вам, что город Фонтараби играл сравнительно важную роль в истории как Испании, так и Франции, потому что французы трижды занимали город в 1521, 1719 и 1794 годах. Если он при вас проклянет герцога Бервика и генерала Ламарка, то затем прослезится, вспомнив Карла V, построившего часть церкви Нотр-Дам. Но если вы попытаетесь расспросить его об улице Единственного Фонаря, он внезапно вспомнит, что ему пора нюхать табак, и поспешно скажет:

— Ах да, именно на этой улице находится дворец маркиза де Вилла и Агийяр! Всего хорошего, сеньор!

И он удалится, прикоснувшись к своей остроконечной шляпе и немного подволакивая ноги.

Конечно, те, кто знаком хотя бы в общих чертах с историей франко-испанских войн восемнадцатого века, знают, что после французского вторжения в 1794 году род маркиза де Вилла и Агийяр перебрался на юг страны, оставив оккупантам множество проблем.

Но вернемся в наше время, то есть в весну 1842 года. На небольших апельсиновых деревьях, которыми заросли окрестные холмы, уже появились ароматные золотистые плоды. На причудливо изогнутых оливах появилось множество гроздьев зеленых плодов, а фиги покрылись истекающими сахаром плодами. На деревьях заброшенных садов каждое дупло было занято роем диких пчел.

Калле Майор жарилась на жгучем южном солнце. Крытые брезентом двуколки брошены где попало; выпряженные из них ослики пасутся в синей тени домов, задумчиво пережевывая брошенные им клочки сена.

Но ни один луч солнца не проник на улицу Единственного Фонаря. Поэтому воздух на ней оставался свежим, в связи с чем улица казалась крайне привлекательным местом. Сильный аромат цветущих апельсиновых деревьев, мяты, лаванды и перца превращал атмосферу этого места в целительный бальзам. Абсолютная почти тревожная тишина подчеркивала полуденную жару. Тишину изредка нарушало лишь гудение кружившегося над цветами золотого жука. Даже горлинки перестали ворковать и сидели, словно оцепенев, перед домиками своих голубятен.

Внезапно тишину нарушила громкая песня. Какой-то чудак осмелился затянуть песню в пекле этой пустынной улочки!

Певец неожиданно замолчал, вероятно, задохнувшись. Надо уточнить, что это был довольно толстый мужчина, обливавшийся потом.

— Это все вино из Аликанте, — пробормотал он. — Да поможет мне Господь! И кто только способен пить вино из Аликанте до захода солнца, когда еще не поднялся свежий ночной ветер? Это Педро Альварец, глупый рыбак! Господи, смилуйся над моей душой, вскоре ей это будет так нужно…

Немного отдохнув и успокоив дыхание, он снова запел хриплым голосом:

На этот раз ему не удалось допеть куплет, потому что он добрался до цели своего путешествия. Он остановился перед закрытыми воротами строгого сурового здания с большими сводчатыми окнами, снабженными нишами, балконами и коваными решетками.

— Я приветствую благородное строение светлейшего маркиза де Вилла и Агийяр! — произнес пьянчужка, стянув с головы шерстяной колпак.

Потом он схватил тяжелый, украшенный резьбой молоток и принялся колотить изо всех сил в дверь, создавая гулкое эхо в пустынных коридорах. Но никто не кинулся открывать ему двери.

— Какой я дурень! — воскликнул простодушный малый. — Двери ведь не закрыты! Это опять виновато вино из Аликанте! Чертовски предательское вино! Ах, Педро Альварец, бедный рыбак! Тебе потом придется заплатить за свою слабость!

Действительно, двери не были заперты. Рыбак, пошатываясь, прошел широким сумрачным коридором, по которому вполне могла проехать карета, заглянул в несколько пустынных залов и, наконец, остановился в просторной комнате, залитой солнцем, врывавшемся в помещение через ослаблявшие свет зеленые квадратики окон.

— Вот и я, преподобный отец! — торжественно объявил он, стараясь сохранять вертикальное положение.

— Неужели это действительно ты? — с насмешкой произнес чей-то голос. — Я просто не могу поверить. Мне кажется, что это, скорее, твой дух!

— Еще немного, и так бы и получилось на самом деле, падре! — воскликнул толстяк. — Я сейчас все объясню вам! Этим утром, как всегда, я отправился к заливу, чтобы получить полагающую мне долю рыбы, овощей и фруктов от живущих там добрых людей. Тем не менее, падре, как сказал наш Господь, «не бывает зерен без плевел». И вскоре мне пришлось столкнуться с этим, к моему великому стыду.

Ко мне подошел человек с лицом ангела и сказал:

«Педро, сегодня необычно жарко. Что ты скажешь, если я предложу тебе кувшин со свежей водой?»

Я согласился, падре, потому что никто не будет отказываться в жару от свежей воды, тем более, если она была предложена вам так по-братски!

Он протянул мне кувшин, и я залпом выпил его.

Ах, падре! Представьте мой ужас, когда я осознал, что свежая вода внезапно превратилась в отличное вино из Аликанте! Я сразу же понял, что это нечистый решил подшутить надо мной! Я трижды перекрестился и воскликнул: «Изыди, Сатана!» И человек с ангельским лицом исчез, жутко зарычав при этом. В общем, он превратился в серное облако с огнем и дымом, заставившее меня кашлять и едва не задушившее меня.

— Иди на кухню, неисправимый лгун! — прозвучал все тот же голос. — В наказание тебе придется выпить два кувшина воды. И я обещаю тебе, что эта вода не превратится в вино из Аликанте.

— Два кувшина воды! — простонал толстяк Педро. — Ах, падре, сжальтесь надо мной! Я слышал, что колдуньи прошлой ночью отравили все колодцы с водой в нашей округе!

— Давай, давай, быстрее! Или тебе придется выпить три кувшина!

Педро тяжело вздохнул и со стонами отправился на кухню.

Едва он вышел из комнаты, как священник, разговаривавший с ним, весело рассмеялся. Это был падре Хуан.

Несколько лет тому назад, в Фонтараби появилась странная пара, спустившаяся в город с холмов.

Хуртадо, весьма эрудированный человек, преклоняющийся перед Сервантесом, первым заметил их. Он не смог удержаться, чтобы не воскликнуть:

— Смотрите, кто пришел к нам! Дон Кихот и его слуга Санчо Панса!