Доза (СИ) - "KrisssTina V" - Страница 32

– Знаешь, Малфой, ты уделяешь моей персоне так много внимания, что меня начинают терзать сомнения.

– Это какие, например?

Она честно не ожидала, что он спросит. Она думала, что вот сейчас он разозлится, наорет на нее и уйдет, оставив ее одну, как она и мечтала. Это было бы просто идеально.

Гермиона посмотрела на него. Его глаза блеснули насмешкой и любопытством – он играл с ней! Прямо сейчас он играл с ней.

– Неважно.

– Нет уж, поведай мне, будь так любезна.

Он спрыгнул со стола и начал приближаться к ней. Гермиона автоматически вцепилась пальцами в край стола. Видимо, это не укрылось от него, и он хохотнул, разворачивая стул спинкой вперед и садясь перед ней.

– Что ты вообще здесь делаешь? – лучший способ перевести тему – найти другую, более интересную. – Разве ты не должен сейчас сидеть в Большом зале в окружении своей свиты и источать ненависть ко всему живому? Где твоя прилипала-подружка? Страдает похмельем? Или бросила тебя, наконец, осознав, какое же ты ничтожество? А Блейз? Он тоже понял, что нужен тебе лишь в качестве тени?

Он потянулся, чтобы схватить ее за горло – что за привычка, Боже, – но Гермиона увернулась, хватая учебник и держа его перед собой, как щит.

Малфой зарычал (буквально) и сделал еще одну попытку, но получил по пальцам рукой. Пока Гермиона радовалась своему маленькому триумфу, он поймал ее пальцы и сдавил так сильно, что она почувствовала слезы в уголках глаз.

– Пусти, идиот!

Он засмеялся, закручивая ее руку. Гермиона с силой дернула, наконец, высвобождая пальцы и растирая их, чтобы боль быстрей прошла.

– Что, уже не такая разговорчивая?

– Только умеешь, что распускать руки! – она имела в виду совсем не то, но, судя по лицу Малфоя, он вспомнил вчерашний вечер, и то, как он сжимал своими пальцами ее подбородок, заставляя пошире открыть рот для поцелуя или как сдавливал ее талию, прижимая к себе так тесно, что ей было больно.

– Не только.

Боже, да он развлекался, выводя ее из себя. Гермиона сдула прядь волос со лба. Что ж, если он считает, что это весело…

Она скрестила руки на груди (от ее взгляда не укрылось то, как Малфой мазнул по ее рубашке глазами и отвернулся) и с вызовом посмотрела на него.

– Что-то сомневаюсь.

Малфой скривился.

– Ты меня на «слабо» берешь или что?

– Да сдался ты мне.

Она просто вынула яблоко из сумки и начала есть. Она не пошла на обед, потому что не было аппетита, но сейчас, когда этот слизеринский хорек провоцировал ее, что-то внутри нее просыпалось. И аппетит в том числе.

Он все еще сидел напротив и смотрел, как она откусывает маленькие кусочки и жует их, глядя в окно.

В одном фильме, который они с мамой смотрели на каникулах, девушка пыталась соблазнить парня, сексуально поглощая пищу. Гермиона не была специалистом в этом вопросе, и уж точно не хотела соблазнить Малфоя (Боже упаси), но старалась есть так, чтобы он не смог оторвать глаз.

И, черт возьми, это сработало.

То есть, наверное, это сработало, а может быть, все дело было в том, что она ела слишком отвратительно и это бесило. Малфой как-то странно поерзал на стуле и задышал чаще, словно запыхался. Она проигнорировала его и постаралась не смотреть, но ей было так любопытно и одновременно смешно…

– Ты издеваешься надо мной? – спросил он, когда она откусила четвертый раз. Яблоко вдруг вылетело из ее руки (само) и упало в мусорное ведро в другом конце кабинета.

– Вау, мы хороши в невербальной магии, молодец, Малфой.

Она облизала губы и полезла за своим платком, чтобы вытереться.

Малфой обхватил ее подбородок пальцами и притянул к себе (как вчера, Боже!). Гермиона охнула от неожиданности и застыла, даже не моргая. Она старалась дышать, но у нее не выходило, ведь его губы были так близко, что, подайся она вперед хоть на сантиметр, и все. Пропасть, остановка дыхания, очередной приступ наслаждения и отвращения к себе.

– Думаешь, я захочу тебя поцеловать? – как же горячо он выдыхал эти слова в ее губы.

– Только если не боишься, что я тебя ударю.

– Я знаю, что ты от меня течешь – от тебя воняет похотью. Вот только мне насрать.

Он снова начал это – разговоры, из-за которых ей хотелось выдрать ему глаза. Ох, как же она ненавидела его в такие моменты! Ублюдок, ублюдок, противный склизкий змей!

– Разумеется, – прошептала она. Ей нужно было остановиться, чтобы все не зашло слишком далеко, но он разозлил ее. – Поэтому каждый раз, когда мы остаемся вдвоем, ты меня целуешь.

– Думаешь, я теряю контроль? – он снова засмеялся, но на этот раз его смех имел привкус горечи, как будто ему самому было не по себе даже от мыслей о чем-то таком. – Из-за тебя? А-ха-ха, Грейнджер, у тебя что, вата вместо мозгов?

Она отшвырнула его руку от себя и постаралась смотреть в его глаза безотрывно. Выходило плохо, ведь его глаза с некоторых пор сводили ее с ума.

Она хотела поцеловать его. Можно было до бесконечности пытаться отрицать это, но, черт возьми, с первого раза, тогда, в раздевалке, с первой секунды, когда его твердые губы коснулись ее рта, с того мгновения, как его язык нагло прошелся по дорожке ее зубов и языку, с того самого дня она понимала, что хочет целовать его. Целовать жарко и глубоко, крепко прижиматься, скользить руками по его плечам, зарываться пальцами в волосы…

Но это никогда не будет чем-то, что принесет удовольствие и облегчение, ведь, как только пленка желания слетит, Малфой обольет ее грязью так сильно, что она сможет только стоять и плеваться, избавляясь от комков оскорблений, сбрасывая их со своих волос и тела, выгребая из карманов. Потому что он не мог иначе. Потому что в этом был смысл существования Малфоя – делать ее жизнь адом.

Это было похоже на балансирование на одной ноге над пропастью: ты прекрасно знаешь, что должен держаться, потому что если ты упадешь, то умрешь, но еще ты понимаешь, что шагнуть туда – в пропасть, в бездну, – значит освободить себя. И пусть полет будет длиться всего три секунды – это все равно полет.

Она поняла, что ее рот все еще открыт, когда Малфой опустил на него взгляд.

Гермиона облизала губы, попыталась восстановить дыхание, но лишь еще глубже задышала. Ее грудь начала подниматься и опускаться, дрожь прошла по телу.

Малфой наклонил голову и нахмурился, продолжая смотреть в ее лицо.

А потом она потянулась к нему. Она словно со стороны видела свою руку и не могла поверить, но еще очень, очень, очень сильно хотела до него дотронуться.

Коснулась пальцами щеки…

И тут же вскрикнула, когда ее запястье с силой сдавили.

– Не трогай, – он умел плеваться словами прямо ей в лицо.

Дура, лучше послушай его… Но только в голове уже шумело, кровь кипела под покрывшейся мурашками кожей… Она снова потянулась, и Малфой не стал в этот раз останавливать ее, только настороженно выдохнул. Он не прикрыл глаза, когда она опустила ладонь на его щеку. Он не застыл в блаженстве, как делают влюбленные подростки в мелодрамах. Малфой не был влюбленным подростком. Да, ему было всего шестнадцать, но его глаза смотрели так глубоко, читали душу, вытаскивали потайные желания наружу. Подростки не способны на такое. Малфой либо вырос очень, очень рано, либо вообще никогда не был ребенком.

– У тебя… холодная кожа, – сказала она, опуская руку.

Малфой сглотнул и открыл рот, чтобы что-то ответить, но входная дверь вдруг распахнулась с грохотом, и в кабинет ввалился Блейз, матерясь и запинаясь о собственную мантию.

Малфой отпрянул от нее, но не успел встать со стула, потому что Забини заметил их. Гермиона нервно выдохнула и перевела взгляд с одного парня на другого.

Блейз шагнул вперед и хмыкнул как-то недобро.

– А, то есть, вы уже не скрываетесь? – спросил он.

Гермиона подтянула к себе свои книги.

– Что?

Малфой, наконец, ожил и встал, выпрямляя спину. Он спрятал руки в карманы, и, может быть, кому-то другому этот жест показался бы сексуальным сейчас, но Гермиона, к ее собственному ужасу, прекрасно научилась его читать. Он прятался. Повел плечом, изогнул уголок губ в гримасе: