Доза (СИ) - "KrisssTina V" - Страница 58

– Я не советую вам задерживаться тут надолго, ребята, – произнес он слишком мягким для учителя тоном, а потом, выдержав паузу, добавил: – Передайте мистеру Малфою, чтобы он зашел ко мне завтра перед занятиями. Это очень важно. Боумен Райт, подумать только!

Сказав это, профессор поковылял в сторону замка. Его невысокую фигурку, казалось, заносило от ветра то в одну сторону, то в другую. Гермиона смотрела на него и думала – как много тайн скрывает этот человек глубоко внутри себя?

Она едва не закричала от неожиданности, когда Малфой резко затормозил прямо перед ней. Растянув улыбку, он зааплодировал ей, не снимая кожаных перчаток.

– Браво, Грейнджер, – сказал он, и Гермиона на секунду зависла, глядя на его посиневшие от холода губы. Девушку невероятно злило, что внутри нее окончательно умерло отвращение к лицу Малфоя, к его губам, глазам и бледным скулам. Так не должно было происходить, ей хотелось вернуться в начало года, когда все было прозрачно и вполне очевидно. Ненависть в ответ на ненависть и никакой ерунды в желудке при виде него. – Можешь, когда захочешь.

Она с силой захлопнула книгу. Слизеринец выпустил снитч из своей руки, и тот, облетев вокруг головы Гермионы, нырнул за трибуну.

Утро понедельника началось с того, что мимо Драко пролетело мелкое шелестящее нечто, неприятно царапнув его затылок. Наклонившись, он выругался, потер потревоженное место и не нашел ничего лучше, чем поймать за ухо пробегающего мимо первокурсника в слизеринском шарфе.

– Объясни-ка мне, – рявкнул он, наклоняясь. Малец пару раз ойкнул, но быстро заткнулся, опасаясь вообще издавать какие-либо звуки. – Что за чертовщина летает по замку?

– Так эти... – пискнул пацан. – Валентинки!

Драко округлил глаза.

– Чего-чего?

– День Влюбленных же! Праздник!

У Драко зазвенело в ушах. Сжав ухо мальца крепче, он рыкнул, явно производя умопомрачительный эффект:

– Кто разрешил?!

– Директор!

– Драко, отпусти ребенка, он не виноват, что твое холодное, бесчувственное сердце отвергает такие праздники, – пробубнил Теодор, проходя мимо. Он зевал во весь рот и совершенно не подходил под образ человека аристократического происхождения. – Как и любые праздники в принципе. Как и жизнь в целом.

Видимо, Тео не оставлял надежды на то, что однажды его шутки покажутся кому-нибудь смешными. Нет, иногда Нотту, конечно же, удавалось рассмешить кого-либо – например, во время уроков, когда он выдавал вместо ответа такую несусветную чушь, что, кроме как смехом, на нее никак нельзя было отреагировать. Но обычно реакцией на его шутки было едва сдерживаемое желание разбить ему нос.

Пока они добирались до Большого зала, Драко несколько раз споткнулся, уворачиваясь от бесконечных розовых херовин, снял баллы с группы студентов на лестнице и, кажется, прихлопнул пару купидончиков, и это было единственным положительным моментом за все утро.

В Большом зале царил полнейший пиздец. Едва открыв дверь, Драко хлопнул себя по лбу и простонал:

– У меня только что сердце отказало.

Забини, проходя мимо, провел рукой по его плечу и совершенно не утешил словами:

– Это еще начало, Драко. Это еще начало.

Складывалось ощущение, что кто-то выкрал Хогвартс и заменил его на более девчачью, более розовую и глупую версию замка. Осталось дождаться нашествия единорогов, которые будут гадить ватой в их тарелки, и тогда все – можете забирать Малфоя и сразу увозить на кладбище.

Пробираясь к слизеринскому столу, Драко пару сотен раз принимал решение свалить и поморить себя денек голодом, но что-то подсказывало ему, что в коридоре обстановка вскоре станет такой же, поэтому он смиренно доплелся до своего места, где его ждал очередной сюрприз.

Увидев гору шевелящихся сердечек у себя в тарелке, в кубке и в блюдах вокруг них, Драко зарычал. Блейз расхохотался в голос и сгреб все это великолепие в свой рюкзак, наотрез отказываясь сжечь их на месте.

– Будет над чем вечером поржать, – заявил он. Пэнси, встав напротив них, уронила на пол сумку и сделала такое лицо, будто сейчас разревется.

– Отвратительный день, – проворчал Драко, занимая свое место за столом.

– Чудесный день, – Гермиона закрыла газету и, сложив ее вчетверо, спрятала в сумку.

Гарри и Рон переглянулись, прежде чем уставиться на нее с удивлением. Маленький купидончик пронесся над их головами, зацепив рыжую макушку Джинни и даже не извинившись.

– Эй! Поосторожнее! – рявкнул на него Поттер, и Гермиона едва не расхохоталась. – И чем же этот день так чудесен?

– Минимум смертей, – она бросила взгляд в сторону сумки, куда убрала прочитанный Ежедневный пророк. – Все радостные и влюбленные…

– А тебе пришла валентинка от Крама, – добавил Гарри и прижался губами к кубку, пряча за ним свое лицо от разгневанного взгляда подруги.

– Это к делу не имеет отношения.

– Конечно-конечно.

Гермиона закатила глаза. Рон как-то странно поерзал напротив нее, а потом вдруг встал и, отказавшись от еды, вышел, объяснив это тем, что забыл в гостиной свою волшебную палочку.

– Палочка торчала из его мантии, когда мы входили в зал, – прокомментировала Джинни. Гарри не успел ей ответить, потому что на него свалился целый ворох валентинок, запечатанных в красную и розовую бумагу коробок, а также пакетов сомнительной формы. Все это сгрузили в его еду несколько купидончиков, а потом, бросив на него полный осуждения взгляд, улетели.

– Разве эти существа не должны быть милыми и любезными? – поинтересовался Невилл.

Гарри в ужасе вылупил на подарки глаза.

– Что это за чертовщина? – спросил он у Гермионы.

Девушка рассмеялась.

– Это подношения для Избранного. Каждая хочет стать твоей дамой сердца, Гарри, но будь осторожен: в женской спальне прошел слушок, что кто-то хочет добавить тебе любовное зелье в сладости.

Гарри поднял полный страдания взгляд на нее, а потом покосился на Джинни. Та, покраснев, отвернулась, но к еде больше не притронулась – видимо, пропал аппетит.

К середине дня Драко казалось, что он весь покрыт сахаром. Студенты бегали вокруг с такими лицами, будто выиграли счастливую жизнь в лотерею. Одухотворенные и раскрасневшиеся, они вызывали у Малфоя тошноту и желание орать на всех до бесконечности.

И, видит Мерлин, сам Салазар послал к нему Грейнджер между третьим и четвертым уроком. Потому что как еще объяснить такое везение?

– Грейнджер! – рявкнул он, и грязнокровка выронила стопку бумаг, с которыми неслась по коридору, сломя голову. Волосы ее сегодня были особенно кудрявыми, щеки – особенно румяными, а глаза горели так, что Малфой почувствовал необходимость поправить штаны.

Она плюхнулась на коленки и принялась собирать листки с пола, вырывая их из-под ног студентов: зрелище было настолько уморительным, что Драко почувствовал, как его настроение поднимается. Он подпер стену спиной и принялся наблюдать, лениво поигрывая узлом своего галстука.

Через полминуты толпа рассосалась, и они с Грейнджер остались в коридоре одни. Сложив в стопку бумаги, грязнокровка выпрямилась и попыталась запихать их в сумку, но та была битком набита какими-то учебниками. Драко проглотил смешок, когда девчонка выругалась сквозь зубы.

Захотелось прокомментировать: «Грязный язычок». Но закусил губу, сжал кулаки изо всех сил и продолжил смотреть внимательно, дожидаясь, когда уровень терпения грязнокровки начнет зашкаливать, и она, наконец, на него наорет.

– Грейнджер, ты мне скажи, – начал он, когда стало понятно, что реакции на его настойчивые взгляды не последует, – на школу сегодня какие-то чары наложили? Все срут зефирками и розовыми сердечками.

Поднявшись с колен, гриффиндорка сморщила свой высокомерный нос.

– Я не собираюсь с тобой разговаривать, Малфой, – ответила она и тряхнула волосами, пытаясь привести их в человеческий вид, но они плевать на это хотели.