Сюрприз для маркиза (СИ) - Горенко Галина - Страница 39

Над нашими головами забрезжил рассвет, по условленному сигналу майор инженерных войск поджег магический бикфордов шнур, теперь этот взрыв не остановит ничто, никакое внешнее воздействие не сможет предотвратить этот взрыв…

И тут, продолжительный сигнал горна к пехотной атаке пронзил горную гряду. Мокрый снег заворочался от эха, несколько мелких ручейков потекли вниз. Вместе с Николасом я помчалась к краю гранитного плато. Более не заботясь о том, что его могут увидеть, он с ужасом наблюдал как практически весь полк с рассветом бросился в атаку. Священный ужас охватил его от осознания того что произойдет, вместо того, чтобы попытаться спасти свою жизнь, он бросился к последовательно соединенным зарядам, пытаясь разломить сердечники голыми руками и предотвратить неминуемое…Через несколько мгновений безуспешных попыток прозвучал ошеломляющий взрыв. Звуковое эхо накрыло долину, отражаясь от каждого камня, грохот от ударной волны превратился в акустическую какофонию, обгоняя даже шум от самого взрыва. Лавина надвигающегося снега, грунта, камней, грязи накрыла всех, кто был в ущелье и рядом с ним. Люди не то что не успели спастись бегством, многие просто не поняли, что происходит.

Николаса Альдао убило, покорежив взрывной волной.

Агнес Альдао и их нерожденного сына накрыло второй волной снежно-грязевого потока. Теряя сознание от нехватки воздуха, с последним выдохом и вкладывая в свои слова всю ненависть, горечь и боль, разрывающие душу белой ведьмы, она произнесла слова необратимого и неизмеримого по силе проклятия:

— Когда твой род достигнет небывалых высот, когда твои потомки будут славить тебя, когда появится сильнейший сын твоей фамилии — династия прервется и пусть смерть его будет такой же страшной как и наши. Будь ты проклят Ширас Силье.

На закрытом военном слушанье Никоасу Альдао посмертно вынесли обвинительный приговор и вечную анафему. Его род был лишен всех регалий и титулов, его имя внесли в черную книгу проклятых. Его душе не дано более возродиться после очищения в Соляре.

Кроме них в Пропасти Израила погибло тысяча триста восемь человек. Не отпетых, не отмоленных, всеми забытых душ. Во славу Цесса. Во имя спеси, амбиций и тщеславия.

*Инро — небольшие коробочки для хранения мелких предметов, часто закручивались.

**Орденская планка — приспособление для ношения орденских лет, которые в свою очередь являлись специальными лентами, установленными для каждого ордена или медали и отличались друг от друга цветом и рисунком.

***Крылатое выражение произведения Маргарет Митчел «Унесенные ветром».

****Маркитанка — Mercatante — торговец (итал.), соответственно маркитантка — торговка, в современном понимании именно торговка, следующая за войском.

— Теперь ты знаешь, — просипел мне в ухо призрак Агнес, — он виновен.

Я замотала головой, шепча охрипшим от криков голосом: — нет. Нет, НЕТ!

— Детям всегда суждено платить по долгам своих отцов. И твой Тристан Силье не исключение, — выплюнула она ненавистную фамилию.

— Но он не такой. Никогда бы так не поступил, он честный, благородный… — призраки повернулись, собираясь уходить, им не было интересно слушать мои мольбы и доводы, — ты тоже теряла любимого, — крикнула я ей в след, — ты знаешь какая эта боль.

За доли квази, дух Агнес подлетел ко мне, сверкая синими безднами глаз, она закричала как банши*, - Боооооль? Ты не знаешь, что такое боль, избалованная девчонка. Проклятье не снять, ты знаешь, его непреложность неоспорима. Нет ничего, равносильного, что ты могла бы предложить мне, Соланж.

— Есть! Есть Агнес! Я могу предложить себя. Свою жизнь. Свою смерть. В обмен на жизнь Тристана. — Я подошла к каменной пропасти, — Ты согласна? — и встала носочками на самый край. Пронизывающий ледяной ветер тянул меня в пропасть, хватая за руки и больно толкая в спину.

— Согласна, — зловеще скалясь сказал озлобленный призрак ведьмы. — Но твоя смерть не будет такой легкой. Она махнула белой костлявой рукой. Ветер, так настойчиво звавший меня полетать над бездной, вдруг швырнул меня в противоположную от обрыва сторону. Я с трудом поднялась, вытирая разбитые в кровь ладони о юбку и выпрямилась, расправив в плечи. — Я готова.

Призрачное полчище заволновалось, забурлило, забушевало, закипело как штормовое, беснующееся море, невероятно огромная, как цунами, волна потусторонней мощи собралась единым потоком и прицельно обрушилась на меня шквалом, лавиной. Я не могла вздохнуть, из глаз брызнули горячие слезы, легкие жгло раскаленным огнем, все те эмоции, что испытывало все это огромное гибнущее войско и каждый человек в отдельности накрыли меня, разрывая мою душу и сознание страданиями и болью, ненавистью, злобой, сожалением, ужасом, утраченной любовью, покаянием, обидой, скорбью, презрением, неверием, ожесточением, печалью, отвращением, мукой, жалостью. Жаждой жить.

Последнее что я увидела в своей жизни — это освобожденные души усопших, неоправданно канувших в забытье. Они рассеялись белым туманом, и над братской могилой в Азраиловой пропасти пошел черный дождь, смывающий несправедливость многих сентов.

Вилли завыл во всю мощь призрачных легких, выводя горестные рулады по погибшей хозяйке. Он скорбел так, как только могут это делать невинные души животных, тоска, граничащая с отчаянием, накрыла хаунда. Он безразлично посмотрел на смятую постель. Тристан Силье сидел в кровати свесив ноги и не понимал где он, и как здесь очутился. На шорох вошла хозяйка дома и маркиз с трудом вспомнил женщину, но воспалённым сознанием он никак не мог понять, где его Соланж. Вилли же лизнул его небритую щеку, пару раз тявкнул и исчез, оставив растерянного мужчину одного.

Я стояла босая, в длинном, сером холщовом рубище. Красное, словно во время кровавого заката, небо высилось надо мной. Две луны на багровом небосводе, как строгие глаза тюремного надсмотрщика следили за мной, то скрываясь за веками сизо-фиолетовых облаков, то вновь показываясь и презрительно щурясь. Впереди располагались причудливо кованные медные врата. Они были так высоки, что задевали острыми наконечниками пик кучевые облака. По бокам от брамы** сидели две бронзовые химеры*** застывшие в причудливых позах. Потребность зайти была непреодолима, и я, несмело шагая к вратам в Солар, подошла ближе.

Две кроваво красные мантикоры**** приветственно оскалились, потрясая скорпионьими хвостами.

Черные провалы глаз не отрываясь следили за каждым моим шагом. Чем ближе я подходила, тем больше интереса у них вызывала моя сущность. Они зарычали, а потом, одна из них удивительно плавными для такого огромного существа движениями, приблизилась ко мне и припала на передние лапы. Я в ужасе шарахнулась. Чудовище с обидой вскинулась, посмотрела на меня с укором и еще раз повторила свой приветственный маневр. Я не понимала, что ей нужно, а она подошла еще ближе и стала обнюхивать мою руку, щекоча проволочными усами мою кисть. Когда шершавый, ледяной язык облизал мне предплечье у меня мелькнула мысль, что все, меня сейчас распробуют и сожрут, не доходя до врат. От нее пахло старой медью или это была кровь?. Мантикора утробно заурчала, как большая кошка и вернулась на место. Как только она уселась в ту же позу — створки брамы, с отвратительным скрипом, отворились. На меня пахнуло смрадом пепла и серы.

Как только я вошла, двери за моей спиной сомкнулись. Я стояла на раскаленном песке. Мелкие острые частички темно-бордового кварца больно впивались в ноги. Впереди, словно огромное море из ртути, плескалась серебристая река. Лета*****- река забвения. Я сделала шаг и мои ноги пронзила невыносимая боль. Казалось все мое тело начинает медленно тлеть, я огляделась, слева от меня призрачная тень мужчины замерла на одном месте, из его глаз катились слезы, он упал на колени и пополз на них к реке.

Только войдя в речку с головой можно переродиться, но дойти туда, ох как нелегко. Все твои грехи совершенные при жизни, удлиняют дорогу, и пока ты в полной мере не вкусишь всех страданий, что отведены тебе, можно бежать, ползти, да хоть на руках идти к Лете. Ты получишь только то, что заслужил. Самый беспристрастный судья, самые честные присяжные, самый неподкупный палач. Только ты и твои грехи на чаше весов.