Песнь об Ахилле (ЛП) - Миллер Мадлен - Страница 21

Фетида также села. Перед нею не было ни тарелки, ни ножа — боги живут нектаром и амброзией, а еще дымом наших жертвенных костров и вином, которым мы орошаем их алтари. Удивительно, но сейчас она не столь выделялась среди людей, не столь блистала, как снаружи дворца — словно громоздкие скамьи и столы зала делали ее меньше и бесцветнее.

Пелей встал. В зале все стихли, до самой дальней скамьи. Он поднял кубок.

— Я получил послание из Микен, от сынов Атрея Агамемнона и Менелая. — Последние разговоры немедленно утихли. Даже слуги замерли. Я затаил дыхание; под столом Ахилл прижался ногой к моей ноге.

— Было совершено злодеяние, — он помолчал, словно взвешивая каждое слово. — Супруга Менелая, царица Елена была похищена из дворца в Спарте.

Елена! Тихие перешептывания. Со времени ее замужества слухи о ее красоте только ширились. Менелай возвел вокруг ее дворца стену из двойного ряда камней, он поставил обученных солдат на защиту этой крепости. Но несмотря на все, Елена похищена. Кто же сделал это?

— Менелай принял у себя посольство от царя Трои Приама. Во главе посольства был сын Приама царевич Парис, вот он и учинил похищение. Он похитил царицу Спарты прямо из спальни, пока царь спал.

Гул возмущения. Только выходец с Востока мог так надругаться над святостью гостеприимства. Всем известно, что эти обильно надушенные люди развратны с самого младенчества. Но настоящий герой вернет ее силой своего меча.

— Агамемнон и микенцы призывают мужей Эллады плыть в царство Приама спасать ее. Троя богата и завоевать ее легко, говорят они. Все, кто отправится сражаться, обогатятся и прославятся.

Сказано было хорошо. Богатство и слава — за это людей обычно и убивают.

— Они попросили меня тоже послать отряд из Фтии, и я дал согласие, — он переждал перешептывания и затем добавил: — Однако же я не стану никого к тому понуждать против воли и сам войска не поведу.

— Кто же встанет во главе войска? — крикнули из залы.

— Это еще не решено, — отвечал Пелей. Но я заметил, что взгляд его на миг упал на сына.

Нет, подумал я. Моя рука, лежащая на подлокотнике, отяжелела. Не теперь. Лицо Фетиды оставалось холодным и отстраненным. Она знала, что так будет, понял я. Она желает, чтобы он отправился туда. Хирон и пещера розового кварца казались такими невозможно далекими — идиллия детства. Я внезапно понял все значение Хироновых слов — весь мир считает, что Ахилл рожден для этой войны. Что его руки и быстрые ноги созданы именно для того, чтобы сокрушить мощные стены Трои. Они кинут его против тысяч троянских копий и будут с восторгом смотреть, как он обагрит кровью свои чистые руки.

Пелей сделал знак Фениксу, старому своему другу, сидевшему за одним из ближних столов. — Фенис занесет на скрижаль имена всех, кто захочет идти воевать.

На скамьях произошло движение, многие начали вставать. Но Пелей поднял руку.

— Еще одно, — он поднял лист, казавшийся темным — так густо он был исписан. — Перед помолвкой Елены с царем Менелаем руки ее искали многие. И, кажется, соискатели принесли клятву защищать ее, кто бы ни стал ее избранником. Теперь Агамемнон и Менелай требуют, чтобы эти люди исполнили свою клятву и вернули ее законному супругу. — И он передал список глашатаю.

Я застыл. Клятва. Мне сразу вспомнились очаг и брызги крови белой козы. Богато убранная зала, полная вызвышающихся надо мною людей.

Глашатай поднял список. Зала, казалось, накренилась, и перед глазами у меня все поплыло. Он начал читать.

Антенор.

Эрифил.

Махаон.

Многие имена были знакомы — и мне, и всем вокруг. Цари и герои. Но для меня в этом было нечто большее — всех их я видел своими глазами в зале, полной дымом жертвенного огня.

Агамемнон. В памяти всплыла густая черная борода; плотный крепкий муж с пронизывающим взглядом прищуренных глаз.

Одиссей. Шрам, змеящийся по его ноге, розовый, будто голые десны.

Аякс. Вдвое выше любого из присутствовавших, с огромным щитом позади.

Филоктет, лучник.

Менетиды.

Глашатай остановился на мгновение, и я расслышал перешептывания «А это еще кто?» Со времени моего изгнания отец мой не прославился ничем. Его слава угасла, и имя его позабыли. А, те, кто знал его, не знали о его сыне. Я сидел оцепеневший, боясь пошевелиться, чтобы не выдать себя. Я связан с этой войной.

Глашатай прочистил горло.

Идоменей.

Диомед.

— Это ведь ты? Ты был там? — Ахилл повернулся ко мне. Голос его был тих, едва различим, но я все же опасался, что кто-то услышит.

Я кивнул. Горло слишком пересохло, чтоб я мог произнести хоть слово. До того я думал только о том, как бы задержать здесь Ахилла, не пустить его. О себе я не задумывался.

— Послушай, это ведь больше не твое имя. Ничего не говори. Мы подумаем, как тут поступить. Спросим Хирона, — раньше Ахилл никогда не говорил так торопливо, чтоб слова словно гнались друг за другом. Его беспокойство вернуло меня к мыслям о себе самом, а его взгляд придал мне храбрости. Я снова кивнул.

Имена следовали одно за другим, и с ними приходили воспоминания. Три женщины на возвышении, и Елена одна из них. Гора из даров, то, как хмурился мой отец. Камень под моими коленями. Раньше это казалось сном. Но сном это не было.

Когда глашатай закончил, Пелей разрешил собравшимся удалиться. Люди встали, заскрипели, застучали скамейки — все торопились записаться в Фениксов список. Пелей повернулся к нам. — Идемте, я хочу прежде переговорить с вами обоими. — Я обернулся к Фетиде, желая знать, пойдет ли и она с нами. Но она уже исчезла.

Мы сели у очага. Пелей предложил нам вина, едва разбавленного водой. Ахилл отказался, я взял кубок, однако не пил. Царь сидел в прежнем своем кресле, том, что ближе всего к огню, с подушками и высокой спинкой. Взгляд его остановился на Ахилле.

— Я призвал тебя домой с мыслью о том, что ты пожелаешь вести эту армию.

Итак, это было сказано. Огонь затрещал — дрова были сыры.

Ахилл встретился взглядом с отцом. — Я не закончил обучение у Хирона.

— Ты оставался на Пелионе дольше, чем я и чем кто-либо из героев прежних времен.

— Это не означает, что я должен спешить на помощь сынам Атрея каждый раз, как они лишаются жен.

Я думал, Пелей улыбнется, но этого не произошло. — Не сомневаюсь, что Менелай в ярости от пропажи супруги, но посланцы прибыли от Агамемнона. Он видел Трою, богатевшую и процветавшую годами, и теперь хочет сорвать этот плод. Завоевать Трою — деяние, достойное славнейших из героев. Плыть с ними — честь.

Губы Ахилла сжались. — Будут и другие войны.

Пелей воздержался от согласного кивка, но по его взгляду я понял, что он оценил справедливость сказанного. — А как же тогда Патрокл? Ведь ему предстоит идти.

— Он более не сын Менетия. Он не связан этой клятвой.

Пелей, всегда благочестивый, поднял бровь. — В этом есть нечестье.

— Я так не думаю, — вздернул подбородок Ахилл. — Его клятва перестала существовать, когда отец от него отрекся.

— Я бы не хотел ехать, — сказал я мягко.

Пелей внимательно смотрел на нас обоих. Затем сказал: — Такие вещи не мне решать. Оставляю это на ваше усмотрение.

Напряжение чуть отпустило меня. Он не собирался меня выдавать.

— Ахилл, должны прибыть те, кто пожелает говорить с тобой. Цари, посланные Агамемноном.

Через раскрытое окно я слышал ровный плеск, с каким море набегало на песчаный берег. Я различал запах соли.

— Они станут просить меня сражаться, — сказал Ахилл. Утверждая, не спрашивая.

— Станут.

— Ты желаешь, чтобы я говорил с ними.

— Желаю.

Снова воцарилась тишина. Затем Ахилл сказал: — Я не посрамлю ни их, ни тебя. Я выслушаю их доводы. Но скажу так — им вряд ли удастся убедить меня.

Я видел, что Пелей слегка удивлен уверенностью своего сына, однако не выглядел недовольным. — И это также не мне решать, — мягко сказал он.

Огонь снова затрещал, выбросил искры.