Волшебная сказка Нью-Йорка - Данливи Джеймс Патрик - Страница 37

• Предыдущая
• 37/86
• Следующая

— Ах, так-растак. Простите, мистер Вайн, за эти поломки. Слушай, Зики, что за херня с тобой творится. Ты разве не видел, что тебе в это кресло садиться нельзя.

— Что ж я, по-твоему, куда ни приду, везде стоять должен, что ли.

— Нет, по-моему, ты должен смотреть, куда садишься.

— Ничего, мистер Вайн, картинку мы починим, а кресел завтра утром две штуки пришлем.

— Вообще-то это Луи Каторз.

— Луи. Я тут прямо на вашей улице знаю одного мебельщика, тоже Луи. Не волнуйтесь, он точь в точь такое же сделает. Самое позднее к завтрему.

— Завязывай, Тони. Чем трепаться про новые кресла. Ты лучше меня из старого вынь.

Задницу Зики заклинило. Брюки на бедрах того и гляди лопнут. Рывок. Он успевает лишь крикнуть, убивать-то не надо. Как кресло соскакивает с него. Содрогается пол. Кларенс Вайн утирает лоб шелковым темно-зеленым платочком. И компасные джентльмены, вынув из пепельницы сигары и воткнув их обратно во рты, на прощанье помахивают ладошками от дверей.

— Рад был с вами познакомиться, мистер. Опять у меня ваше имя вылетело из головы, такой приятный, чистый звук.

— Мистер Пибоди.

— А, да, Пибоди. Ну, точно я вас где-то видал. И простите, что мы столько всего наломали, мистер Вайн.

Кларенс стоит над позолоченным креслом. Наклоняется, разглядывая сломанную спинку и выдранную ножку. Качает головой.

— Ну вот, Корнелиус, или мне теперь следует называть вас мистером Пибоди. Вы имели возможность увидеть то, что порой именуют грубой силой. Для разминки разломавшей одно из моих кресел. Присаживайтесь. Рад, что вы пришли так удачно.

— Эти люди пытаются шантажировать вас, мистер Вайн.

— Если я им позволяю. Да. Если не позволяю. Нет. Хотя одно могу вам сказать определенно. Люди лезут в этот бизнес с таким остервенением, будто мы здесь спирт из опилок гоним. Мертвые не мертвые, на это теперь всем наплевать.

— Мистер Вайн, я правда очень сожалею о том, что случилось. Миссис Сильвер действительно подала на вас в суд.

— Вот письмо от ее поверенного. Но вы не переживайте. Это моя проблема.

Кристиан наклоняется над письмом. Солнце играет на белом листке бумаги, дрожащем в его руке. Боль копьем пронзает желудок. Клекот колоколов, сирены, внизу по улице проносятся пожарные машины.

Глубокоуважаемый сэр

От имени нашей клиентки миссис Сильвер мы обращаемся к вам по поводу чрезвычайно дискредитирующего надругательства (в дальнейшем упоминаемого как Надругательство), имевшего место во время подготовки к погребению ее покойного мужа Герберта, который, как повсеместно известно, в течение долгих лет занимал почетное место в деловом сообществе нашего города.

Упомянутое Надругательство над нашей клиенткой нанесло ее персоне невосполнимый и губительный ущерб и повлекло за собою нагноение бородавок по всему ее телу. Ответственность за это мы возлагаем на вашу фирму, а равно и на вашего служащего Корнелиуса Кристиана, занимавшегося приуготовлением останков.

Далее, касательно Надругательства, моя клиентка резко протестует против бесцеремонного обращения, которому она подверглась во время беседы с вами, имевшей целью уладить конфликт к удовлетворению всех заинтересованных сторон. Мы отказываемся понять ваше нежелание призвать вашего служащего к порядку и потребовать, дабы он принес миссис Сильвер свои извинения. Его произнесенное пугающим тоном заявление «я накачаю тебя формалином» содержало в себе прямую угрозу причинить моей клиентке невосполнимый телесный ущерб, изувечить ее, уничтожить духовно м подвергнуть ее жизнь жестокой опасности. Злонамеренное поношение, выразившееся в словах «толкану разъездному музею уродов» и иных, слишком оскорбительных, чтобы их здесь воспроизводить, с того самого дня полностью лишило мою клиентку дееспособности, а причиненное упомянутыми бородавками обезображивание вынудило ее затвориться от внешнего мира.

Какой, черт возьми, еще, — да, я счел возможным прибегнул к слову «черт», — какой еще разновидности мучений следует по-вашему подвергать в наши дни ни в чем не повинного человека, предающего вечному покою своего возлюбленного супруга. Мы уверены, что вы предпочтете не доводить дело до суда с сопутствующей таковому оглаской. В этом случае моя клиентка готова рассмотреть вопрос об адекватном понесенному ущербу возмещении причиненного ей острого и продолжительного заболевания.

Ваши

Бородавер и Блиц.

— Я кругом виноват, мистер Вайн. О боже ты мой. Меньше всего я хотел повредить вашему бизнесу.

— Я в этом уверен, Корнелиус. Я уверен. Но такое может случиться со всяким. Вы положили душу и сердце, чтобы сделать все наилучшим образом. Джордж говорил мне об этом. А вместо благодарности услышали злобную ругань. Никто из нас не питает к вам недобрых чувств.

Глаза Вайна. Они пронизывают вас. Сквозь все наслоения, живые и мертвые. Проникая в каждую мысль, какая у вас рождается. Смешную и печальную, серьезную или веселую.

— И кстати, Корнелиус, не могли бы вы мне сказать. Как бы мне к чертям собачьим отогнать от восточного филиала этого малого с плакатами. Утверждает, будто он ваш друг и будет ждать, пока вы не выйдете. И каждый проклятущий день у него новый плакат. О'кей, я уже понял. Вы предпочли бы, чтобы его оставили в покое.

— Пожалуй, что так, мистер Вайн.

— Ну, хорошо. Как-то так получается, что людей мягких и любящих становится все меньше и меньше. Это как с формой уха. Ухо прекрасной женщины. Вы знаете, оно понемногу исчезает. Я желаю вам удачи, Корнелиус. У меня такое чувство, что когда-нибудь ваше имя будет у всех у нас на устах. И надеюсь, я смогу тогда без излишнего самообольщения сказать, что мы с вами были друзьями. Я конечно не знаю, Кристиан. Но мысль об этом представляется мне бесценной.

Корнелиус Кристиан задумчиво бредет по улице, удаляясь от вест-сайдского отделения Вайна. Глядя на солнце, чьи лучи заливают широкую, длинную, многолюдную авеню. Грузовики, легковушки, автобусы, ждущие зеленого света. Стоит среди людей, собирающихся на переходах. Легко выглядеть симпатичным в таком море уродливых лиц.

Кристиан замедляет шаг. Большая картинка в окне банка, улыбающийся мужчина, прикованный цепью к яйцу. Над которым веет сине-бело-красный, в звездах и полосах флаг нашей страны. Поверх снующих голов и лиц. По коим Вайн, как он уверяет, способен прочесть всю жизнь человека. Когда проходит трупное окоченение и наступает вторичная дряблость. А вот и кафе-автомат. Выпей стакан молока и съешь кусок яблочного пирога, пока тебя раздирает тревога. Насчет того, как теперь отыскать работу.

Смуглая грязная ладонь ложится на руку Кристиана. Потрепанный прохожий в наглухо застегнутом пиджаке. Синий с белыми молниями заляпанный супом галстук свисает наружу. Мятые в трещинах башмаки. Открывает рот, показывая темно-красные десны и желтые зубы.

— Друг, десятью центами не поделишься.

— Извини, не поделюсь.

— Всего-навсего десять. Что тебе, жалко что ли.

— Самому нужны.

— Ну ладно, хоть честно ответил. Но мне, правда, нужны десять центов.

— Зачем.

— Чашку кофе купить.

— Извини.

— Друг, ну сделай доброе дело, почувствуешь себя хорошим человеком.

— Этого чувства мне итак хватает.

— Друг, поверь, если бы я мог с тобой чем-нибудь поделиться, я бы поделился.

— Ладно. Поделись со мной историей твоей жизни.

— Зачем.

— Затем, что я за нее плачу.

— А с чего ты взял, что я ее продаю.

• Предыдущая
• 37/86
• Следующая