Нежность в хрустальных туфельках (СИ) - Субботина Айя - Страница 29

— Нет, не ложись, — удерживаю от падения на столешницу. — Хочу взять их в рот, Колючка. С того самого дня — просто пиздец, как хочу.

— Ленский… — теперь тихо, почти сладко.

Беру ее за бедро, рывком тяну к себе, надавливаю на копчик, чтобы ее промежность была практически приклеена к моему бугру в джинсах. Трусь об нее пару раз, и мы оба рвано дышим, словно в комнате заканчивается кислород.

Я обхватываю губами ее сосок, мягко посасываю, перекатываю во рту языком. Колючка перестает дышать. Прикусываю его, немного оттягиваю и снова облизываю, как шоколадный шарик.

— Даня… — шепчет мое имя таким голосом, что — черт! — я еще сильнее вдавливаю ее в себя.

— Потрись об меня, Колючка.

Она делает одно неуверенное движение.

Мотаю головой. Слишком много одежды: приподнимаю ее бедра и, кажется, тяну их вниз вместе с пуговицей. Сам не понимаю, как получается, но через секунду Колючка уже в одних трусиках, и лифчике, который болтается у нее на талии. Поглаживаю двумя пальцами влажный тонкий хлопок — трусики у нее тоже белые, простые и совершенно крышесносные. Она пытается свести вместе ноги, но я мрачно усмехаюсь:

— Нет, детка.

— Даня… Стол же…

— Да, стол.

Надавливаю пальцем на ее складки, потираю, нарочно проталкивая ткань трусиков между ними — и буквально охуеваю от того, как отзывчиво и громко она стонет в ответ. Нажимаю сильнее — клитор вжимается в подушечку пальца твердой горошиной. Даже сквозь хлопок такой чертовски чувствительный, что впалый животик колючки дрожит и покрывается россыпью мурашек.

Наклоняюсь к ее уху, и она тут же пользуется моментом — цепляется пальцами мне в плечо, сгребет ногтями, и это именно та порция боли, которая нужна мне, чтобы немного протрезветь и не выебать ее прямо тут.

— Хочешь, сначала языком? — спрашиваю, прикусывая ее за ухо.

— Ленский! — Вскипает — и тут же снова громко стонет, потому что я отодвигаю ткань в сторону, развожу складки двумя пальцами.

— У тебя так не было? — Нажимаю на ее клитор, немного распределяя влагу. — Никто не трахал тебя языком, детка?

Она может только беспомощно мотать головой.

Отстраняюсь, заглядываю в ее темные от желания глаза — и медленно опускаюсь на колени, забрасывая ее ногу себе на плечо.

— Готовься слетать в другую Галактику, Колючка.

Мне нравится, как она выглядит там: теплая мягкая кожа, сливочная снаружи и светло-розовая влажная внутри. Приходится приложить немного усилий, что отвести ее вторую ногу в сторону. Колючка сопротивляется, дрожит, стесняясь и в какой-то момент мне кажется, что у нее краснеют даже колени. Очень милые круглые колени, гладкие и узкие. Не могу удержаться, чтобы не прикусить кожу на правой коленке: Колючка вздрагивает, и я слышу, как ее ногти скребут по столешнице. Очень хочу посмотреть на нее, но боюсь, что тогда у меня точно не хватит терпения довести начатое до конца.

Я — один из тех баранов, которым нравится быть первым для своих женщин. Хоть в чем-то. Только я узнал об этом минуту назад, и теперь меня переполняет желание показать своей малышке, какой горячей и раскованной она может быть, когда я рядом.

Она постанывает, когда я оставляю дорожку поцелуев на той ноге, которая сейчас лежит у меня на плече. Крепко держу ее под коленом, и вжимаю губы в теплую кожу на внутренней стороне бедра. Выше и выше, пока Колючка не приподнимет задницу, опуская ее на стол с выразительным шлепком. Черт, надеюсь эта старая мебель не сломается, пока я с ней закончу. А там хоть трава не расти.

Мне нравится, что она голая, но до сих пор в трусиках. Круто, что они маленькие и их можно запросто отодвинуть в сторону. Круто, что они пахнут цветочным кондиционером для белья и какой-то сладостью, от которой у меня кружится голова.

Прижимаюсь губами к ее промежности. Просто целую немного припухшие складки. Как там говорила географичка? Открываю неизведанную землю маленькими шагами.

Варя мотает головой, бессвязно и неубедительно просит остановиться. В какой-то момент мне хочется, чтобы она перестала смущаться, вцепилась мне в волосы и задвинула мое лицо себе между ног, но зачем торопиться? Уверен, что когда-нибудь она осмелеет настолько, что трахнет мой рот сверху, и тогда я точно стану тем парнем из порноролика, который кончил с членом в трусах и руками под подушкой.

Я провожу языком вдоль тонкой полоски между ее складками, медленно ныряю внутрь, пробуя ее на вкус. Непроизвольно издаю такой звук, как будто я на ринге и мне прилетело в солнечное сплетение: вздох и хрип, два в одном. Варя отзывается чем-то похожим на хныканье.

Обвожу языком клитор, быстрее и быстрее, пока он не становится немного больше на кончике моего языка. Ее охуенный вкус наполняет мой рот. В следующий раз когда буду иметь ее языком, она будет лежать на постели, на спине и я ее, на хуй, сожру.

Мне нравится, что она пытается произнести мое имя, и не может, срываясь каждый раз, когда я и втягиваю ее клитор в рот и посасываю, словно таблетку экстези.

Ладно, я окончательно помешан, но я должен сказать это, глядя ей в глаза. Должен засмущать мою Колючку до самого предела возможно — а потом трахнуть как минимум трижды. У меня такой зашквар с тестостероном, что просто странно, почему я до сих пор не покрылся волосами с ног до головы, как Снежный человек.

Отрываю губы от ее промежности, смотрю снизу-вверх и вижу, что Колючка тоже смотрит на меня.

— Вкусная киска, детка. Хочу трахать ее до красноты.

Она беспомощно стонет мою фамилию, откидывает голову назад — и я снова вхожу в нее языком. Облизываю мою «таблетку», и колючка становится еще более мокрой. Делает несмелое движение мне навстречу — и я жестко всасываю ее в рот, сжимаю губами.

Давай, детка.

Она словно слышит мой приказ: вздрагивает, выгибается и так сильно сжимает мое плечо коленом, что я дурею от щепотки боли между нами. И кончает мне на язык чем-то похожим на сладкий десерт.

Поглаживаю ее ноги, даю выдохнуть, любуясь тем, как классно смотрится ее грудь с такого ракурса. А потом, пока Колючка не слишком опомнилась, беру ее на руки, прижима к себе. Она всхлипывает и выразительно хватается кулаками за мою футболку на груди.

— Снимешь ее сама, — озвучиваю свою просьбу, пока несу свою Колючку в комнату.

Даня кладет меня на маленький скрипучий диван.

Я совершенно не могу пошевелиться: руки и ноги дрожат, будто всю свою жизнь я была тряпичной куклой на деревянной подпорке, и вдруг оказалась без своей основы, став просто оберткой с пузырьками внутри.

У меня никогда не было ничего подобного. Потому что вся моя интимная жизнь заключалась в позе на спине и молчаливом согласии исполнить и с готовностью принять супружеский долг. И я думала, что не всегда в жизни двое людей обязательно летают где-то высоко, как об этом показывают в кино. Это просто физиология. Кто-то получает удовольствие просто чихая, в конце концов.

Поэтому сейчас, когда Даня стоит на коленях между моими разведенными ногами и смотри на меня так, будто на мне теперь пожизненное клеймо его губ, я разрываюсь между желаниями попросить его сделать это еще раз, или продолжить и показать, что дальше может быть так же хорошо.

Господи, он сказал «вкусная киска»?

— О чем ты только что подумала, Колючка? — с озорными искрами в темных глазах, спрашивает он, двумя руками ероша волосы, но упрямая челка снова падает до самого кончика носа. — У тебя щеки красные, как у малолетки.

Мотаю головой, и радуюсь, что можно не отвечать, а просто потянуться к его футболке. Он снова мне подмигивает, охотно задирает руки и я освобождаю его от тело.

Глотаю слишком громко, потому что от вида его немного худощавого, но крепкого тела шумит в ушах. Провожу пальцами по груди, позволяю себе вольность немного поцарапать смуглую кожу.

— Можешь сильнее? — перестав улыбаться, просит он.

— Тебе не будет больно?

Он нервно смеется, кладет свои ладони поверх моих и немного сжимает.