Дьявол на испытательном сроке (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 6

— Я бы не захотел, — все так же ровно отвечает демон, — ты — хороший друг. Такими не расшвыриваются.

Неведомо зачем Генри решил выступить в качестве советчика. Возможно, ощущал благодарность за воду, но в таком случае Агата ощущала себя не очень приятно, будто она выменяла у него все эти слова, даже не выменяла — вырвала.

— Я сам сказал вообще-то, — бурчит Генри, по-прежнему избегая её взгляда, — и не из-за воды вовсе.

— Ладно, — неловко бормочет Агата, лишний раз напоминая себе, что с чувствами в присутствии исчадия ада надо как-то посдержанней. Он чует слишком многое. Практически читает мысли.

— Что делаешь? — удивленно интересуется Генри, замечая, что она изменила позу — встала перед его крестом на колени.

— Хочу помолиться о тебе, как и обещала, — Агата складывает вместе ладони, — помолчать можешь некоторое время?

— Попробую, — демон кивнул, глядя на Агату как на невиданное чудо света, — только это не обязательно, слышишь?

— Сама решу, молиться мне или нет, позволишь? — Агата одаривает его резким взглядом, Генри изображает на лице суеверный страх, но исключительно для того, чтобы прикрыть им растерянность, кажется, ничего подобного он не ожидал.

Агата понятия не имеет, что он натворил при жизни, как он грешил пока считался «на исправлении», просто сейчас ей конкретно кажется, что есть в его душе стремление к правильным вещам, не к греху. Даже его капризы были вызваны нежеланием чужой фальши, хотя с понятием «добродетель» ему еще предстоит знакомиться. Все же он не конченный ублюдок, в нем шевелится человеческое, и неплохо бы, если наказание для него стало хоть чуточку мягче. И если для этого понадобится произнести тысячу молитв — она, пожалуй, прочитает, лишь бы помогло. О молитве о прощении грехов Агата раньше лишь только слышала, точного текста она не знает, однако, искренне предполагает, что душевный порыв компенсирует ей огрехи в исполнении. И порыв действительно оказывается настолько сильный, что Агата шепчет и шепчет, фразу за фразой, слово за словом и никак не может остановиться. Её переполняет сочувствие к несчастному распятому, ей довелось лишь раз соприкоснуться с его крестом— и все её тело содрогалось при этом воспоминании, но он прикован к кресту уже не первый десяток лет, и, честно говоря, Агата хочет сделать хоть что-то, что помогло бы ему оказаться освобожденным от наказания, но все, что она может — это умолять небеса о милосердии, задыхаясь от собственной настойчивости, не замечая бегущих по щекам слез.

В голове гудит, когда она наконец находит в себе силы замолчать и открывает глаза. Генри смотрит на неё печальным взглядом и не говорит ни слова. Как бы то ни было — еще чуть чуть, и ей придется уйти, оставив его тут в одиночестве, предназначенным для одних лишь мучительных кар, но она может ему дать сейчас лишь только свою молитву.

Она взмахивает крыльями, поднимаясь над землей, и подается вперед, как можно ближе к нему, настолько близко, чтоб смочь коснуться его влажного от пота лба своими пересохшими губами. В эту секунду она не боится боли, что грозит ей, соприкоснись она с крестом хоть кончиком крыла. Она готова принять это наказание, это малая плата за возможность его приободрить.

— Держись, — шепчет она, ловя его опустошенный взгляд.

А затем его оковы размыкаются, и демон падает на землю.

Первое что делает Агата — бросается к Генри. Как позже она понимает — это было необдуманно, освободившийся демон часто резко сталкивается со своим голодом, и ангелу в это время с ним рядом лучше не находиться, но тем не менее Агата сделала ровно то, что делать не рекомендовалось ни в коем случае. Демон упал с креста не очень удачно — вниз лицом, даже не успев сгруппироваться, и лежит на горячей земле, не шевелясь.

— Ты цел? — Агата хватается за его плечи, пытаясь его приподнять. Генри дергается, приподнимается на руках, садится на колени и хищно уставляется на Агату. Её сердце вдруг испуганно замирает, поневоле вспоминается, что за пять сред, что она сюда приходила, четыре раза он высказывал желание впиться в её сущность своими демоническими клыками.

Генри подается вперед с истинно дьявольской улыбкой на губах. Агата даже не вздрагивает — в конце концов, у неё нет возможности сбежать от исчадия ада. Так хоть все закончится быстро, глядишь, через несколько месяцев она и придет в себя в Лазарете. Когда губы демона вдруг накрывают её собственные, Агата, в уме уже представившая долгие дни в состоянии парализованной демоническим ядом и поврежденной души, ощущает, как звенит в ушах, заглушая даже слабые стоны распятых. Его губы были еще прохладными от выпитой им воды, и он нежно ласкал её губы языком, будто умоляя о взаимности. Агата сама не знает, почему размыкает губы, почему вдруг тянется ему навстречу, запоздало замечая, что под её пальцами его голые плечи, и она стискивает их так, что скорее всего впоследствии у Генри останутся синяки. Поцелуй торопливый, но даже его хватает, чтобы сердце выкрутилось в груди в морской узел. Всего пятнадцать мгновений, пятнадцать оглушительно-громких ударов сердца в груди, пять столкновений двух языков, от которых кровь не только нагревается, но и вскипает пузырьками. А потом Генри отстраняется, ухмыляясь.

— Честно говоря, хотел это сделать с первой встречи, — с покаянным видом сознающегося в убийстве тетушки подростка произносит он, заставляя Агату окончательно растеряться, а затем встает. В его движениях заметна неестественная грация. Агата и раньше замечала подобное у тех редких демонов, что покинули Поле, но у них выражено было меньше, чем у Генри. Он двигается быстрее, чем она, и скорее всего скорость реакции у него тоже повыше. Стоило ему сойти с креста, сделать пару свободных вдохов, как на глазах такая очевидная ранее, предельная истощенность вдруг исчезает. Хотя он по прежнему оставался узкоплечим, но у его тела вдруг появились рельефы, и теперь на них можно было засмотреться. Форма плеч особенно просилась на зарисовку, желательно немедленную. Агата никогда не придавала мужским мускулам какое-то большое значение, но именно сейчас, оглушенная поцелуем, сбитая с толку, запутавшаяся в собственных же чувствах, она понимает, что уже три минуты не может оторвать взгляда от его груди, от черной звезды в трех кольцах, что была нанесена над самым его сердцем. Смотрит, и хочет коснуться его кожи еще раз, провести пальцами по кольцам метки грешника, по тонкому шраму над ней — будто кто-то когда-то полоснул по его коже кинжалом, целясь в сердце, но промазал. От этих мыслей становится сложно дышать, ей с трудом удается оттеснить их на задний план.

Этот район патрулируют с меньшей интенсивностью — здесь никогда не было помилованных, но тем не менее два серафима неподалеку все-таки нашлись. Они приземляются с двух сторон: за спиной Генри и за спиной у Агаты, и стоит одному из них высоким встревоженным голосом потребовать поднять руки — Генри напрягается, будто взведенная пружина, готовая придти в движение, даже зрачки сужаются. И дураку ясно, что на него накатывает удушливая волна страха. Все амнистированные переживают её, после того как они вдруг снова получают освобождение от небесного гнева, да еще и доступ ко всему спектру демонических возможностей, всякий описывает свое самочувствие после того, как крест его отпустил фразой «я боялся, что меня вернут обратно». При том, что все знают о существовании протокола работы с амнистированными. Даже демоны. Спектр эмоций всегда приблизительно одинаков, каково же сейчас Генри, который в курсе, что исчадий ада еще не миловали никогда?

Агата порывисто обнимает его — обхватывает за плечи, шепчет прямо в ухо: «Не бойся».

Эти объятия не были интимными, лишь дружескими, с такой же теплотой Агата обнимала при встрече и Рит, и Джона. Он должен ощутить, что он не один, что есть рядом человек, который точно не хочет для него распятия.

— Попробую, — тихонько выдыхает Генри в ответ, прикрыв глаза, осторожно проведя рукой по её спине.