Верум - Коул Кортни - Страница 11

Легонько ступая, я тихо иду по мраморному полу, пока не подхожу к массивным стеклянным дверям библиотеки.

Я колеблюсь лишь минуту, прежде чем открываю их и направляюсь на улицу.

Не знаю почему.

Я знаю лишь то, что мне нужен свежий воздух. Мне нужно быть подальше от давящих пределов дома. Что-то здесь душит меня.

И не раньше, чем пройдя полпути к конюшне, я осознаю, что иду босиком. Я вышла из дома без обуви.

Что я за сумасшедшая?

Я как раз поворачиваюсь, чтобы снова вернуться в дом, когда две фары появляются на дороге. Они светят в меня, освещая меня сквозь ночную сорочку, обнажая каждую мою линию и изгиб. Я обхватываю себя за талию, тщетно пытаясь укрыть себя. Но автомобиль, темный «Порше», не останавливается. Он проезжает мимо меня в сторону гаража, и пока он проезжает, темные глаза Дэера пристально глядят на меня через водительское окно.

Должно быть 3 часа ночи, а он только сейчас возвращается домой?

Где, черт возьми, он был?

Но с упавшим сердцем, я знаю, что это не мое дело, ведь я сказала ему, что мне нужно пространство. И поскольку он взрослый, то может приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, и это то, чего я хотела.

Начинается дождь, так что я ускоряю шаг, но это напрасное усилие. К тому времени, когда я добираюсь до сада, льет как из ведра, и мне приходится укрыться в беседке, чтобы переждать. Мокрые ветры дуют с пустоши, завывая в леденящем душу стоне, и озноб пробегает по моей спине.

Я думала жить в похоронном доме – было жутко. Но по сравнению с этим имением то походило на детскую игру.

Дрожа, я съеживаюсь под крышей, ветер пронизывает сквозь ночную рубашку.

О чем я только думала, придя сюда?

- Знаешь, большинство людей носят обувь. И одежду.

Дэер заскакивает под крышу, чтобы укрыться, промокший с головы до ног. В отличие от меня он полностью одет, но в точности, как и я, совершенно мокрый.

- Это тебе не очень помогло, - подмечаю я. – Ты промок насквозь.

Он пожимает плечами, облокотившись о колонну, едва укрывшись от ливня, стряхивая воду с волос. Он длинный и стройный, и кое-что в нем напоминает мне смертоносную кобру, свернувшуюся для удара.

- Все нормально. Я не растаю, поверь мне.

Он изучает меня, его глаза черны, как ночь.

- В любом случае, что ты здесь делаешь в середине ночи?

Думаю, я замечаю веселье в его глазах, веселье пронизанное беспокойством, но я отвожу взгляд, прежде чем смогу быть уверенна. Эта ситуация выбивает меня из колеи, заставляет нервничать… пробуждает каждый нерв.

- Я не могла уснуть.

Я не вижу необходимости сообщать ему, что я спала, но что плохой сон в главной роли с ним разбудил меня. Никому не нужно этого знать.

- Тебе следует сходить завтра к Сабине, - говорит он мне, его слова любезны, но тон скучающий. – Она спец в травах. У нее есть чай, который в считанные минуты успокоит тебя.

Так или иначе, это меня не удивляет. Сабина, со своим крошечным скрюченным телом и темными загадочными глазами… кажется подходящей персоной, чтобы время от времени заниматься травами.

- Ладно. Может быть, загляну.

Дэер изучает меня в течение пары минут, обводя взглядом с ног до головы, и наблюдая, как стучат мои зубы.

- Если бы у меня была куртка, я бы предложил ее тебе.

Его слова тихие в ночи, и предложение куртки – такой джентльменский поступок.

- Не смотри так удивленно, - посмеивается он. – Я может быть и не такой милый как ты, но у меня есть манеры. – Он распрямляется и разводит руки. – Иди сюда, Калла.

К его теплу.

К его силе.

Мне хочется.

Мне хочется.

Но я решительно качаю головой.

Взгляд Дэера омрачается, и его руки обратно опускаются по бокам.

Он отталкивается от колонны и приближается ко мне, его длинное тело гибкое и стройное. Я с трудом ловлю воздух, когда он делает шаг ко мне, ближе, потом еще ближе.

На мгновение я ощущаю себя дичью, а его охотником, пока реальность не поражает меня, и я знаю, он бы никогда не стал охотиться на меня. Я – ночь, а он – день. Он целый, а я сломленная.

- Ты здесь насмерть простудишься, - говорит он мне, сейчас его голос нежный, и эта вся ситуация «мне нужно пространство» убивает меня, убивает меня, убивает меня.

Интересно, убивает ли его это тоже?

- Идем, следуй за мной, - зовет он меня, продвигаясь вперед. Почему-то я делаю, как он просит, и позволяю ему увезти себя через сад, вверх по дорожке, в дом и в огромную прачечную. Он открывает шкаф и достает большое мягкое полотенце. Повернувшись ко мне, он оборачивает его вокруг моих плеч.

- Ты не привыкла к здешнему дождю, - сообщает мне он, проворно растирая мне руки. – Не выходи снова ночью. Ты не знаешь, что ожидает тебя там.

Я не утруждаюсь ему напомнить, что орегонский дождь такой же сильный, что оба места дождливые, серые и унылые, и что я к этому привыкла. Я не спрашиваю, что ожидает меня там, поскольку не хочу знать. Пока нет.

- Я… эмм, - я замолкаю. – Почему ты так добр? – выпаливаю я. – Я была не очень к тебе дружелюбна.

- Ты делаешь, что должна сделать, - отвечает он мне, странный взгляд появляется в его темных глазах. – Здесь все не то, чем кажется, Калла. Не забывай этого и с тобой все будет в порядке.

И с этими словами он уходит, оставляя меня одну в комнате с мокрым полотенцем в руке.

Я пробираюсь обратно в свою комнату через тихие залы, и проходя мимо окон, появляется такое чувство, что что-то рычит.

Что-то ждет,

Что-то спит в темноте.

Я не знаю, что это.

Но оно знает меня.

В этом я уверена.

ГЛАВА 8

Мне так одиноко.

Знаю, я здесь для того, чтобы поправиться, чтобы исправить то, что сломано, вспомнить то, что забыла.

Но быть одной одиноко.

Я пишу еще одно письмо папе, и отдаю его Сабине.

Я в порядке, заверяю я его в письме. Я соврала, но может быть, он этого не узнает.

Если в Уитли и есть какие-нибудь ответы, то я определенно их еще не нашла.

Подняв медальон, я обнаруживаю, что шепчу.

«Святой Михаил, защити меня. Защити меня от того, чего я не знаю. Направь меня к тому, что мне нужно найти».

Я обратно прячу кулон под рубашкой, и метал прохладный на моей коже. Холодок напоминает мне о Финне, о том, что он мертв, и я вновь ощущаю себя опустошенной.

Каждый раз воспоминание, срывает пластырь.

Быть без Финна мучительно, и это больно задевает меня в самое странное время.

До ужина еще часы, так что я пробираюсь по залам, стремясь отвлечься, что-нибудь обнаружить. Что угодно.

Я нахожу старую детскую с двумя люльками и жутковатой лошадью-качалкой. Ее деревянные глаза безжизненно наблюдают за мной, пока я разглядываю комнату.

Стены – бледно-желтые и старые, на полу блестящая древесина, потолки высокие. Даже здесь люстры, в месте, где должны были расти дети.

Но игрушек мало, да и формальность в изобилии.

Тишина нервирует.

Детская без детей – жуткое зрелище.

- Это была детская твоей мамы, - произносит Сабина позади меня. – И твоего дяди.

- Они были примерно одного возраста? – спрашиваю я, поскольку я ничего не знаю о своей собственной семье.

Она кивает.

- Но они не были близки. Дики был беспокойный, а твоя мама нет. Ты тоскуешь по дому, дитя?

Конечно, тоскую.

И, конечно же, нет.

Дом был пугающий.

Но я все равно скучаю по нему.

Няня улыбается, ее зубы темные.

- Тогда пойдем со мной, - зовет она, и я иду.

Мы залезаем в старый пикап и едем, кажется, несколько часов.

Но, в конце концов, в конце концов, мы останавливаемся и оказываемся у побережья. Солнце искриться на воде.

Я всматриваюсь в него, и я не готова к облегчению, которое переполняет меня при виде песка и воды.

- Немного похоже на присланную твоей мамой фотографию, - тихо говорит Сабина. – Из твоего дома в Америке. Вот это скалы Семи Сестер, и я подумала, тебе может здесь понравиться. – Она протягивает мне корзину, заполненную одеялом, книгой и водой.