К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 44

Толпа зашевелилась, передавая из уст в уста слова девушки, красота и красноречие которой, похоже, заставили дрогнуть даже самые суровые сердца. Один Булан бей остался непоколебим, впрочем, недаром, Тороп еще в дни плена слышал, как хазары между собой судачили о том, что сердце их вождя сделано из шерсти.

 — Твои слова ничего не доказывают! — прошипел он, брызжа слюной, и Торопу показалось, что еще миг, и язык хазарина раздвоится, а тощее тело, покрывшись чешуей, совьется смертоносными кольцами. — Да и кто подтвердит, что ты, подобно другим неверным, не морочишь нам голову?

Булан бей угрожающе шагнул к девушке и едва не налетел на острие меча мгновенно вставшего рядом с ней Лютобора. Подоспевшие следом новгородцы молчаливо обступили обожаемую хозяйку.

— Уймись, Булан! — в голосе Азарии бен Моисея звучало плохо скрываемое раздражение. Оставив сына на попечении слуг, почтенный старец медленно приблизился к боярышне.

— Что ты хочешь, прекрасное дитя? — мягко спросил он.

 — Отложи казнь, достойнейший бей! — взмолилась Мурава. — Лучше пощадить сотню преступников, чем казнить невиновного!

Боярышня перевела взор на пленника, которого крепко держали стражи.

 — Скажи мне, добрый человек! — спросила она юношу. — Можешь ли ты доказать этим людям, что не виноват?

— Да, моя прекрасная госпожа! — отозвался он. — Я могу доказать это! — во взгляде молодого ромея сверкнула искорка надежды. — Мне прискорбно рассказывать о событии, коему я был свидетелем, — юноша бросил взгляд на окруженного заботливыми слугами мальчика. — Но я готов поклясться, что своими глазами видел, как в тот миг, когда сын достойного Азарии бен Моисея, отъезжал от хазарского стана, один из слуг насмерть испугал его лошадь, уронив ей под ноги горшок с раскаленными углями.

От Торопа не укрылось, что при этих словах лицо Булан бея внезапно стало желтым, как случалось с ним только в случае крайнего испуга. Однако хазарин не потерял самообладания.

 — Что ты мелешь, презренный раб! — оборвал он юношу.

 — Я свободный человек! — с достоинством ответил пленник. — И я говорю правду.

 — Он не лжет! — неожиданно вступил в беседу Лютобор. Он внимательно следил за пардусом, который что-то вынюхивал на одежде мальчика. — Посмотри, бей! — обратился русс к старшему Ашина. — Видишь, эти странные прорехи на одежде своего сына? Ты не знаешь, откуда они взялись?

 — В самом деле, — поддержала воина боярышня, — когда я осматривала раны малыша, я еще удивилась, откуда на теле утопленника могли появиться ожоги.

В рядах хазар послышались недоумевающие удивленные возгласы.

 — Зачем вы слушаете этих неверных? — возмущенно воззвал к сородичам Булан-бей. — Они же все заодно!

 — Есть только один способ узнать правду! — с неожиданной решительностью сдвинул седые брови Азария бен Моисей. Прежде, чем Булан бей успел что-либо предпринять, он подошел к сыну и попросил его рассказать, как было дело.

Хазары, впрочем, как и новгородцы, разом затихли, напряженно ловя каждое слово, слетавшее с уст мальчика. Хотя Маттафий был еще очень слаб, он сумел подтвердить правдивость слов юноши.

— Это был кривой Абдулл, телохранитель Булан бея, — еле слышно добавил он.

— Он бредит! — закричал Булан бей.

— Ты забываешься, Булан! — строго одернул соплеменника Азария бен Моисей. — Мой сын в здравом уме! Хвала Господу, что послал нам это юное создание, — он бросил благодарный взгляд на Мураву, — в котором столь дивно сочетаются красота Царицы Савской и поистине Соломонова мудрость! Я заберу ромея к себе, — продолжил он не терпящим возражений тоном, и, делая знак своим слугам, чтобы те сменили стороживших юношу эль арсиев. — Его знания сейчас нужны моему мальчику. А о виновном мы поговорим позже.

И пока Булан-бей, похожий на придавленную конем гадюку, бросал по сторонам взгляды, полные бессильного гнева, старый отец малыша подошел к новгородцам:

 — Вы в трудную минуту оказали помощь моему сыну, — сказал он. — Маттафий — мой единственный наследник, Божий дар, ниспосланный мне на пороге моей осени, и потому я не пожалею никаких сокровищ, чтобы вознаградить вас за ваши труды. Потомки древнего рода Ашина еще не забыли, что такое благодарность. Какую плату вы хотите за свою услугу?

— Разве может быть плата за человеческую жизнь? — удивилась Мурава. — Люди моего отца вряд ли думали о награде, когда ныряли за твоим сыном в омут. Ты назвал своего сына Божий дар, — продолжала она. — У меня когда-то был брат, которого также звали, хотя и на другом языке. В память о моем брате для меня лучшей наградой будет, когда я узнаю, что Маттафий вновь встал на ноги.

Азария бен Моисей улыбнулся. При свете факелов было видно, что лицо его уже покрыто старческими коричневатыми веснушками, но глубоко посаженные под седыми бровями темные глаза смотрят проницательно и по-молодому живо.

 — Я вижу, что ты высоко ценишь свои способности, премудрая. Я не люблю быть в долгу, но видно придется. Знай же, что, если тебе или храбрым людям твоего достойного отца когда-нибудь понадобится моя помощь, вы можете на нее рассчитывать. И еще я смею надеяться, что в ближайшие дни, когда мой сын немного окрепнет, вы посетите его в моем шатре.

Хазары уходили молчаливой, разрозненной толпой, подобно тому, как уходит гонимая ветром, потерявшая силу грозовая туча. Только Булан бей задержался на краю обрыва, чтобы еще раз взглянуть на Мураву. Ноздри хазарина раздувались, желтые глаза были голодные и по-волчьи жадные, и Тороп согласился бы все свои следующие жизни прыгать по выгребным ямам в грязных перьях поганой вороны, кабы добрые боги позволили ему нынче эти глаза выклевать.

Комментарий к Старый Хазарин Коллаж к главе. В центре – Азария бен Моисей. https://vk.com/album-148568519_254305590?z=photo-148568519_456239774%2Falbum-148568519_254305590

====== Коршун в небе ======

Хотя новгородцы, конечно, не льстили себя надеждой больше не встречаться с Булан беем, они не могли даже предположить, что эта встреча произойдет так быстро. Солнце не успело сделать полного оборота, когда желтое марево знойного дня нарисовало над кромкой берега силуэты всадников.

Впереди пышной кавалькады на гнедом жеребце гарцевал Булан бей. Если и прежде хазарин одевался с показной роскошью, то сейчас он был разряжен так, что походил на одну из диковинных заморских птиц. Его парчовый халат стягивал обильно затканный золотом кушак с жемчужными кистями. Легкий шелковый плащ скрепляли бесценные застежки хорезмской работы. Про такие еще в песне сказывают: в каждой петельке вплетено по зверю лютому, в каждом крючочке – по змее лютой; проведешь по крючочкам – змеи шипят голосом змеиным, проведешь по петелькам – звери рыкают голосом звериным. Носки богато расшитых сапог щеголевато смотрели в зенит. Впрочем, Булан бея вся эта подавляющая пышность отнюдь не красила. Она только подчеркивала нездоровую худобу его высушенного злобой тела и выставляла напоказ хищную жестокость желтого лица и лживость улыбки.

Пока новгородцы в некотором недоумении прикидывали, что привело сюда этого нежданного, если не сказать нежеланного гостя, Булан бей молодцевато соскочил с коня и с невиданной учтивостью поклонился Вышате Сытеничу. В руках он держал какой-то продолговатый предмет, завернутый в алую камку.

– Приветствую тебя, достойный вождь славной дружины! – начал он, и Тороп с удивлением обнаружил, что его прежний хозяин, когда хочет, умеет не только шипеть и рычать, но и говорить по-человечески. – Да будут дни твои долги, а ночи спокойны. – Спасибо на добром слове, достойный бей! – отозвался, ничем не выказав своего удивления, Вышата Сытенич. – Пускай и на тебя снизойдут те блага, которые ты нам пожелал. Скажи, какая нужда привела тебя сюда в столь жаркий час?

Вместо ответа Булан бей молча развернул камку, и новгородцы едва смогли сдержать восхищенный вздох. В руке у хазарина тускло блестела красавица сабля. Рядом помещались щедро украшенные серебряной сканью сафьяновые ножны. С первого взгляда было понятно, что этот клинок сработал один из знаменитых мастеров далекого Дамаска. Гибкие, как лоза, легкие, как дерево, дамасские клинки не были подвластны никакому тлену и не знали равных в бою. Говорили, что в целом мире нет стали прочнее, и что коли в равных по силе руках поставить против дамасской сабли, скажем, Дар Пламени или какой другой славный меч, еще вопрос, какое оружие превозможет.