Напряжение сходится - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 28

— Но теперь вы здесь, и без перстня.

— Да, — понурился Колобов. — Князь и его брат умудрились оскорбить высокородную деву. Она от них вместе со всей свитой и пепла не оставила.

— Одна? — Впечатлился я.

— Высокородная дева, Максим, не оставит даже от этой башни камня на камне, — терпеливо произнес он. — Вы даже не представляете, какая Сила течет в крови древних семейств!

Почему — очень даже… Только я, наверное, князя с братом, да свитой… Хотя…

— А какой ранг у князя был?

— Мастера, — гордо приподнял он подбородок.

— Не, ну этих можно, — задумчиво пробормотал я.

— Вы о чем, юноша? — Переспросил Колобов.

— Так, теоретические размышления. Площадь накрытия, сила удара… Одна — ладно, пусть. А что остальной клан?

— У высокородных дев — высокородная семья, — закрыл он глаза и сцепил ладони на портфеле. — Они пришли и сожгли столицу княжества. Встали на окраине и сделали то же самое, что та девчонка. Сделали, не входя даже на улицы, не подходя к защитникам и ополчению. Так мы лишились всех Фоминских за одну ночь. А эти… Они ушли. Благородно решили не продолжать избиение, — уже потряхивало его от ненависти.

— Что за семья? — Поинтересовался я.

— Стародубские.

Ага, те же Рюриковичи, только в профиль.

— Но раз ушли, то… — Не совсем понял я.

— То за ними пришел князь Панкратов, — продолжил он с прежним ожесточением. — И развесил везде свои гербы. Вместе с несогласными.

Ловко…

— Все на это просто так смотрели, я понимаю?

— Главной семьи нет, вассалы сбиты с толку, союзники не ведут дела с вассалами, — уже успокоившись ответил Колобов. — А с Панкратовым у нас никто не ровня по Силе. Да и… Если не он, то кто-то другой прибрал бы к рукам бесхозное. Я надеялся, что это будет император, — все же добавилось в его голосе горечи.

— Позвольте поинтересоваться, но что вы делаете здесь? — Осторожно поинтересовался я.

Судя по поведению и словам, его совершенно не вдохновляет князь Панкратов в качестве господина. Он не выглядит его новым вассалом — более того, за речи, им сказанные про князя, можно на виселицу загреметь в первых рядах. Куда понятнее было бы восхваление, пусть и насквозь лживое…

— Я, в некотором роде, потомственный казначей Фоминских, — облизал губы Колобов. — В некотором роде, потому что клана уже нет. Кланового банка, впрочем, тоже нет. Есть только бумажки, — похлопал он по портфелю. — Захочу я — вместо бумажек вернутся все клановые деньги. Не захочу — в могилу их утащу за собой.

— Ваше желание зависит от встречи с князем?

— Именно так. Именно так. — подвигал он пальцами на портфеле. — Но то, что вы обо мне подумали — неверно.

— Я о вас пока ничего не подумал. — Честно признался я. — Мне больше интересно, почему князь держит обладателя таких капиталов в приемной.

— Потому что он знает, что мы не договоримся, — поджал он губы.

— Тем не менее, вы ждете встречи.

— Я попытаюсь его убедить. Он хочет деньги, и я готов их отдать, слышите? — Поднял он голос, словно был уверен, что нас слушают. — Но только деньги Фоминских! Ни грошом больше! Но они хотят все! Хотят даже больше, чем все! Больше, чем деньги! Но так нельзя!

— Аркадий Алексеевич, больше, чем деньги — это как? — Спокойно, с уже привычной хмуростью выслушал я его возгласы.

— Это просто, Максим. Это очень просто. У нас на счетах кланового банка — деньги всех компаний, которые работают на нашей земле по льготным условиям. Если Панкратов их заберет, они все разорятся. Но нет, нет-нет! Он хочет сделать хитрее. Все они, князья, сделают хитрее. Ведь что деньги? Если они просто лежат, от них толком нет прибыли. Поэтому князь хочет перенести все их счета в свой банк. Мой они закроют. Все те же самые счета, тех же владельцев. Вы не понимаете?

— За доступ к деньгам что-то попросят?

— Присягу, — растянул Колобов губы в неестественной улыбке. — Свободу. Просто поклянись, и все деньги снова будут у тебя. Ты больше не будешь банкротом, и даже сможешь работать на прежних условиях.

— Это как-то отличается от условий у Фоминских?

— Отличается. Мы не кабалили людей. Только налоги, никакого участия в их бизнесе, никаких приказов. Но сейчас Фоминских нет, я осознаю. Все эти люди — они разорены, потому что разорено княжество. Никто и никогда не вернет им эти деньги просто так, и не важно, кто бы подмял под себя земли — Панкратов ли, или Стародубские! Но я хочу убедить князя поступить иначе — отдать деньги владельцам, а себе забрать только капиталы Фоминских.

— Не поймите превратно, вопрос будет не про деньги. Зачем это вам лично? — Поинтересовался я.

— Я бы очень хотел, — произносил Колобов, словно через боль. — Чтобы мертвый род не стали ненавидеть в веках. Чтобы не говорили, будто из-за нас они разорены или попали в рабство. Ведь честь и слава клана, как и ненависть к нему — делится на всех слуг.

— То есть, если бы нашелся человек, заинтересованный в исполнении вашего плана, вы отдали бы ему капиталы? Вот просто так?

— Юноша, ни один честный человек сейчас не возьмет эти капиталы и не притронется к этим бумагам, — поделился горечью Колобов. — А другие князья просто заберут все деньги себе. Панкратов — он хоть заинтересован в сохранении предприятий на уже своей земле. Остальным на чужих людей наплевать.

— И все же, если бы нашелся, — продолжил я настаивать.

— Вы не себя ли имеете ввиду? — С грустной усмешкой произнес он. — Знаете, юноша. У меня есть чутье на людей, и быть может — вы бы не оступились на этой хрупкой дороге честности и долга. Но вас сомнут и растопчут. Даже меня почти растоптали. Я еле спас семью…

— И все же, я бы хотел услышать ответ.

— Я бы сказал вам да, если бы хотя бы три ваших перстня оказались бы подлинными, — словно закрывая тему, качнул он ладонью. — А до того — это все пустая дрожь воздуха, разминка для ума… Как бы было, если бы…

— Аркадий Алексеевич, а как проверить, подлинные или нет перстни? Вернее, как их проверяют?

— Если бы вы были одаренным, достаточно подать Силу, — откинулся он на спинку кресла и прикрыл глаза.

— Вот как. — Заинтересовался я. — Интересно.

Подал Силу в перстень Самойловых — и кольцо черного дыма крутанулось вокруг руки, на мгновение образовав передо мной силуэт сгорбленного чудовища, закрытого туманным плащом.

Блин, и Федор молчал!

Перстень Юсуповых — вспышка искр, тут же сформировавшихся в силуэт дракона, под треск электричества деловито усевшегося на руке и распахнувшего крылья.

Перстень Борецких — и аквамарин в перстне пошел волнами, а в ушах зашумел звук необоримой волны, уже разогнавшейся на просторах океана.

Перстень Долгоруких — дымка холодного тумана, обволакивающая ладонь.

Перстень Тенишевых — и с идеально чистого потолка вдруг падает известка, а под ногами ощущение дрогнувшей земли.

Перстень Шуйских — холод весеннего леса, и его свежесть, бьющая в лицо.

Перстень Де Лара — раскаленный жар солнца, лучом пронзивший панорамное окно и прожектором озолотивший руку.

Перстень Рюриковичей — немедленно образовавшееся зеркало, из которого с удивлением посмотрел цесаревич Сергей.

— Извините, ошиблись номером, — чуть нервно улыбнулся я и стянул перстень.

Окошко пропало. Фух…

Что-то тихо как-то. Будто не хватает чего-то. Или кого-то.

Глянул направо. Увидел шокированное и ошарашенное лицо Колобова.

— Восемь, это ведь больше трех? — Поинтересовался я у него, стягивая остальные перстни.

— Д-да, — только и мог он произнести.

— Тогда пойду поздороваюсь с князем. Час уже, — покосился я на часы. — Нечего нам тут сидеть, дел полно.

— Юноша… Максим… Господин, наденьте перстни обратно, умоляю! Панкратов — страшный человек! Но их он убоится! — Отчего-то кинулся к моей руке Колобов.

— Бояться надо не перстней, — все же завершил я дело и положил их рядом с ним на диван, подхватив папку с распечатками. — Бояться надо меня.