Лемурия (СИ) - Уваров Александр - Страница 32

Искандеров махнул рукой в ответ.

— У тебя фантазия поболее развита, чем у меня. Может…

Он прыснул, не сдержав пьяный, издевательский смешок.

— …вместе книгу напишем? Триллер под названием «Одичавшая домохозяйка пытает известного писателя»!

И он послал жене воздушный поцелуй.

— Такой сеанс разоблачения устроим — Воланд с Коровьевым позавидуют! И успех гарантирован! А гонорар — на двоих.

И он замер на мгновение, сдерживая икоту.

Светлана посмотрела на него грустно. Холода уже не было в её глазах. Только пустота.

— Очень страшная это штука — пошлость, — тихо произнесла она. — Особенно, если до пошлости и низости докатывается человек, которого когда-то любила… Булгакова ты, конечно, к месту вспомнил. Кого ещё вспомнишь, бывший интеллигент и умница? Новый уровень культуры демонстрируешь? Как это принято называть в определённых кругах: «ниже плинтуса»…

Она перекрыла газ. И включила воду.

— Вылью этот чёртов бульон… Не будет супа, милый, не будет! Не могу, устала!

Михаил качнулся на стуле и недобро посмотрел на жену.

— Иронизируешь, стало быть? Издеваешься? Смотри, Светланка, доиграешься! Я к тебе ехал в самом лучшем настроении, с самыми этими… Тёплыми чувствами! Да, с ними! Захожу, здороваюсь… А тут — в ответ… Глумление сплошное! Я ведь многое прощаю, но кое-что могу и не простить. У меня характер… Сама знаешь! Я ведь когда ангел, а когда…

— Сволочь ты! — ответила Светлана. — Всегда сволочь! Как же противно на тебя смотреть!

Она выбежала из кухни. Но в коридоре остановилась, услышав плеск.

— А мне не нужен твой обед, — забормотал Михаил, собирая резаные кусочки в тарелку. — Я тут и перчиком обойдусь…

Захолодило ступни, вода захлюпала под ногами.

— Вот даёт, дура! — возмущённо закричал Михаил и выронил тарелку. — Воду включила и убежала! А в раковине, между прочим…

Он закрутил кран.

— …Передник этот сток забил! Вода не проходит… Развлечение мне устроила! Сейчас к соседям протечёт, а они у нас скандалисты, сама знаешь. До кулачного боя дойдёт…

Он снял ботинки и зашлёпал по луже в носках.

— …а я не в форме!

Он вздохнул и, держа ботинки в левой руке, правой потянулся за тряпкой.

— Толку от тебя нет… Лучше бы и не готовила!

Внезапная слабость охватывает её.

— Как же хорошо, — шепчет Светлана, прислонившись к стене, чтобы не упасть, — как же хорошо, что я послушала тебя тогда, десять лет назад. Один хороший совет ты мне дал: сделать аборт! Много лет детей не было, мечтали о них — и не было. Тогда, кажется, что-то могло получиться. Но ты и тогда только о себе думал… Не получилось…

Она выкрикнула:

— От таких детей не рожают!

Михаил выпрямился резко, сделал шаг к порогу кухни — и бросил в неё тряпку.

— Дрянь! — сдавленным голосом просипел он. — Это благодарность?! За всё?! Мне… напоминать!

Слюна потекла из уголков его искривлённого истерикой рта. И пугающе, зверино заблестели глаза.

— Ненавижу! Ненавижу!

Не в силах остановиться, он повторял и повторял:

— Ненавижу! Не-на-ви-жу! Не-на…

И, окончательно теряя разум, закричал:

— Видеть не хочу! Тебя! Не хочу! Видеть! Тварь!

— Не волнуйся, — спокойно ответила Светлана, — не увидишь. Это не сложно… Совсем…

Она оттолкнулась от стены. Стараясь держать равновесие, покачиваясь, будто по проволоке — прошла в спальню.

И вскоре услышал Михаил треск расстёгиваемых замков-"липучек".

— Красную сумку забирай! — крикнул он.

Не вышло с иронией. Голос прозвучал отрывисто, на грани визга.

— Она больше, вещей влезет…

«Связки надорвал» подумал Михаил. «Хрип какой-то…»

Он поднял тарелку с пола.

Отряхивая её от воды, прошептал:

— Это ты меня довела… Не хотел, не хотел ведь… Это ты довела!

Михаил помог ей раздеться. Догола.

Она сбросила платье. Он помог ей снять лифчик.

Медленно переступая по камням, зашла она в воду.

Вода была прозрачна настолько, что почти не ослабляла проникающий сквозь неё свет, а необыкновенной чистотой своей, искрящейся своей хрустальностью будто отмывала его, удаляя из солнечного потока мелкую песчаную взвесь, и, проведя до засыпанного светлой горной галькой дна, возвращала к поверхности и отпускала, наконец, очищенным и усиленным водной линзою, искрящимся и рассыпаюшимся в серебристых бликах сиянием.

Падающий в озеро поток речной воды разрезался остриями горных уступов, дробился на поросших серо-жёлтыми мхами скальных обломках, перекатывался по тёмным, гладким спинам обточенных потоков валунов, и с вершины последнего перед впадением в озеро скального выступа лился мирным уже и тихим водопадом, вполне подходящим для того, чтобы спокойно стоять под холодными, бодрящими его струями, обретая покой и впадая постепенно в состояние тихого, сонного блаженства.

В неглубокой чаше горного озера вода ходила мелкими волнами и летали подхваченные ветром мелкие капли, странствующим полупрозрачным облаком перемещаясь от берега к берегу.

Воды озера населяли стаи жадной до угощения красноспинной рыбы, названия которой на местной языке Искандеров выговорить не мог, а научного названия не знал вовсе.

Приятные для купающихся и чистотой своей привлекающие паломников воды озера были бедны на пищу, потому рыба с нетерпением ждала гостей (по словам местных жителей, иногда для привлечения внимания кормильцев даже выпрыгивая из воды, высоко подлетая в воздух), и потому безо всякой осторожности подплывала к купальщикам, особо непонятливых иногда даже нетерпеливо покусывая за кончики пальцев.

«Люди мира» из обосновавшейся в храме общины приносили каждое утро рыбе подношение: быстро размокающие в воде хлебные корки.

Рыба на дармовом столе росла хорошо, была толста и крупна, но аппетита не умеряла и каждый раз, едва заметив на воде тени гостей, с привычным рвением выпрашивала подачку.

Вот и сейчас, стоило Ирине зайти в воду, красноспинные попрошайки окружили её со всех сторон, едва не касаясь плавниками её ног.

Она наклонилась, чтобы погладить осторожно подплывшую к поверхности рыбку, но та, осторожная и быстрая, ударила хвостом, брызнув водой ей на пальцы, и мгновенно исчезла, словно растворилась в воде.

Ирина, окунувшись пару раз (вода на отмели и впрямь была довольно тёплой), повернулась к Михаилу и сказала:

— Ты тоже разденься. Совсем. Сними с себя всё.

И добавила с притворной обидой:

— Иначе нечестно!

— Честно, — ответил Михаил. — Я честно тобой любуюсь. Смотрю на твою грудь, на твои стройные ноги. А сейчас ты повернёшься и я буду смотреть на твою красивую попку.

— А я хочу посмотреть на тебя! — с вызовом ответила Ирина. — Я тебя чувствовала, но не видела. Я хочу увидеть!

Михаил снял одежду. На нём остались только трусы. Сделал шаг к воде.

— Всё! — требовательно произнесла Ирина. — Сними!

Он медленно потянул вниз трусы. Сняв их, бросил на камень.

— Хочешь обладать мною? — спросил Искандеров и подошёл к Ирине. — Хочешь взять меня? Так же, как я взял тебя?

— Не так же, — возразила Ирина. — Медленней… Так медленно, как я хочу. Зайдём дальше, глубже.

И она потянула его за собой.

По мелководью, по россыпи мелких, округленных водою камней, разбрызгивая серебристую воду.

Шаг. Лукавая улыбка.

Жмурясь — быстрый взгляд на солнце.

— Сюда, — сказала она.

Зашла сзади. Ладони её легли ему на живот. Погладили кожу. Скользнули вниз.

Пальцы её гладили набухающий член. Трогали вены на яичках.

Она тёрлась лобком о его ягодицы. Резко прижимала его к себе — и отпускала вновь. Затем схватила и резко сжала его соски, одновременно кончиками горячих губ тронув кожу на шее — и хищно, по-пантерьи куснув её.

Она обошла его и села прямо перед ним на нагретый солнцем камень, гладкий серый валун.

Подставив одну ладонь, другою массировала его член, пока на пальцы ей не закапала тёплая, липкая сперма.