А. А. Прокоп (СИ) - Прокофьев Андрей Александрович - Страница 22

— Сейчас приступ пройдет, со стариком такое бывает.

Отец Кирилл попробовал встать, но тут же начал падать. Прохор мгновенно подскочил к нему, не позволив тому оказаться на полу.

— Сядьте отец Кирилл — попросил Прохор, и отец Кирилл послушно опустился на кровать.

Правда долго держать спину в вертикальном положении он не мог и через минуту Прохор помог отцу Кириллу лечь.

— Сколько время Прохор? — спросил отец Кирилл, хотя старые настенные часы были в его полном обозрении.

Только вот стрелки часов стали недоступны. Они расплывались, сливались с кругом коричневого циферблата.

— Шесть часов, седьмой пошёл — уточнил Прохор.

— Сходи, позови Устина. Пусть бросит свою работу — прохрипел отец Кирилл.

— Хорошо, только лежите на месте, не вставайте. Я быстро.

Прохор мгновенно вылетел из дома, а отец Кирилл неподвижно смотрел на иконы расположенные в правом от него углу.

— Спасибо тебе — просто прошептал он.

Шашка отнимала у него последние силы. Слишком стар он был, чтобы обладать ею. Хотя он понимал, что дело не только в этом. Большие, почти ни с чем несоизмеримые грехи тянули его за собой. Его убивала кровь неразрывно связанная с этой проклятой шашкой. Были они с ней одного мира. Долгий путь проделал отец Кирилл, дыша с ней одним и тем же воздухом, а теперь осмелился встать на другую сторону, от неё, и того, чем продолжала жить хищная сущность огненного горнила. Где-то совсем рядом были Резников с Выдышем, и отец Кирилл, чувствовал их сквозь туманную дымку окружающего пространства. Кто бы ни был за ними, от кого бы ни питались они силой — это не имело значения. Пусть — это будет темный подвал, пусть это — будет заброшенная, заваленная землей шахта, или множество оврагов, речная вода, превратившаяся в кровь. Какая в этом разница. Не имеет больше силы всё то, что стоит за ними, прикидываясь добром.

— Нет хуже зла, чем то, что добром прикидывается — сказал сам себе свистящим шепотом отец Кирилл.

От этих слов ему стало совсем плохо и больно. Комок задавил и без того еле теплившееся дыхание. Хотелось завыть, понимая насколько, он ошибался. За что продал он свою душу? Как грезил священным отмщением, за то, что никогда не имело отношения к святости.

— «Прости меня. Нет мне спасения, но прости, попытайся понять, слишком слаб человек, слишком легко его обмануть» — думал отец Кирилл, закрыв глаза.

— Что с тобой Кирилл? — гремя грязными сапогами и до этого сильно прокашлявшись, спросил Устин.

Позади него стоял Прохор.

— Прохор выйди на улицу, пожалуйста, старикам нужно переговорить с глазу на глаз. Я тебе потом объясню — еле ворочая языком, проговорил отец Кирилл.

Прохор спокойно кивнул головой в знак согласия и достав сигарету, вышел из комнаты, оставив, отца Кирилл с Устином один на один.

— Устин у меня есть шашка Резникова. Это страшная штука, поверь мне без долгих объяснений. Мне нужно её поместить в тайник, сделанный в печи, чтобы над ней пылало самое жаркое пламя, содержа её в соприкосновении с родной адской стихией. Нужно сделать такой тайник. Ещё материя, в которую она завернута, её нельзя снимать с шашки.

— Где она? — серьезно спросил Устин, не задавая лишних вопросов.

— Открой ту дверцу, ключи вот — отец Кирилл протянул ключи Устину.

Его рука сильно тряслась, и Устин, видя это тяжело вздохнул. Не торопясь открыл металлическую дверцу, извлек оттуда завернутую в тряпку шашку.

— Можно один раз развернуть?

— Да, но только один раз.

Устин развернул обмотанную вокруг шашки тряпку и тут же отшатнулся от неприятного слепящего блеска. Шашка оставалась в руках, и через секунду до боли прорезало глаза. В голове поплыло, он отчетливо увидел самого себя. С непокрытой головой, чувствуя липкий пот, скопившийся в волосах, он с яростью колол четырехгранным штыком пожилого мужчину, как две капли воды похожего на него сегодняшнего, за исключением усов и бороды. К мужчине прижималась молодая девушка, по всей видимости, его дочь. Из-за рта того хлынула густая бордовая кровь, глаза начали быстро стекленеть, а возле правой руки валялся ненужный ему сейчас револьвер. Девушка смотрела на Устина глазами, в которых было непередаваемое ощущение ужаса. Устин вытащил штык из уже переставшего дышать мужчины и остановился, не имея сил проделать тоже самое с девушкой. Но рядом появился противный кадет по фамилии Берг-Юнгвальд. Его лицо искаженное злобой, кажется, переместилось в это место из учреждения для безнадежно душевнобольных.

— Не трогай её! — резко крикнул Устин, но Берг-Юнгвальд не послушал его и со всей силой воткнул штык в грудь девушке.

— К чёрту! — выругался Устин, смотря на безумное лицо неприятного молокососа.

— Ты чего унтер на солнце перегрелся — спросил смеющимся голосом Берг-Юнгвальд.

В этот момент раздался сильный винтовочный хлопок. Устин замедленно обернулся на звук. Молодой парень красногвардеец, лежавший на земле в луже крови, сумел подтянуть к себе винтовку. Берг-Юнгвальд открыл рот подобно голодной галке, в его глазах был смертельный и даже больше испуг.

— Помоги мне, спаси меня — говорил он Устину, еле удерживая равновесие и с каждой долей секунды сползая вниз по стене, за которую он держался одной рукой, уронив свою винтовку себе под ноги.

— Помоги мне, спаси меня — ещё раз произнёс он.

Его лицо вернуло себе осмысленное выражение, и сейчас он походил на мальчика подростка, который просил прощения, испугавшись содеянного. Устин ничего не мог сказать, и Берг-Юнгвальд упал рядом с мужчиной и девушкой. Его голова с открытым ртом склонилась на плечо девушки. Они так и застыли в этой позе навечно. Устин смотрел на них долго, затем подошел к стрелявшему парню. Тот тоже отошел в мир иной, сжимая пальцами курок винтовки.

— Спаси и сохрани! — произнёс Устин, абсолютно побледневший.

Он быстро завернул шашку в материю.

— Сделаю Кирилл — всё сделаю.

— Нужно быстрее — простонал отец Кирилл.

— Давай, я тогда помещу её в печку к Настасье Ивановне, там почти всё готово. Я быстро сделаю необходимый колодец — предложил Устин, ещё не отойдя от шока, вызванного слишком сильной и неприятной галлюцинацией.

— Не хотелось бы к посторонним людям — произнёс отец Кирилл.

Он слабел буквально с каждой минутой. Очертания фигуры Устина начали заметно расплываться в глазах. Дышать было всё тяжелее и тяжелее и, кажется, что сердце билось от силы через раз.

— Ладно, Устин, давай простимся. Сделай, как я просил.

Устин обнял, насколько, это было возможно лежащего отца Кирилла, замялся на выходе из комнаты.

— Иди Устин — прошептал отец Кирилл и почувствовал, что на правый глаз навернулась небольшая солёная слеза.

Устин повернулся к нему спиной, и отец Кирилл прошептал еле слышно.

— Прощай, возьми с собой парня, но не говори, не показывай им ничего.

— Прощай Кирилл — Устин вернулся к умирающему, взял его холодную руку в свою.

— Сделаю, всё сделаю, к чёрту — чёртово.

После этого он быстро покинул комнату, оставив отца Кирилла одного. Отец Кирилл ещё услышал через дверь, как Устин проговорил громко.

— Прохор пойдем, отец Кирилл заснул.

Отец Кирилл не заснул, а просто закрыл глаза. Пролежал, таким образом, несколько минут, когда преодолевая тяжесть, он их открыл, то перед ним стоял Резников.

— Ну, вот и всё святой отец. Что же ты наделал посланник сатаны — прошипел с ненавистью в голосе Резников, склонившись к самому лицу отца Кирилла.

— Ты капитан — посланник сатаны. Всё вы и есть его посланцы, что сейчас, что тогда.

— Да что ты говоришь. Священное дело, именем господа нашего освещенное, втаптываешь ты в дерьмо, и ни одна частичка разума, не касается твоего уже умирающего мозга. Как это случилось? Что произошло? Отец Кирилл забыл ты нашу святую рать, отринул всё чем мы жили, встав на путь изгнания нечистого с земли нашей — теперь Резников ехидно улыбался, хотя было видно, что давалось это ему с большим трудом.