Libertango на скрипке - Блик Терри - Страница 10

выпить кофе и поднимать мужчин – одного в школу, другого – на работу. И всё-таки, что ты

Гекубе, что тебе Гекуба…

***

Утро завертелось. Чай, кофе, завтрак, одеться, собраться, ключи от машины, сумочку на плечо, вышли вместе, попрощались, Макс запрыгнул в своё сиденье, всё: поехали. Добрались до

школы, сын жеребёнком побежал к школьному крыльцу, звонко кидая приветствия школьным

друзьям. Александра проводила его взглядом – всё, зашёл, теперь на работу. Хорошо, когда

своя машина, от водителя не зависишь, можно побыть несколько минут наедине с собой. Редко

теперь получается – ехать, слушать любимую музыку и хоть недолго не думать, не

планировать, не продумывать детали переговоров… Теперь почти не принадлежишь себе, всем

от тебя что-то нужно, звонки, документы, люди, люди, люди…

Утро, день, вечер. Ночь. Утро, день, вечер. Ночь. Утро. Надо позвонить. Обещала – раз, а

Александра либо не обещала совсем, либо обещания свои исполняла. Из головы не идёт – два, а это, как оказалось, в новинку и очень мешает сосредоточиться. Пришли в голову пара идей и

хочется проверить, получится ли – три, идеи обе связаны с работой и очень хочется, чтобы

получилось, потому что можно будет значительно облегчить эту невыносимо трудную задачу –

удержаться на лезвии объективности и дать обоснованное заключение на этот, откровенно

говоря, жёсткий законопроект.

Даже несмотря на то, что Александра предвидела, что Кира не позвонит, молчание

журналистки беспокоило её всё сильнее. Всё-таки было в этом что-то ненормальное. Насколько

Александра знала журналистов, они не упускают таких возможностей. Тем более

профессионалы, работающие на «Би-би-си». Они вцепляются, как бультерьеры, выдирают

нужные им комментарии или интервью, преследуют, дожидаются, упрашивают, достают

помощников и секретарей, выражаясь фигурально, они умрут, но достигнут желаемого. И даже

после этого труп журналиста будет добиваться одному ему ведомых целей. Здесь точно было

что-то нечисто. Ведь Александра оставила Кире свой личный номер, но та им не

воспользовалась. Шереметьевой не хотелось даже допускать мысли о том, что история с

нападением могла повториться и кончиться не так хорошо, как тогда, когда она оказалась

рядом. И совсем не хотелось думать, что она чем-то невольно оскорбила Киру.

Александра попросила секретаря не заходить и не соединять её ни с кем десять минут, достала

телефон, визитку и сосредоточилась. Откуда такое волнение? Она давным-давно отучила себя

волноваться перед звонком малознакомым или вообще незнакомым людям. Как оказалось, не

до конца.

***

Кира стояла на мосту. Солнце разливало по Неве масло и мёд, пронзительный студёный ветер

выжимал слёзы, сковывал пальцы, покусывал уши. Кире был нужен этот стылый мокрый ветер, ей хотелось, чтобы сквозь тонкую кожу, сквозь гудящие рёбра пролетел он, задул пожар, горящий внутри, успокоил шалеющее, заходящееся в бешеной скачке сердце, дал дышать

бесстрастно, вольно, бездумно…

В кармане завозился телефон. Кира глянула – номер незнакомый, непослушными пальцами

ткнула в кнопку ответа.

- Да?

- Кира Робертовна?

Кира чуть не выронила трубку: в ухо весенней пряностью вплыл хрипловатый голос, тот самый

голос, который вот уже столько дней не давал ей покоя. Этот голос и невероятные глаза всё

снились и снились ей, и это было похоже на лёгкие касания смычка, изучающе трогающего

струны концертной скрипки.

- Здравствуйте, Александра Дмитриевна.

Повисла короткая пауза, как будто на мгновение всей ладонью прижали гитарные лады, и Кира

вдруг ощутила, что именно сейчас, наотмашь, приняла решение быть предельно честной и

откровенной с Шереметьевой. Без оглядки, без сожалений.

- Здравствуйте, Кира. Мы с Вами не закончили разговор. Через несколько дней я снова буду в

Петербурге. Если Вы хотите задать мне вопросы, я готова с Вами встретиться.

Кира знала, что такое предложение делается только один раз. Если вообще делается. В

очередной раз её привычный мир сделал тройное сальто, под израненными рёбрами глухо

заныло, и Кира, неожиданно для себя, весело ответила:

- Спасибо, Александра Дмитриевна. Польщена и с удовольствием и удивлением принимаю

Ваше предложение. Полагаю, Вы мне позвоните сами, когда Вам будет удобно, не так ли?

- Так ли, так ли, – чувствовалось, что Шереметьева тоже улыбается, хоть и непонятно чему, –

надеюсь, у Вас всё в порядке. Я позвоню. Всего доброго.

Телефон затих. Неожиданно для себя Александра широко улыбнулась, длинными пальцами

взъерошила себе волосы и на несколько секунд замерла, глядя в окно, где полотнищами сквозь

прорехи в снеговых тучах падало золото весеннего солнца, горело пламенем сквозь изморозь

стекла. И не было понимания, и не было чувства – лишь предчувствие, предощущение, движение первой песчинки, даже и не помышляющей ещё о том, чтобы стать лавиной.

***

Экран телефона давно погас, обрушившуюся тишину постепенно заполнила торопливая жизнь

города, ветер усилился и стал совершенно невыносимым, а Кира всё стояла у перил, втянув

руки в рукава кремового пальто. Ей почему-то виделось, как резцом мастера создаётся

изумительной ручной работы скрипка – изгибами, завитушками, вот деки, обечайки, вот

наметился гриф, эфы, ещё немного – и потянутся струны… С каждым резом заготовка

менялась, и обратной дороги для неё не было – лишь к новому резу искусного ножа.

Пауза

Пару дней спустя ближе к вечеру позвонил Димка Тимофеев, уговорил Киру выйти из дома и

посидеть в ресторане-пивоварне Schwaben Keller. Кира обожала Димку: он был огромным, весёлым, добродушным, но в то же время обладал острым профессиональным взглядом

классного оператора, а при необходимости мог даже заменить корреспондента и отработать

великолепные сюжеты самостоятельно. Тимофеев всё время чему-то учился, что-то пробовал, изобретал и много и удовольствием рассказывал Кире, что и как он собирается снимать, и

какие фокусы и фишки у него в ближайшее время запланированы.

За эту неделю Кира вымоталась и физически, и душевно, и поэтому согласилась на Димкино

предложение. Ей хотелось посидеть в баре или пабе, расслабиться под негромкую хорошую

музыку, вернуться к своему любимому занятию: наблюдать за людьми, придумывать про них

истории, домысливать их отношения. Предложение оказалось очень кстати – одной идти не

хотелось. В последнее время Кира стала бояться выходить одна на улицу в темноту. Разумеется, друг будет спрашивать – и про драку, и про Шереметьеву, но Кире не хотелось ничего

придумывать заранее. Байка сложится сама, по ходу дела.

Кира надела мягкие светлые широкие брюки, красную рубашку в клетку, покрутила в руках

лёгкий широкий шарф и критически оглядела себя в зеркале. Голова была покрыта ёжиком

начавших отрастать волос, справа ближе к затылку – длинный ровный будущий шрам. Сегодня

сняли швы, но ходить без прикрытия явно было ещё рано. Пришлось опять наматывать на

голову косынку.

Кира огорчённо огляделась в поисках сумочки, её взгляд зацепился за телефон. Конечно, все

эти дни со дня пресс-конференции он исправно звонил, электронная почта переполнялась

письмами, сообщениями с лент новостей, запросами редакторов и её собственными

исправленными материалами, но Киру не покидало ощущение, что она нырнула на большую

глубину, куда не доходят ни звуки, ни сообщения, где царит оглушительная пустота. Глубина

расступилась лишь раз – когда позвонила Шереметьева. Но после её звонка толща воды снова

сомкнулась над головой.

Начало апреля оказалось ничуть не лучше марта, и Кира практически каждый вечер замирала у

окна, наблюдая, как в жёлто-рыжих отблесках фонарей падает мокрый снег или бисером