Поворот не туда (СИ) - Хайруллин Миша - Страница 5

— Мне было десять… — я сглотнул от неприятной сухости в горле и облизнул губы, — Со мной мало кто дружил в детстве. Тогда меня впервые избили. — слова так легко вытекали из уст, и в это время я отчётливо понимал, что прощаюсь с неприятными воспоминаниями. Кровать прогнулась в нескольких сантиметрах от меня, — он лёг рядом.

Выслушав всю историю и не произнеся ни слова, он, убедившись, что я закончил, приблизился, но всё ещё молчал. Стало немного жарче, покрывало похититель отодвинул вниз, оголяя грудную клетку и живот. Боязно не было. Убьёт — ну и пусть. И, внезапно, я вздрогнул от резкого чувства пожара чуть ниже правого ребра: в одной точке словно на несколько секунд скопилась вся жара, собравшаяся в комнате за проведённое время. И снова. Эти ощущения заставляли вздрагивать и неприятно ойкать, озираясь по сторонам в надежде увидеть что-то, но сквозь чёрную ткань по-прежнему виднелась лишь беспросветная тьма…

— Это всего лишь горячий воск, — успокаивал на ухо похититель, гладя по высыхающим волосам. — сегодня я не хочу делать больно. Почти. — Он усмехнулся и продолжил терзать грудь и живот, проливая потоком горячие капли на кожу, иногда успокаивая и прижимаясь ко мне сильнее.

Усталость накрывала с головой, не хотелось обращать внимание на внешние факторы, хотелось лишь закрыть глаза и погрузиться в сладкий сон, пусть и неспокойный, быстрый, с гадкими снами, не дающими просыпаться в нормальном состоянии, заставляющими очнуться с криками и в поту, в тихом ужасе, захватывающем со спины своими голыми и шершавыми руками. Но всё же, сил просто не оставалось на что-то постороннее. Я слушал метроном, свечу и его размеренное дыхание, внушающее абсолютное доверие; вдыхал с наслаждением воздух, внезапно ставший таким ценным для меня, таким нужным, будто я задыхался в тесной клетке или был растерзан острыми когтями, глотая последний воздух…

С глотками воздуха приходило что-то ещё. Сначала едва уловимое, но затем такое ощутимое и знакомое, но упорно не приходившее на ум.

***

Босые ноги, холодный пол, слегка поскрипывающий при шагах. Привычная в далёком детстве обстановка. Выхожу на кухню и встречаюсь взглядом с матерью, которая сидела за столом и рассматривала какие-то чеки, недовольно вздыхая.

— Доброе утро, — сонно улыбаюсь матери. Та молчит и быстро кивает, уткнувшись вновь в бумаги.

Чайник обычно закипает быстро, поэтому надо успеть достать две кружки, кинуть в них заварку и по одной ложке сахара в каждую. Свист не успевает нарасти, как я снимаю чайник с плиты и наливаю кипяток в кружки.

Брат ещё спит, но, учуяв аромат любимого чая, неохотно просыпается и делает первый глоток, быстро схватив кружку с тумбочки, даже не кивнув в знак благодарности. Гилберт сидит в своей кровати, на нём его любимая футболка с «командой защитников» из его любимого фильма, его ноги обтягивали пижамные штаны, которые вскоре окажутся выброшены в угол комнаты.

— Знаешь, а мне надоел чай. — брат улыбается мне на удивление мягко, без усмешек; он делает жест пальцем, я подхожу ближе к нему. — Давай сделаем кофе, м-м?

— Давай! — восклицаю я, восторженно хлопая от радости, пробовать новое — всегда интересно. — Только я не умею его делать.

— Ничего страшного, — убеждает Гилберт, проходя по скрипящему полу на кухню и без труда дотягиваясь до верхних полок с банками. — зато я умею.

Я следил за каждым движением его рук, наблюдая, как брат, делая кофе, добавляет в конце сливки и кладёт аккуратно листочек мяты сверху. Повеяло чем-то невероятно приятным, окутывающим, горячим и слегка серьёзным. Подхожу ближе, вдыхаю с закрытыми глазами и…

***

Аромат сливочного кофе с лёгким веянием мяты врезается в нос и ударяет в мозг. Верчу головой в поисках источника и, найдя его, понимаю, что утыкаюсь носом в шею похитителя. Нет, не может быть! Любимый запах не может быть привязан к тому, кто собирается убить тебя… Эти ощущения никогда не забудутся: только слегка вдохнув, уже успеваешь побывать во всех местах мира; и каждый вдох, насыщенный этим ароматом, мог заставить тебя чувствовать, будто вкалываешь в кожу шприц, по которому разливается эта нега из тепла, сливочности и лёгкого холодка в конце, оставляющего послевкусие свободы.

Отстраняюсь немного дальше, но втайне продолжаю с наслаждением вдыхать. Похититель усмехается, а горячие капли перестают литься на тело. Наступила мрачная тишина, окрашенная неприятными усмешками. Становилось прохладнее, как в осеннем лесу вечерами.

Тишина сейчас пугала. Она внушала какое-то недоверие, избыток холода и прыткие сомнения.

Надо мной вновь его горячее дыхание, аромат уже давно в голове, заставляет закатывать глаза от удовольствия и совершенно не надоедая. Чувствую что-то мягкое и тёплое на своих губах, медленно начинающее двигаться. Две руки огладили рёбра и прошлись по каждой косточке. Отстраняю голову от омерзения: он ведь целует меня!

Но тут же получаю громкий и скользкий удар по щеке, место удара не заставляет ждать и мигом начинает гореть огнём, потрескивая.

И вновь чужие губы, трущиеся об мои. Не двигаю ими, но в силу страха быть наказанным, не отстраняюсь. Неприятно. Эти губы, — такие гладкие и требовательные, мягко просили пустить их внутрь. Горячий язык впивался внутрь, а ладонь поднялась выше и сжала мою руку. Эти губы, — такие непослушные и трепетные, стали внушать доверие.

Первое движение… Чувствую ртом его улыбку, крышу немного сносит от этих ощущений, усиленных в пятьдесят раз из-за повязки и абсолютной темноты: впиваюсь с более настойчивым поцелуем. Просто, не думая и не анализируя, беру и целую. От поцелуя затерялось где-то в листьях, уносимых ветром, всё: тиканье метронома, шуршание постельного белья, скрежет когтей где-то в других комнатах, даже громкие мысли в голове отошли на второй план. Эти ритмичные и уже быстрые движения были совершенно безумны, как и мой поступок.

Во рту стал ощущаться вкус крови: похититель кусал мои губы до крови, но даже это не послужило причиной, чтобы остановить бурность эмоций. Я слегка вздрагивал от хаотичных движений его рук и представлял себе картину его губ, украшенных моей кровью, стекающей по подбородку… Языки, сплетались, жара стояла невыносимая, а шёпот, пусть и неразборчивый, вносил свою лепту и оглушал. Ладони, касающиеся едва, казалось, ломали рёбра пополам, прокалывали лёгкие и лишали возможности дышать.

Не знаю, сколько прошло времени, но уверен, что больше вечности. На эти секунды, минуты, часы, я доверился ему чуть больше, чем полностью. Доверился убийце, сумасшедшему человеку с пошатнувшейся психикой. Когда он отстранился, внутри стало как-то пусто. Будто его губы, наверняка, алые, были дополнением моего тела, неотъемлемой частью, растворяющейся в нас двоих.

Я будто разделился на два равных куска, кричащих друг другу совершенно разные вещи. И куда деваться, к кому прильнуть, я совершенно не знал.

Я твердил себе, что он маньяк, лишь играющий и управляющий своей жертвой на потеху самолюбию и больным увлечениям. Эта часть, абсолютно светлая и не раненая, была уверена в своей правоте. Тонкая рука, ложащаяся на плечо и доверчиво призывающая очнуться, одуматься, бежать куда глаза глядят, кричать о помощи, вопить от страха, режа криками и возгласами собственную глотку и, в конце концов, потерять возможность говорить, но не сдаваться ни за что!

А другая же твердила обратное. Заставляла поверить в то, что он не нарочно, а лишь потому, что ему так нравится, поступает таким образом. От самой макушки можно было заметить на её теле язвы, постепенно возрастающие, кипящие и ядовитые. Разум был затуманен, постепенно скашивался в неверную сторону, но твердил яро, что прав. Лезвия, приближающиеся быстро и стремительно, заставляли думать быстрее.

И я шагнул, закрыв глаза, протянул руку. Но не мог понять, кому.

Глава 4

А вокруг так холодно и зябко… Вместо обычной земли кругом чёрная слякоть, смешавшаяся с пылью, грязью и глиной. Я утопаю в этой слякоти, кричу громко о помощи, но безуспешно. Вокруг никого. И я понимаю, что должен выбраться из этого болота сам. Карабкаюсь за что-то, пытаюсь плыть, но лишь больше погружаюсь и стремлюсь к самому дну, к собственной смерти. Начинает лить дождь, но не такой, каким мы привыкли его видеть. Этот словно жирное масло, капает огромными каплями на лицо, мешает глазам открыться, заливается в рот и перекрывает дыхание. По телу бегают мурашки. Вверх-вниз, вверх-вниз… Что-то пытается забраться в ухо. И я понимаю, что это вовсе не мурашки и, открыв глаза, вижу, что по мне ползают жуки и червяки, норовят забраться в уши, нос, рот, лазают под одеждой, оставляя неприятную жгучую слизь за собой, которая вскоре начинает медленно разъедать кожу с шипением. Кричу от боли, задыхаюсь в маслянистых каплях и погружаюсь всё глубже… На помощь никто не пришёл.