Сводный босс (СИ) - Салах Алайна - Страница 48

— Гас... Гас! — тычу пальцем ему в руку, по мере того как он, всё больше распаляясь, прёт на вскочившего на ноги Сергея. — Он всё равно ничего не понимает.

Гас оглядывается и несколько секунд непонимающе смотрит на меня, словно складывает в уме трёхзначные числа. Встряхнув головой, возвращает взгляд на побагровевшего мудилу и изрекает:

— Tebe pizdetz koroche.

Слышится тонкий свист, за ним следует глухое оханье, и мудак Сержа оседает на стул, зажимая между пальцами раздутую свёклу.

— Лучше стулом ему вмажь, братишка! — раздаётся азартное гоготание из-за соседнего стола. — Они здесь крепкие, Кокорин проверял.

— Хотел же пельменей сначала попробовать, — раздражённо шипит Гас, глядя на стонущего Сергея.

Мне Сергея не жалко от слова «совсем». Покажите мне женщину, которая трепетно подарила девственность мужчине после трёх месяцев ухаживаний и признаний в любви и верности, полагая, что он тот самый, и который, как выяснилось, бесстыдно наставлял ей рога, выставляя дурой на глазах у всего универа. Пусть эта женщина посмотрит мне в глаза и скажет, что никогда не мечтала, чтобы поганому гадёнышу прилетело в сопатку от небритого двухметрового принца. И если такая найдётся, я первая скажу ей, что она нагло врёт.

— «Короче, тебе пиздец»? — усмехаюсь, когда Гас снова возвращает мне сапфировое сияние глаз.

— И это всё, что ты выучил на русском за неделю моего отсутствия?

— Нет, матрёшка, — тепло улыбается Гас, подходя так близко, что я могу сосчитать его каждую длинную загнутую ресницу.

— Ещё я выучил «Ya pizdetz kak lublu tebya».

Я застываю, как окаменевшая скульптура, и шумно втягиваю носом густой кофейный воздух. Какая, к чёрту, луна моей жизни, солнце и звёзды. Дрого и Кхалиси, вы жалкие неудачники. Вот он, самый романтичный момент в моей жизни.

— Чего ревёшь, матрёшка, — шепчет Гас, — так хреново произнёс?

— Произношение отстой, Малфой, — киваю, глотая катящиеся слёзы. — Придётся тебя переучивать.

— Тогда после этого ты меня утопишь в слезах, — улыбается, прослеживая большим пальцем мокрые дорожки на моих щеках.

— Слушай... — набирает в лёгкие побольше воздуха и очень старательно и вдумчиво, морща лоб, начинает негромко выводить сложный набор русских гласных и согласных:

— Rossiya svyashchennaya nasha derzhava, Rossiya — lyubimaya nasha strana. Moguchaya volya, velikaya slava tvoyo dostoyan'ye na vse vremena...

Ну, в общем, про потоп Гас не соврал. Потому что под его фальшивое пение я реву в три ручья и улыбаюсь в тридцать два зуба, как слепой летний дождик.

— Ya lublu tebya, — встав на цыпочки, всхлипываю ему в губы.

Гас впивается в меня взглядом, словно через отверстия глазниц может проникнуть мне в мозг.

— Произношение мне ставишь, матрёшка? — спрашивает дрогнувшим голосом.

Кручу головой и тянусь к его уху. Грудь Гаса под моими пальцами вздымается так, словно ему не хватает воздуха.

— Говорю, что безумно люблю тебя, Малфой.

Мой притупленный слух ловит скрежет отодвигаемого стула и раздражённое чертыханье. Наверняка, это мудила Серёжа окончательно понял, что его мудацкому плану по возвращении меня в свою мудацкую жизнь не суждено было сбыться. Мне плевать. Потому что в этот момент плохиш Малфой дарит Гермионе свой первый влюблённый поцелуй.

— Как ты нашёл меня? — спрашиваю, когда мы, вцепившись друг в друга, как влюблённые первоклашки, покидаем монумент позора российскому футболу.

Гас ловит кончик моего носа губами и усмехается:

— В жизни Малфой не такой уж и лох как в твоей любимой книжке, матрёшка. Забыла, кто тебе дубликат твоего «суицидника» подарил?

— Айфошу снова своим союзником сделал? — восхищённо вскидываю брови.

— Ах, ты ж подлый слизеринец!

— Ну и для верности позвонил маме-медведице. Кто знает, как у вас здесь в России с геолокацией. Хотя теперь знаю, что хреново, таксист из аэропорта меня три часа по городу катал, прежде чем до отеля довезти.

Поджимаю губы, изо всех сил стараясь сдержать рвущийся наружу сочувственный смешок. Эх, Драко, доверчивый американец, туго тебе в находчивой матушке-России придётся.

— Где ты остановился? — спрашиваю, тыча в значок «Убера» на экране.

— В «Национале», — выпаливает Гас, и его голос становится на четыре октавы ниже. Отрываю взгляд от экрана и смотрю на него. По голодному, мечущемуся по мне, взгляду вижу, что мы думаем об одном и том же.

— Ya pizdetz kak hochu tebya, Sla-va, — хрипит Гас, отчего сильнейший спазм скручивает живот. Только остатки здравого смысла останавливают меня от того, чтобы не вгрызться в его рот и не отдаться прямо в дверях и без того скандального кофейного ресторана.

Корейский «Хэтчбек» с характерным свистом стёртых тормозных колодок останавливается перед нами, и мы по очереди ныряем в стойкий амбре дешёвого табака и ароматизатора «ёлочка».

— Твэрская, да? — поднимает тёмные брови в зеркало заднего вида наш личный водитель Хикматулло.

Я еле успеваю кивнуть, когда Гас проникает мне в рот языком и усаживает себе на колени.

— Гас-младший каждый день ревел, глядя на твою фотографию, матрёшка, — мычит, ныряя пальцами под четвертинку моей футболки. Жадно мнёт грудь руками и сдавленно шипит: — Предупреждать надо, что ты голенькая, так и в штаны опростоволоситься недолго.

— Тормозните около «Макдональдса», — прерываю наш страстный петтинг, завидя издалека жёлтую букву фастфуда.

Тяжело дыша, Гас отрывается от моей шеи и непонимающе смотрит на меня.

— Хочу проверить одну теорию, — поясняю, соскальзывая с его колен. — Жди здесь.

Ураганом врываюсь в царство картошки фри, оплачиваю стакан латте и, не отходя от кассы, делаю глоток. Ничем не выдающаяся смесь из молока и дешёвых зёрен — самый вкусный кофе в моей жизни.

Выхожу на улицу и выбрасываю стаканчик с едва початым напитком в урну. Улыбка растягивает рот, потому что я только что получила утвердительный ответ на самый важный вопрос своей жизни. Гас растерянно смотрит на меня из окна такси, явно не понимая, что происходит. Ему и необязательно знать. Достаточно того, что я знаю, рядом с ним моя жизнь играет самыми сочными красками. В его присутствии даже невкусная реальность становится изысканным деликатесом. Плохиш Малфой — мой «тот самый».

В вестибюль «Националя» мы вламываемся в образе сиамских близнецов, тела и головы приклеены друг к другу килограммами страсти и литрами разлуки. Шокировав испуганно квохчущую администраторшу и до блеска отполировав стены лифта спинами, вваливаемся в номер.

На ходу скидываю топ и джинсы, жадно следя, как Гас сдирает с себя футболку, увлекая меня к широкой кровати.

— Что за девка с тобой в фейсбуке? — хриплю, обвивая ногами его талию.

— Гуру русского языка, матрёшка. Не ревнуй, Елена прирождённая фанатка кисок, у тебя с ней шансов больше. Хотя, о чём это я. С тобой уже ни у кого шансов нет.

Гас укладывает меня на кровать и нависает сверху. Я, как истинная голодная самка, сама стягиваю с себя незатейливые бесшовные трусики и подпинываю его бёдра к себе.

— Долго копаешься, Малфой, — хнычу, наблюдая, как он возится с джинсами.

— Я ждал, — Гас бросает взгляд на невидимые часы на руке, — семь дней, десять часов и... — морщит лоб и фыркает.

— Ладно, я не до такой степени романтичен, чтобы считать минуты. Долго ждал, короче, и могу ещё немного подождать.

Его тугая эрекция упирается между моих разведённых ног, и я едва не вою от желания получить его внутри.

— Матрёшка, — лицо Гаса напряжено, когда он находит мою руку и слегка сжимает, — я знаю, что далёк от идеала, но с тобой готов меняться к лучшему. Каждый день. Эта неделя была самой ужасной в моей жизни, и я не хочу пережить такое ещё раз. Я бы прилетел к тебе на следующий же день, но знаешь, проще научить Бритни петь, чем американскому гражданину попасть на территорию санкционной России. К счастью, за деньги в твоей стране можно, действительно, всё. Я к чему всё это, матрёшка, — его голос становится ниже, — ты моя гирлянда на двести пятьдесят, и у меня от тебя пробки повышибало окончательно и бесповоротно. Никакие зайчики и кошечки на хер не нужны, — впивается в меня взглядом и сжимает мою левую руку.7c261c