Сводный босс (СИ) - Салах Алайна - Страница 47

Прорыдав на мамином плече ещё пять минут, вытираю слёзы и плетусь в душ. Квест «Отшей настойчивого мудилу» сам не пройдёт.

Ровно в три захожу в «Кофеманию». Заморачиваться с нарядом я не посчитала нужным, но и унылым обсосом решила не приходить, пусть экс не думает, что меня от тоски по нему всю скорёжило. Минимум макияжа, распущенные волосы, удобные бойфренды и укорочённый топ.

Едва завидев меня, мудак срывается с места и машет своей мудацкой рукой. На лице мудацкая улыбка, на столе мудацкий букет.

— Я же просила обойтись без романтических жестов, — говорю вместо приветствия. — Что непонятного?

— Ты лучшая девчонка, Слава, мне нужно тебе соответствовать, — заискивающе скалится мудак и тянется ко мне губами.

Ловко уворачиваюсь от него и приземляюсь на стул.

— «Три метра над уровнем неба», серьёзно? Есть хоть что-то из репертуара четырнадцатилетних, чего ты не смотрел?

— Я заказал тебе капучино и твою любимую «Тасманию», — игнорируя мой сарказм, Сергей продолжает тянуть свою кондитерскую улыбку. — Прекрасно выглядишь, малыш. Впрочем, как и всегда.

Смотрю на него и не могу понять, что я находила в нём раньше. Он же одно сплошное показушничество: попсовые цитаты, кричащие ярлыки дорогих брендов на каждой его шмотке, даже эти его взъерошенные волосы взъерошены ненатурально. Не оттого, что он теребил их руками, а потому что старательно доводил их до состояния беспорядка при помощи геля.

— Я пришла только потому, что ФСБэшники очень просили. Кровь, говорят, из глаз льётся при чтении того ванильного плагиата, что ты мне шлёшь.

— Хочу тебя вернуть, Слав, — в мудацких глазах сверкает супергеройская решимость. — Землю готов жрать, лишь бы ты меня простила.

Землю жрать — это хорошо. Землю жрать — это по-русски. Вслух же говорю:

— Нет.

— Ну прости ты меня, малыш... ошибся.

— Ошибся? — приподнимаю брови. — Ошибка — это неправильно столбиком в уме сложить. А твои враньё и измены, Серёжа — это рядовое блядство. Я тебя не уважаю, и я в тебе разочарована. Даже если ты свой член будешь в штанах мариновать до уксусной вони, я к тебе не вернусь.

Старательно выбритая небритость напротив багровеет, и я даже жду, когда мудак Серёжа покажет товар лицом. Он не разочаровывает:

- Вот ты вся в этом, Слава. Думаешь легко с тобой, альфа-самка? На твою красивую упаковку сначала все клюют, но с тобой разве долго протянешь? Ты же ёж, колючка. А любой парень рядом с собой ласкового котенка хочет.

- Так чего ты за ежихой бегаешь, котик нежный? – усмехаюсь. – Переживаешь , что дикобраза себе не найду?

- Ты все это от обиды, да, Слав? – пытливо смотрит на меня мудак Серёжа, – Гордость твоя женская задета что ли?

А я молчу. Не потому , что словесные боеприпасы иссякли из-за бредовых предположений идиота-собеседника, а потому что лишилась дара речи. Потому, что в этот момент, небрежно оттолкнув стеклянную дверь, в московский ресторан «Кофемания» входит нью-йоркский парень Гас.

Слава

Дорогой Бог, если сумасшествие — это расплата за то, что в ВК-шной графе «религиозное мировоззрение» я написала «агностик», то ты поистине милостив. А если это галлюцинация, вызванная передозировкой мудацкого бреда, вылившегося мне в уши, то не дай мне так скоро прийти в себя. Хочу насладиться «приходом» подольше.

Галлюцинация тем временем останавливается в проходе и, вопросительно вскинув бровь, оглядывается по сторонам. Гас самый красивый глюк, какой только может привидеться. Сексуальная щетина без участия набитой руки барбера, она на его лице только потому, что он не брился минимум дня три; взъерошенный, потому что волосы от природы непослушные, и Гас постоянно ныряет в них руками, одетый в стильно-чёрный комплект из джинсов и простой футболки.

Мне хочется соскочить с места и броситься ему на шею, но я остаюсь сидеть, словно пригвождённая к месту, словно к ногам привязали пудовые гири. И сердце так быстро гонит кровь по венам, что пальцы на столе начинают быстро вздрагивать.

— Ты, вообще, слышишь, о чём я говорю, малыш? — доносится откуда-то из параллельной реальности тягучий голос мудилы Серёжи.

— А? — вылетает изо рта пересохшее междометие, и теряется где-то в воздухе, потому что в этот момент Гас находит меня взглядом.

Если бы о нас снимали ванильное кино, то где-нибудь за кадром в этот момент запела «Нежность — Мачете». Но мы не в кино, и поэтому музыка играет лишь в моей голове, когда при взгляде на меня синие глаза темнеют и вспыхивают, и на губах Гаса появляется улыбка. Такая неуловимая, что мне кажется, в мире я единственная, кто способен её заметить. Он не двигается с места, даже когда кокетка-официантка интересуется, ожидает ли его кто-нибудь, продолжает с улыбкой смотреть на меня и слегка пожимает плечами, беззвучно говоря: «Ну как-то так, матрёшка».

В жизни я испытала много счастливых мгновений, когда в девять папа подарил мне мило пукающего мопса Пюрешку; когда узнала, что самостоятельно, без чьей-либо помощи, поступила в МГУ; и когда мудак Серёжа впервые сказал, что любит меня. Но всё это не идёт ни в какое сравнение с тем, что я чувствую сейчас. Это прекрасный сон, лучшая сказка, которую мог себе вообразить латентный романтик вроде меня.

Отмерев, Гас отмахивается от официантки как от навязчивого насекомого, и делает решительный шаг вперёд. Его взгляд стремительно суровеет, и я догадываюсь почему, он поймал в фокус моего соседа по парте.

— Ты знаешь этого парня, Слава? — обеспокоенно осведомляется экс, глядя на приближающегося ангела смерти.

— Знаю, — сиплю, не в силах хоть как-то смыть счастливую улыбку со своего лица.

— Это Гас.

И я говорю это не для того, чтобы удовлетворить любопытство мудилы, а потому что хочу смаковать словесную реальность. Это Гас. Здесь, в Москве. Приехал ко мне.

Гас останавливается рядом с нашим столом, заполняя пространство вокруг нас ароматом «Фаренгейта» и небрежной брутальности. Выжигает взглядом вылупившегося на него Сергея до состояния горелого шашлыка, затем проделывает то же самое с лежащим на столе несчастным веником, и переводит взгляд на меня.

— Сколько пальцев на руке, матрёшка? — вытягивает ладонь с загнутым большим пальцем.

— Это приветствие такое? — хриплю, вонзившись руками в подлокотники, чтобы унять восторженную дрожь в теле.

Губы Гаса растягивает привычная саркастичная ухмылка.

— Хочу узнать, насколько присутствие этого имбецила пошатнуло твой интеллект.

— Настолько, чтобы мне казалось, что несостоявшийся сводный брат пролетел восемь тысяч километров, чтобы меня увидеть.

— Ну с этим ещё можно работать, — довольно скалится Гас, роняя руку.

— Поцелуешь братика, матрёшка?

Ноги сами поднимают меня с места и, кажется, даже не касаясь земли, несут к нему. До этого момента я не отдавала себе отчёта, насколько сильна моя ломка в отсутствии его запаха, его ядовитого языка и его жадного взгляда в таймере моей жизни. Когда я протягиваю руку, чтобы до него дотронуться, раздаётся нервное тявканье, настолько раздражающее, что не может сравниться даже со скрежетом пенопласта по стеклу:

— Это кто такой, Слава? Ты там в Америке хахаля, что ли, себе приглядела?

Ну разве он не мудак?

Натурально свирепею оттого, что говнюк из прошлого решил испортить самый романтичный момент в моей жизни, и раздумываю о том, чтобы запустить в него салфеткой, но в эту секунду ловлю искрящийся адреналином взгляд Гаса.

— Матрёшка, прошу, скажи, что этот, напомаженный педик, сказал какую-то гадость. У меня прямо сыпь на руках, от того как я хочу ему втащить.

— Спрашивает, кто ты, — лаконично перевожу.

Гасу достаточно и этого.

— Кто я? — хищно ухмыляется, целиком сосредотачиваясь на сидящем в кресле мудиле.

— Я, козлиная борода, тот, кто надаёт тебе по соплям, если ты ещё хоть раз свои наманикюренные клешни к матрёшке протянешь. Сла-ва моя, понял? А ты свой шанс проебал, лузер, так что иди пасись в силиконовые долины, если мозгов не хватило оценить то счастье, что на твою башку свалилось.