Злобный босс, пиджак и Танечка (СИ) - Алексеева Оксана - Страница 29

— Слышал, слышал. И видел тоже немало. Ну, раз ты не против, то я, пожалуй, Присмотрюсь к девочке пристальнее. У меня-то зацикленности на блондинках нет, и Таня полностью в моем вкусе. А ты Кристине звони.

— Кто есть Кристина?

Коля со смехом отмахнулся. Вначале было ощущение, что он все это специально плетет, на что-то меня провоцирует, но потом вспомнилось, как они с Таней танцевали, как смеялись. Люди не могут так смеяться, если им не нравится происходящее. Два счастливых человека, которые на своем месте. Мой лучший друг... и Танечка. А что сказать, чтобы он одумался? Как привести товарища в чувство?

Я не узнал свой голос:

— Она не может тебе нравиться... Ты зачем-то врешь сейчас...

— вру так вру, — он снова смеялся. — Сменим тему, а то ты как-то напрягся. Я тут по поводу Сашки с Мишкой снова размышляю, и если тебе нужен совет профессионала: бери этих обоих в наш программный отдел. Они только выглядят странно, но такие ребята долго без дела не останутся. Из них можно вырастить хакеров, а можно — незаменимых спецов для твоей фирмы. Ты новую информационку внедряешь, тратишься на нее, а были бы у тебя такие ребята раньше — это у нас бы новые информационки закупали, серьезно. Но притом оба пока не успели осознать свою значимость, их надо сразу под крыло брать и выращивать под себя. Ты подумай над этим.

Мне почему-то не хотелось о них думать. Думать хотелось о чем-то совсем другом.

Но чтобы закрыть тему, я поморщился и согласился:

— Пусть приходят в понедельник, оформим на испытательный срок. И если такие уж самородки, то потом скажу тебе спасибо.

— Точно скажешь, не сомневаюсь.

Я же задумчиво уставился в окно. Теперь еще и друзей Тани на работу беру. Ее становится как-то слишком много вокруг. Куда ни плюнь — всюду Таня. О чем ни подумай, каждая мысль заканчивается ею.

Утром понедельника в Колю бес вселился, он словно проснулся только для того, чтобы выводить меня из себя:

—Андрей, как рубашка сидит? Не слишком вычурно?

— Обычная рубашка. Она просто сидит. Отстань.

— Кружки сам уберешь, а то боюсь опоздать. Андрей, слушай, а может, галстук не нужен? Я в галстуке на какого-то ботана похож, не думаешь?

— Если бы я об этом думал, то сам бы с балкона выбросился, чтобы мир от себя освободить.

— Да посмотри ты! Нормально так?

Что с ним такое? Я нехотя перевел взгляд с кофе на друга и не стал скрывать раздражения:

— Очень нормально, очень. Намного нормальнее, чем на прошлой неделе. Глаза слепит от нормальности. Все?

— Ты как-то несерьезно об этом говоришь, — он снова приблизился к зеркалу и уже в сотый раз поправил челку.

— Коля, ты экономистом работать идешь или топ-моделью?

— Да брось, в любом амплуа надо быть шикарным! Вот я шикарный! Все, побежал, а то Таня не дождется моей шикарности.

— Т... Таня? Стой!

— Ты же не против? — он ухмыльнулся возле двери.

А я вдруг стал против. Вот буквально секунду назад и стал. Но признать такое — это все равно что в собственной слабости расписаться! У этого индюка глаза на лбу, он от Тани в ауте. А если и у нее глаза на лбу? Интересно, Коля красавчик или так себе? И он как будто никуда не спешил:

—Андрей, если скажешь, что Таня тебе нравится, то я остановлюсь. Выйди сейчас вместо меня, расскажи о том, как квартиру эту покупал, лишь бы смотреть, как она утром на работу идет. Пусть девочка отхохочется вдоволь, а потом проникнется твоей одержимостью.

Я отмахнулся:

— Иди уже. Или ты думаешь, что все блондинки в городе закончились?

И друг очень нагло и беспардонно ушел. А я завис над его вопросом. Может ли быть такое, что человек тебе совсем не нравится и даже отчетливо неприятен, но все равно немного нравится? Неприятное состояние в организме — органовая междоусобица. Это потому, что она целуется так, словно всю жизнь тренировалась целоваться со мной. А у мужиков анатомия простая, на такие сигналы у нас сразу встает. Приоритетность встает и нормально думать мешает.

Друг просто зачем-то злит. С ним такое нередко случается, а я на такие провокации не ведусь.

Вошел в приемную и широко улыбнулся — мне нравится, когда все на своих местах. Особенно мой секретарь, конечно.

— Доброе утро, Таня.

— Доброе, Андрей Владимирович, — исчадие ада буркнуло себе под нос и сделало вид, что с головой зарыто в бумажки.

Милейшее зрелище. Так бы и стоял перед ней целыми днями, наблюдая, как она краснеет.

— А что это мы на начальство не смотрим? — подначил я. — Что-то случилось?

Опять?!

— Неудобно мне, стыдно за позавчерашнее, — выдавила она, не поднимая глаз. — Проявите тактичность. Я работаю, работаю, как мы и договаривались. И вас хочется послать... работать.

— Тактичность? В самом деле, между нами ведь всегда была сплошная тактичность, что это со мной сегодня? Но я обещал тебе не напоминать. Так оцени же, не напоминаю!

Темные волосы как-то дернулись, после чего раздался скрежет зубовный. Зато ответа не последовало. Ну неужели у меня начались прекрасные дни полной субординации? Поверить не могу! Раздался телефонный звонок, а Таня будто и не расслышала.

— Тань, отвечай. Работа у тебя такая — на звонки отвечать.

И, чтобы она от волнения не запорола разговор с каким-нибудь важным клиентом, решил оставить ее в покое. Насвистывая от переполнявшей радости, отправился в кабинет. Затем все же включил программу видеозаписи, чтобы еще минуточку до начала дел ее недовольной мордашкой полюбоваться. Таня, закончив разговор и сделав запись в моем расписании, вдруг встала и начала осматриваться.

хмурилась так, что брови на переносице сошлись. Потом что-то разглядела над окном. Подняла руку вверх и выдвинула средний палец. Да что же это за характер такой? Никак не уймется.

Я нажал кнопку коммуникатора:

— Танюш, в другую сторону, там ракурс лучше.

Ну, за ней не заржавело — показала и в другую. А потом подбоченипась и рявкнула:

— Уберите камеры, Андрей Владимирович! Я не могу работать в таких условиях!

— Зачем же? — я искренне недоумевал. — Буду смотреть на тебя всякий раз, когда соскучусь. Кстати, зайди ко мне, как освободишься, дело есть. Упс, а ведь ты и так свободна! Какие полезные камеры!

Три, два, один — и дверь распахивается, впуская внутрь смерч. Глазки блестят, щечки горят, кулачки сжимаются. Ух, аж мурашки по спине от жути.

— Андрей!

— Владимирович, — подсказал я. — Хотя ты сейчас от чьего лица обращаешься?

Как секретарь или как девушка, которая позавчера на моей шее висела?

— Как секретарь! Я всегда к вам только как секретарь!

— Тогда Владимирович, — с легкой долей сожаления выбрал я. — Итак, Таня, что у тебя случилось, что ты отчество мое позабыла?

— Ладно, — она выдавила приторную улыбку. — Слушайте, Владимирович, уберите камеры. Мы ведь с вами договорились попытаться работать нормально! Я пытаюсь. А вы?

Откинулся на спинку и задумчиво уставился в окно. Она заняла стул напротив.

— Хорошо, уберу. Сегодня же. Мне записей хватит, чтоб по вечерам пересматривать, когда плохое настроение.

— Спасибо! В смысле, скажу вам спасибо, когда уберете.

— Прямо сейчас позвоню специалистам. Но у меня к тебе тоже просьба есть. Пора восстанавливать мою репутацию, которую ты так здорово испортила. Как насчет ужина сегодня у моих родителей? Посидишь там, похвалишь, признаешься, что все предыдущее было враньем.

Она опустила голову, как будто удивлялась собственным рукам на коленях.

— Не могу, — пробубнила сдавленно. — Не могу же я прямо заявить, что обманывала. Ваш отец так добр ко мне, и что же, признаться, что я не оправдала его доверие?

— А ведь ты права, — мне только сейчас это в голову пришло. — Если резко откажешься от старых заявлений, то отец сразу заподозрит, что я поучаствовал. И не поверит. Лучше ничего не опровергать, просто дальше сообщать что-то позитивное.

— Сделаю, — она будто бы смирилась. — Сегодня же, когда специалисты уберут слежку, позвоню Владимиру Александровичу и сообщу, как вы оперативно решали проблему с аварией на трассе. Получится, что и не совру. Совесть чиста хоть будет.