Знамена из Пепла (СИ) - Шкиль Виктория - Страница 46

Он грустно вздохнул.

— К тому же, Турл-Титл тоже земля перворождённых — бывший Элвиннатар…

— Милорды! — их окликнул улан… кажется, Дайгон…— Не сочтите, что жалуюсь, но почему тяжести таскаю я один?

Агаолайт подскочил. Схватил массивный сундук.

— Знаете, кого вы напомнили мне? — спросил Феранор, берясь за ручки с другого края.

— Кого же?

Выдох. Рывок…

— Катмэ…— просветил Феранор, перехватывая руку.— Искушавшего Рэндэримана в дни когда тот был обижен на Создателя. Что стало в итоге — мы знаем.

— Так в итоге Рэндэриман приплыл в Амалирр,— пропыхтел Агаолайт, краснея с натуги.— Получил себе целый мир, не шевельнув пальцем. Чем плохо?

Они вынесли сундук за пределы сокровищницы. Бухнули на каменный пол, взметнув — Возьмите вон тот сундучок,— попросил Феранор.— Пойду, посмотрю, может, найду ещё чего интересного.

Он повернулся, собравшись уходить.

— А сами вы чего бы хотели, хеир? — остановил его прилетевший в спину вопрос знаменосца.

— Чего хочу я? — капитан остановился, задумавшись.

Думал не долго.

— Славы. Богатства. Хочу, чтобы меня, наконец, заметили! Мне надоело, что на меня смотрят как на портового попрошайку. Не хочу сказать ничего плохо о Бальфуре...— Феранор невольно посмотрел по сторонам, будто опасался, что тот мог его подслушать.— Он хороший, толковый юноша, но воин из него никакой. Однако это не помешало ему получить на плащ кант ревнителя. А разве я не достоин канта?! Три поколения моих предков не занимались ничем кроме войны. Я сам взял в руки меч, когда он ещё играл в прятки с мамкой! Я служу Отечеству в самом опасном месте Эльвенора. А сколько паломниц я спас гоняя орочьи шайки на Сильванне?! Но кто я? Всего лишь капитан! Капитан с Дикого Приграничья…

— Для Лордов мы — пыль,— сочувственно вздохнул Агаолайт, примериваясь к ларцу, размером с его руку.

«Всё изменится,— подумал Феранор.— Когда рядом будет Талиан. Зятя лорда Эрандила уже не задвинут в задние ряды. О нём не забудут в реляциях!»

Вспомнив о возлюбленной, он вспомнил, что так и не подобрал ей подарка.

Он поднялся на террасу, обошёл её, заглянул в несколько комнат, порылся в сундуках...

Выбор его остановился на небольшом, но затейливом перстне с изумрудом, в цвет глаз Талиан и диадеме из белого золота усыпанной жемчугом, казавшейся морской пеной на гребне волны. Такое украшение должно подчеркнуть лёгкость и изящество его возлюбленной.

Он собирался уходить, как вдруг, увидел тусклый мерцающий отблеск в одной из комнат. Заинтересовавшись, он пошёл на него, высоко поднимая факел. В комнате обнаружился ряд высоких зеркал в узорчатых рамках. Большинство так заросли пылью, что походили на пустые картины. Только в одном, сквозь слой грязи отражался свет факела. Капитан подошёл к нему, мазнул пятернёй по поверхности. Наверное, это были очень старые зеркала, потому, что вместо привычного стекла, он увидел матово-чёрную поверхность похожую на отшлифованный обсидиан. В ней как в спокойной воде отражались мутные очертания лица Феранора. Вверху, на оправе, где обычно ставил свою подпись мастер-зеркальщик, красовалось имя Аримголлин».

— И к чему ты здесь? — философски спросил он.

Он потрогал оправу, надеясь найти в ней ответ, как вдруг очищенная от пыли полоска блеснула яркой зеленью. Феранор подпрыгнул, едва не выронив факел. Из зеркала на него изумлённо смотрели чьи-то миндалевидные зелёные глаза с тонкими сеточками морщин в уголках. Несколько секунд и видение пропало, растворившись в обсидиановой черноте.

Капитан ахнул, бросился к зеркалу, принялся обтирать его полой своего плаща, правда, не зная зачем. Неизвестный обладатель зелёных глаз больше не показывался. На Феранора смотрело его собственное отражение — тусклое, смутное, способное передать лишь очертания силуэта.

— Что ты такое?

Он осторожно дотронулся до поверхности кончиками пальцев, прислушался к ощущениям. Наличие в предметах Магии всегда чувствовалось по-разному: приятной теплотой — если чары были благотворными; лёгким покалыванием — когда не несли ни прямого вреда, ни пользы; если тянуло неприятным холодом — её брать в руки не стоило.

Зеркало было абсолютно мертво.

В итоге он решил, что увиденное ему показалось, от усталости или от витающего в сокровищнице колдовства. Может это снова проявление охранных чар?

Не зная ответа, Феранор предпочёл уйти. Об увиденном не рассказал никому.

***

Было Холодно. Люди и эльдары спали, завернувшись в плащи и тёплые одеяла. Жарко горели костры, их отсветы наполняли пространство лагеря зыбким красноватым сиянием. За границей освещенного круга прохаживался часовой, положив на плечо пику.

Не спал Феранор. Он сидел возле костра, задумчиво помешивая угли прутиком. Иногда он вскидывал голову, с испугом смотрел на летопись словно та могла куда-то пропасть. Успокаивался, возвращался к созерцанию языков пламени. Очами своей души в их пляске ему виделось будущее. Как высокомерный лорд Эрандил мучительно подбирает слова пытаясь оправдаться за свой предыдущий отказ, как его сын скрипит в бессильной злости зубами, а прекрасная Талиан — ослепительно белоснежная — поднимается с ним на Священный Холм.

Не спал Митр. Царевич сидел на свёрнутом войлоке, скрестив ноги и привалившись спиной к набитым вьюкам, глядел в небо. Голову он обернул влажным куском ткани, пряча две шишки — на лбу и затылке. Ту, что на лбу, Феранор уверенно заносил на свой счёт.

Феранор поворошил угли, взметнув сноп ярких искр, посмотрел на товарища.

— Чего не спишь?

— Не спится,— просто ответил Митр.— Мысли всякие лезут на ум. Кид ин-Алу ным Алал…[1]

На время повисла тишина, нарушаемая лишь треском костра.

«Переживает свою ошибку,— подумал Феранор, глядя на царевича сквозь пламя.— Он сам взял с собой орка, сам пригрел на груди змею. Вероломное племя… проклятая кровь. А ведь я предупреждал его, предупреждал!»

Осознание собственной, пусть и давней, правоты грело Душу. Он гордо вскинул подбородок, выпрямил спину. Сказал:

— Вы, люди, никогда не слушаете добрых советов, а потом жалеете о содеянном. А ведь я предупреждал держать того полукровку подальше.

— Астар-Аллу, Феран,— вздохнул Митр.— Из бури он пришёл и в бурю ушёл. К чему вспоминать о нём?

— Хотя бы потому, что он нас предал. На его руках кровь моих перворождённых! — и, подумав, добавил. — И твоих людей!

Митр вскинулся, сверкнул на него глазами, топорща тоненькие усы.

— Пусть право судить и карать останется за Всевышним! Я не хочу говорить о том.

— Как это удобно,— процедил Феранор.— Переложить всё на Солнцеликого…

— Чего ты хочешь? Справедливости?! Так возьми меч и убей меня.

— Зачем? — оторопел Феранор.

— Потому что вчера я бы тебя убил, получи такую возможность!

Феранор открыл рот, попытался что-то сказать, не смог и стиснул зубы, не желая выглядеть кретином.

— Но…— выдавил он, наконец.— Ты же был под действием чар!

— А ты уверен, что они ослабли? Я слышал, что проклятия прилипают к людям как патока к пальцам и долго ждут своего часа. Не боишься, что я зарежу тебя во сне?

Феранор нахмурился, переложил дымящийся прут из одной руки в другую, будто не знал куда деть. Он чувствовал себя дураком, или где-то близким к нему.

«Он просто пугает меня. Хочет, чтоб я схватился за меч… но зачем?! А может он мстит мне? Мстит за то, что я прикончил его соплеменников? Катмэ! Но я ведь тогда не знал! Я не понимал, что с ними!»

Костёр трещал, ветер разносил яркие искры. Где-то в темноте, за освещённым периметром под сапогами часового мерно шуршал песок.

— Ночью я видел сон…— вдруг заговорил Митр, очень тихо.— Что иду к трону дяди, кругом убитые люди, а сабля моя в крови…

Он вздохнул, встал и ушёл, а вместе с ним у Феранора ушли гнев и обида. Вместо них осталась неловкость и стыд на собственную недогадливость…