Знамена из Пепла (СИ) - Шкиль Виктория - Страница 75

— Зачем повелителю этот мхаз? Он уже отработал своё.

Дарик напрягся, чувствуя как по спине снова побежали липкие мурашки. Что значит отработал? Что с ним будет?!

— Зачем он здесь? — повторил вопрос низенький чернокожий хафаш с нездорово отёкшим лицом.

Ответил ему сородич в длинных одеждах жреца. Полукровка видел его лишь однажды и мельком в свите Гюлима, однако узнал хищное безусое лицо, обрамлённое воинственной квадратной бородкой, тщательно выбритой под нижней губой. Наверное, чтоб в крови не пачкалась. В памяти даже всплыло имя — Адихмар — и то, что именовали его Мастером Теней.

Он посмотрел на Дарика, прищурился, улыбнулся.

— Ещё не исполнилось предначертанное…

Над крепостью висела полная луна, заливая  мертвенно-бледным светом руины и подсвечивая фигуры заполнявшие площадь перед цитаделью. Дарик прислонился к каменному подоконнику, разглядывая собравшихся.

Большинство были людьми, или же походили на них на столько (две руки — две ноги), чтобы не сильно отличаться в ночи. Внимание Дарика привлекла маленькая группа гостей, державшаяся обособленно от всех. За всё прожитое в Атраване время, он не видел и не слышал о подобных созданиях ни разу. Выше пояса — человеческие торсы, укрытые старомодными бронзовыми доспехами, а ниже — длинные змеиные хвосты. Можно было только гадать из каких пещер они выползли чтобы явиться на зов Мустафы аль Гюлима.

Подумав о хозяине, полукровка ощутил нервную дрожь в руках. Он здесь уже несколько часов, но так и не знает зачем его сюда привезли. Неизвестность напрягала и угнетала. В голову лезли недобрые мысли.

Гюлим не простой кровопийца. Высокий статус обязывает его держать данное слово, но у хафашей всегда было собственное своеобразное понимание того, что в действительности хотят смертные. Почему-то они свято верят, будто все до смерти жаждут стать такими же как они...

— Сегодня особая ночь!

Дарик скрипнул зубами проклиная про себя привычку хафашей подкрадываться бесшумно. Обернулся.

Он находился в так называемом Зале Заклятий на самом верху башни. Свет проникал сюда сквозь четыре широких окна, расположенных строго одно напротив другого. Горящие в жаровне угли, бросали инфернальные блики на массивный и плоский гранитный алтарь занимавший всю середину помещения. Адихмар, чёрный и страшный, стоял в арке входа. Сплетя на груди руки, он многозначительно глядел на полукровку.

— Сегодня,— повторил он,— Исполнится предсказание слепой наглис.

Он неспешно подошёл ближе. Остановился пред алтарём. В руке его возник белый холодный свет.

— Подойди.

Дарик подошёл и заметил, что на верхней плоскости алтаря вырезан знак — два вписанных один в другой круга и руническая вязь между ними.

Читай на Книгоед.нет

— Знаешь, что это?

— Круг Аримголина.

— Хм. А надпись прочесть можешь?

— Nisheline nim tulle уа saare,— Дарик поднял глаза, взглянув хафашу в лицо.— Формула призыва. Для кого?

Адихмар картинно всплеснул руками и рассмеялся.

— Грамотный мхаз?! Воистину грядёт Конец Света и скоро с небес падут камни и горящий снег!

Мягко, почти любовно, он провёл рукой по рисунку.

— Ты всё угадал верно. Такая схема используется для вызова. Мы будем пробивать окно вглубь Периферии.

Дарик молчал, разглядывая исходящие от алтаря стоковые желобки, ведущие к дыркам в полу. Хотелось верить, что он не ошибся и его не собираются зарезать словно жертвенного барана. Однако дурные мысли голову не покидали, от слов «отработал» и «предначертанное» — не отдалялись.

— Ты когда-нибудь работал каменотесом? — неожиданно спросил Адихмар.— Хотя, да... конечно же не работал. Ты не из тех, кто стал бы заниматься чёрным трудом. Но наверняка видел как они дробят камень. Сначала определяют в нём слабое место, а потом парой точных ударов загоняют туда железный штырь и раскалывают всю глыбу. Чародеи поступают так же. Только мы не ищем в ткани Мироздания слабых мест, а создаём их!

Дарик молчал, пытаясь связать в уме аллегории. Хафаш продолжал.

— Здесь...— он снова погладил алтарь.— Уже всё размечено и готово. Осталось только вогнать штырь.

— И что же им будет? — напряжёно протянул полукровка.— Кровь?

— Ты догадлив, смертный. Но не бледней, не твоя.

— А чья?

— Ты всё скоро увидишь,— Адихмар позволили себе улыбнуться.— В полночь. А пока слушай и запоминай то, что я говорю...

О том, что на площади начинается что-то значимое, возвестил рёв трубы. Медный протяжный гул взлетел над развалинами, вызвав в старых стенах дрожь, заметную по устремившимся с них тоненьким ручейкам песка. Ему ответил сухой неразборчивый ропот, пробежавший по площади как ветер по зарослям тростника.

Дарик метнулся к краю террасы. Отсюда он видел площадь, начавшую собираться толпу, фасад цитадели и балкон, с которого военачальники когда-то обращались к войскам. Похоже, время сегодня обернулось вспять.

Гюлим шагнул на балкон в полном боевом облачении. На нём были алый чекмень, высокий шлем с алым султаном из конского волоса, панцирь из позолоченной чешуи, хранил на себе следы десятков сражений, нефритовый полумесяц на груди

— знак высшего командирского достоинства. Его окружала аура силы, мрачной непоколебимой уверенности в себе. Он очаровывал. Он являл образ настоящего бога войны. Для многих он им и являлся.

Ещё раз взревела боевая труба. Гюлим взмахнул рукой. Дарик затаил дыхание.

— Дети Ночи,— сильный его голос загрохотал, эхом отражаясь от стен.— Отверженные Миром и проклятые новыми богами, вы знаете кто я! Для тех же, кто тысячи лет не вылезал из норы — представлюсь! Моё имя Мустафа аль Гюлим! Когда-то я звался иначе и командовал армиями великого бессмертного владыки Зулла Саракаша — правителя земли мааритов, от гор и до солёного моря. Теперь я бессмертен и сам! Принц Ночи, Первейший из бессмертных, Отец-всех-хафашей — как только не называют меня! Видят боги, не я придумал себе эти титулы.

Он выдержал недолгую паузу. Заговорил снова. Голос его возрос.

— За четыре сотни лет я истоптал все дороги этого мира, исходил их вдоль и поперёк, спускался в норы эламей и поднимался в горы Нурасатана, был гостем во дворцах мирз и в лачугах наглис. Многое я увидел и понял там, и мне есть что сказать! Мои слова никогда не придутся по вкусу тем, кто прятался, пресмыкался и унижался так долго, что это стало частью их натуры. Но тот, кто хочет быть сильным, пусть внемлет мне!

Невнятный шелест внизу, сопровождавший всю его речь, сам собой стих. Шурша чешуёй, звеня бляшками на броне, эламеи потянулись ближе к балкону.

— Пришли времена, в которых вам нет места,— продолжал он.— Можно сколь угодно долго упиваться прошлым, считая себя потомками храбрых воительниц Двуречья, дерзко бросавших вызов самим богам. Или тоскливо вспоминать, когда толпы городской черни простирались ниц пред жрицами Минры! Можно даже думать, что познание тайн Жизни и Смерти спасёт вас от смертного пыхлевана! Грёзы не укроют пустоты, что таится за ними. Они не спасут от будущего! Скоро сотрется последнее воспоминание о вас и наступит торжество новых богов и народов! Есть ли среди вас те, кто не желает довольствоваться долей опарышей и червей, пожирающих падаль?!

Толпа взбурлила, загомонила с гневом и негодованием. Полетели оскорбления и проклятья. Несколько человек стали сердито проталкиваться через толпу к краю площади. Полукровка в волнении сжал кулаки. Ему казалось, что поднявшаяся на хвосте эламея вот-вот швырнёт в Гюлима копьём, но оказалось, что ярость большей части толпы обращена не на него.

— Довольно! — перекрыл общий гвалт чей-то высокий голос.— Молчите все! Пусть Гюлим говорит. Он ведь собрал нас не за тем, чтобы убедить в собственной ничтожности. Послушаем, что он собирается предложить!

— Говори, Гюлим! Говори! — поддержали с других концов площади.

— Пора,— тихо проговорил за спиной Адихмар.

Адихмар перевернул часы наполненные фосфоресцирующим песком. Помощники, в одинаковых чёрных балахонах и одинаково скрытыми лицами, зажгли медные лампы, треугольником расставленные на алтаре.