Лагуна (СИ) - Гальярди Марко - Страница 22

Дорога вначале шла вдоль быстрого потока, заросшего деревьями, а затем по узкому каменному мосту приводила ко входу в город, самым значимым местом которого была церковь святой Агаты, стоявшая на самой высокой точке холма. Огромная храмина с высокой колокольней и порталом, покрытым переплетающимися узорами, выведенными на белом мраморе, вызывала священный трепет в сердцах паломников, скопившихся на небольшой площади. Там были монахи, торговцы, простые земледельцы, нищие — они все ожидали начала полуденной службы. Из разговоров, услышанных Джованни в толпе, стало ясно, что никто не торопился продолжить свой путь, наоборот, многие решали, где бы заночевать: остаться в этом городе в приюте странствующих или подобраться поближе к горам и попроситься на постой в крестьянский дом. Некоторые подумывали совершить небольшой крюк, не забираясь далеко в горы — до Маркояно и уже оттуда по пешим тропам, которые менее доступны для повозок, добраться до перевала.

— Что говорят? — Халил заметил тень расстроенных чувств, пробежавшую по лицу Джованни.

— Дождь и туман в горах. Кто-то решает переждать. Но мы не можем, — тот растерянно посмотрел на своих спутников. — Облако не исчезнет за один день, а времени на длительную остановку у нас нет.

— Синьор предлагает нам вымокнуть или замёрзнуть? — с хитрым прищуром спросил Али.

— И то, и другое, — честно поделился своими опасениями Джованни, — но в Корнаккье найдём хороший постоялый двор и баню.

От церкви единственная дорога, застроенная небольшими каменными домами, уводила вверх, как бы взбираясь еще выше по холмам. Потом дома сменили стены, подпирающие виноградники или оливковые рощи. Они закончились и начались холмы, лысые или кое-где поросшие низким лесом, и чудесные виды на всю долину реки Сиеве, оставленную позади. Солнце пока грело и освещало путь, лишь подёрнувшись лёгкой белёсой дымкой, поэтому идти по проторенной дороге, огибая холмы, было легко. Однако с каждым поворотом дороги, поднимающейся всё выше и выше, облака то справа, то слева становились ближе, воздух уже был более прохладным, запахло прелой листвой и еловыми шишками, и путникам пришлось надеть сверху шерстяные плащи. Они опять не путешествовали в одиночестве — были такие, кто ехал на крытых возках, запряженных быками, и не боялся непогоды, или всадники на быстрых лошадях. По пути попадались каменные дорожные отметки в виде столбов с домиками наверху и нишей для статуэтки святого или лампады, что обозначали мили или просто указывали на родник. Иногда в разрывах влажного тумана можно было наткнуться взглядом на каменный дом какого-нибудь хозяйства или на целое поселение в несколько деревянных домов.

***

[1] Лояно расположен посередине Апеннинских гор.

[2] переход через первую цепь гор. При хорошей погоде это пешая прогулка на весь день. Верхнюю точку пересекали через Passo dell’Osteria Bruciata. От Сан-Пьетро-а-Сьеве ведет еле заметная дорога до города Санта-Агата, где по мосту пересекали горную реку, затем углублялись в горы. Сейчас этот путь выглядит как горная тропа для пешеходов, велосипедистов и мотоциклистов. Дорога изменилась в 1330-х годах, когда была построена Скарперия (Scarperia, Castel San Barnaba), а затем Фиренциола (перевалочный пункт для купцов и их караванов). Эта дорога сохранилась до настоящего времени как автомобильная трасса SP503.

Комментарий к Глава 2. День второй

Церковь святой Агаты - https://www.visittuscany.com/shared/visittuscany/immagini/elementi/pieve-di-santagata-scarperia-mongolo1984.jpg

Ссылка на альбом фото из гугла - https://vk.com/album485578230_260164540

========== Глава 3. День второй (продолжение) ==========

Каждый шаг, неторопливый и уверенный, приближал к новой близкой цели: сначала к началу подъема в горы, затем к перевалу и окончанию пути — городу Корнаккья, наполненному живыми людскими душами. Глаза смотрят вперед, на расступающиеся занавеси тумана, но не видят дальше двадцати шагов. Вокруг тихий лес, наполненный случайными звуками: то захлопает крыльями вспугнутая птица, то зашелестит ветер или капли дождя тихо упадут на листву. Когда страх перед неизведанным, что лежит по ту сторону четкой кромки между травой и колеёй от колёс повозок, выдолбленной в каменистой земле, притупляется, тогда поток самых простых мыслей внутреннего голоса лениво перекатывается, словно во сне.

Голос разума становится громче. Он словно пытается прервать одиночество и нарушить тишину, заставляя к себе прислушаться, поспорить или, наоборот, остановиться на созерцании простых вещей, отмечая рез края каждого листа, свисающего с ветки, наклонившейся над головой.

Джованни размышлял о том, как же удивительна бывает Господня воля: ведь он должен был оказаться именно здесь, на этом перевале, в это время. И задумано то было еще прошлой осенью! Когда они с Михаэлисом лежали обнявшись на гостиничной кровати в Монпелье, в очередной раз проговаривая свой план. Джованни тогда уверенно сказал, что легко попадёт в Болонью из Флоренции. Даже представил, как можно будет в то время, когда занятия прерываются, вернуться к своей семье и почувствовать тепло родного дома. И письма Михаэлису было бы легче послать из Флоренции. Письма… Джованни почувствовал, как краска стыда заливает его щеки. Почему он не написал Михаэлису ни единой строчки? Намёком не указал на то положение, в котором оказался? Он же мог, не рассказывая о договоре с Мигелем Мануэлем, раскрыть правду о смерти Понче. Михаэлис бы понял, не осудил, да и весть о свершившейся мести над убийцей Стефануса была бы благой. Джованни чуть повернул голову назад, скользнув взглядом по своим спутникам: они бы ничего не узнали, аль-Мансур бы не узнал, черкни Джованни пару строк. «Я изменился? Или страсть к красивому рабу застлала мне глаза? А его тихие речи отняли память. И я… — Джованни почувствовал, как колючий комок подкатил к горлу, — больше никого не люблю? Моя душа погибла вместе с душой Понче, и теперь у меня нет голоса, чтобы ответить на чужую любовь. Михаэлис… Я называл тебя amore mio. Пережил столько приятных мгновений, думая о тебе. Если бы ты знал, как прекрасна власть над послушным тебе телом, один лишь взгляд на которое превращает кровь в огонь! Теперь я начинаю понимать, как мучился ты рядом со мной. И сколько понадобилось тебе воли, чтобы отпустить меня от себя! А сейчас? Я бреду по дороге, с каждым шагом утрачивая собственное имя и превращаясь во Франческо Лоредана. И хотя моё тело останется неизменным, Франческо не напишет письма, не назовёт «любимым», не вспомнит о кованой розе, что подарил тебе твой Жан. Зыбкий призрак Джованни Мональдески получит своё право на лекарскую работу и исчезнет. Что мне делать с этой бумагой? Я же не смогу взять её с собой в Венецию! Странно, как аль-Мансур согласился на эту сделку, если уже знал, что превратит меня во Франческо? Наверно, окончательно я исчезну в Падуе».

Иногда слышался шум надвигающего дождя, краткого, но сильного. Тогда путники, чтобы окончательно не промокнуть, быстро выбирали дерево пораскидистей и прятались под ним. По счастью, осёл оказался послушным, его не приходилось часто понукать и дёргать за узду. Когда лес закончился и дорога пошла по склону холма, то пришлось идти по краю — глина плескалась в ямах, а Халил чуть не потерял обе сандалии. Одна из кожаных пряжек опять лопнула.

— Я пойду босиком! — слишком самоуверенно заявил восточный раб. — Мне не холодно!

Джованни скептически хмыкнул:

— Это только здесь, в низине! Но посмотри вперед, видишь вон ту высокую гору. По ней ведет крутая тропа, да такая, как мне рассказывали, что телеги приходится подталкивать сзади. Чем выше будем взбираться, тем холоднее будет. Тебе придётся надеть башмаки. Обмотаем тебе ноги тряпками, так, чтобы твои раны еще дальше не стирались.

— А может, хозяин, — подал насмешливый голос Али, — нам его в шелка завернуть и на осла взгромоздить? И тоже сзади подталкивать.

— Мне не обидно! — отозвался Халил.

— А мне не смешно! — недовольно ответил Джованни. — Моё дело добраться до следующего города, и чтобы все были живы и здоровы. Поэтому не нужно повторяться за аль-Мансуром, я — не он. Нужно будет, я Халила на осла посажу, а тебя заставлю впереди бежать и за собой тянуть. Всем тяжело, и если с одним из вас что-то происходит, это беда для всех.