Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир - Страница 24

О том, что пойдет к махновцам с Белоглазовой ротмистр Петр Николаевич Бекасов узнал от Васнецова почти в самый последний момент. В свою очередь Анна, находясь в ростовской больнице, а потом в своем поместье, разумеется, не знала что Бекасов теперь служит в контрразведке и недавно выполнил очень важное задание — смог уничтожить, вернее утопить в реке большевистскую баржу с химическими боеприпасами. Их красные собирались использовать против наступающей Добровольческой армии. Она часто в последнее время думала о Бекасове. Порядочный, добрый Петр не раз открыто признавался ей в чувствах, но её сердце всё еще томилось от раны, нанесенной предателем Половниковым.

Чувства к нему перегорели, хотя Анна сказала о том, что продолжает его любить командиру полка, когда тот стал к ней приставать. Для чего? Молодое сердце жаждало любви, но подходящего кандидата не было. Петя? Да, может быть, но нужно еще в себе разобраться. И жив ли он? Поэтому, когда во время очередной встречи с полковником Васнецовым в его кабинет вошел Бекасов, Анна очень обрадовалась. Первым порывом было броситься к нему на шею. Но она сдержалась — не время, не место, да и нельзя давать ходу внезапным чувствам. К тому же она сразу поняла, что Петя появился не случайно, наверняка с ним и предстоит идти к батьке Махно. Личные близкие отношения могут помешать делу. Бекасов будет рассматривать её уже не как товарища по оружию, а как личную собственность. Все мужики одинаковые. Поэтому она сдержалась, однако встала и крепко обняла Петра. А тот просто находился в шоке, увидев её в Корниловской форме и великолепных малиновых сапожках. «Женщина не должна быть столь красивой и желанной, потому что рядом с ней мужчина не может думать больше ни о чём и ни о ком».

Полковник Васнецов сразу направил «встречу» в серьезное русло. Он знал о приключениях атаманши Белоглазовой и ротмистра Бекасова в станице Канеловской, поэтому их и выбрал. На очень дерзкое «мероприятие» годятся только такие сорви-головы. Бекасову выдали подлинные документы на имя Ивана Степановича Шилова, уроженца села Осиновка Тамбовской губернии, красноармейца 14-ой армии Южного фронта командарма Егорова. Воевал в Германскую в 8-ой армии Брусилова, участвовал в Галицийской битве, был дважды ранен и награжден Знаком отличия Военного ордена, что было истинной правдой. Анна получила в секретной канцелярии удостоверение поручика Полины Николаевны Деникиной, помощника начальника Военно — технического управления Добровольческой армии.

Возле хаты в пыли сидели босоногие дети, играли с глиняными солдатиками на лошадках. «Мы махновцы, — кричал белобрысый мальчик, — мы всем головы поотрубаем, а буржуя Деникина повесим».

Настоящие же бойцы повстанческой армии — несколько человек — томились на углу дома на лавочке, дымили самокрутками. Их ружья были приставлены к широкой ветле.

— Степан, — обратился Талый к одному из них, — поди, позови Зинька.

— Да Лёва в баню собирался, видно, парится.

— А ты сходи за ним, Степан, может, ещё не парится. Скажи Костя зовет по важному делу. Красноармеец от командарма Егорова племянницу Деникина привез.

— Видно и впрямь важное дело, — ухмыльнулся Степан, с интересом разглядывая барышню на бричке, особенно её белые колени, откровенно выбивающиеся из-под платья. Она и не собиралась их прятать. — Ладно, схожую.

— Никакой дисциплины, — деланно вздохнул Костя, обращаясь к Бекасову. — Равенство рядовых с командирами, конечно, замечательно, это наш главный махновский принцип, но иногда ведь нужна и строгость с подчиненными, а не смей, закон. Двигай, Степа, живей конечностями, а то ведь пенделя врежу.

Степа что-то пробубнил себе под нос и двинулся вразвалку вдоль пруда, швырнув в уток окурок.

— Сколько раз я говорил Батьке, — продолжал Костя, — урежь вольницу хоть на чуть-чуть, хоть на время, пока Деникина не разобьем. С красными-то мы завсегда разберемся, у нас несколько частей сформированы из красных. Есть народ и из 14-ой армии. Увидишься еще с однополчанами, Шилов, не переживай. Ну вот, а Нестор Иванович ни в какую. Говорит, наша армия держится на трех принципах, как на трех китах: добровольчестве, выборности командиров и равенстве. Что тут возразишь? А у Егорова, слышал, дисциплина железная, слово поперек командира скажешь и в расход, так?

И не дождавшись ответа, Костя распахнул дверь хаты, пригласил кивком головы внутрь.

Бекасов вытянул из сена корзину с гранами. Талый покачал головой:

— Не на разборки идете, а на встречу с приличными людьми.

Ухмыльнувшись, ротмистр оставил корзину, достал из-под тряпки узел, кинул его Анне.

— А это что?

— Одежда Полины Николаевны.

Костя заржал:

— Барышням теперь без перемены нарядов никак нельзя. Ха-ха. Ладно, топайте до хаты.

Ротмистр незаметно положил в карман одну гранату.

Внутри дома было чисто и прибрано. На длинном, струганном столе стоял чугунок с вареной картошкой, рядом тарелка с мочеными огурцами, помидорами и яблоками.

Белоглазова без смущения взяла ещё теплую картофелину, стала очищать от кожуры. Разломила пополам, подула, засунул в рот, затем попробовала огурец.

— Хороший засол, — сказала она, — но хрена маловата.

— Хренку-то мы добавим, — осклабился Костя, — ежели попросите. С хреном у нас проблем нет. Такого ядреного нигде не сыщите.

— Поберегите свой хрен, а то ни с чем останетесь, — ответила Анна.

В комнату не вошел, мягко вкатился невысокого роста, плотный человек в коричневой гимнастерке, в надраенных до синевы сапогах. На боку, на широком ремне висела начищенная до блеска шашка в ножнах с белой кистью на эфесе. Лицо его было широким, белым и рыхлым, как очищенная картофелина, которую держала в руке Анна. Командирская фуражка без кокарды, из-за небольшого размера, смотрелась несколько непропорционально на крупной голове. Но вялому лицу придавал твердости большой двойной подбородок, а во взгляде было столько самоуверенной проницательности и ума, что казалось, этот человек способен видеть сквозь стены.

Вошедший с полминуты внимательно рассматривал Анну с Петром, потом сказал:

— Мужика расстрелять, бабу помыть в бане и ко мне в спальню. Всё.

Повернулся к двери. Бекасов прикусил губу, нащупал в кармане британскую гранату Миллса. Белоглазова спокойно продолжала жевать огурец.

— Прям так сразу и расстрелять? — спросил Костя. — Может…

— Не может. С этим нефырём я при штурме Мариуполя в марте нос к носу сталкивался. На нем цветная дроздовская форма была — малиновая фуражка с белым околышем и малиновые же погоны с желтой буквой «Д». У меня глаз острый, как моя сабля. С бабой утром разберемся.

Петр продел в кольцо гранаты большой палец. Но человек вдруг заразительно рассмеялся, приобнял сначала Бекасова, потом Белоглазову:

— Да бог с вами, граждане, я пошутил. Люблю шутковать, горилки мне с перцем не давай. Мы ж, махновцы, не звери дикие и не красные комиссары, хоть и приходится с ними иногда ручкаться. А что поделаешь, война-это тонкая наука, не токмо штыками прокладывается путь к победе. Лев Николаевич Зиньковский, — представился человек. — Хлопцы кличут Зиньком, Лёвой, иногда Задом или Задовым. Но я не обижаюсь, фамилия мне досталась от папы — Зодов. Я её поменял, еще на царской каторге, а след, что называется, остался. Ну это ладно. Я начальник контрразведки 1-го Донецкого корпуса Повстанческой армии. Ну а вы, мадам, я так понимаю, племянница самого генерала Антона Ивановича Деникина.

Анна положила в чугунок недоеденную картофелину, отряхнула руки.

— Мне нужно переодеться с дороги, — сказала она.

— Извольте.

Взяв свой узелок и бросив на Льва Николаевича загадочный взгляд, она скрылась за печкой. А когда вышла в форме Корниловского бойца, Зиньковский и Талый аж присвистнули. «Хороша, бестия», — вырвалось у Кости.

— Ничего не скажешь, барышня, форма корниловца вам очень к лицу, — сказал Лёва и облизнул свои большие, лягушачьи губы. — Ну а теперь расскажите нам, будьте любезны, где же вас комиссары, такую красивую, взяли. Почему красные решили, что Махно в Тарасовке, хотя теперь он в Ольшанке и каким образом перебрались через фронт.