Оберег для невидимки (СИ) - Долгова Жанна - Страница 6

— Вы так говорите об этом, без жеманства и стеснения… Была практика?

— Была. Сегодня на завтрак пшеничная каша и яичница с чем-то похожим на бекон. Кашу я уступаю вам. Откройте рот на сколько сможете. — Лежачий нерешительно пошевелил разбитыми губами. — Я буду осторожна, обещаю.

Холл первого этажа, он же обеденный зал, был наполовину заполнен прибывшими гостями. Между столиками сновала подавальщица и по совместительству горничная Улья. Ей иногда помогала женщина лет сорока с повязанной на голове белой косынкой. Селма, видать, взяла бюллетень по состоянию здоровья. Я поняла, что пробраться в кухню за какой-нибудь посудиной типа горшка или глубокой миски будет невозможно. Простите, дорогой виконт, но терпеть вам придется долго.

— Улья! — вкрадчивый громкий шепот раздался из-под лестницы, на которой я стояла в раздумьях.

Девчонка с подносом, пробегая мимо, остановилась и лениво обернулась через плечо, состряпав сарказм на физиономии.

— Ты уже выздоровела? Помочь не желаешь? Я с Одилой уже с ног валюсь! Скоро подойдут еще один караван и почтовая карета!

— Ой, я еще немного полежу — нога болит, ступить больно. Попозже выйду в зал, — несчастным голосом проныла толстуха, оставаясь в своем укрытии. — Я спросить хотела: ты её видела? Ту леди, из пятого, — тон сменился на заговорщицкий.

— Не видела, некогда мне было ждать, когда она выйдет! — Улья фыркнула и заторопилась к ожидающим её посетителям.

О как! Моя персона вызвала нешуточный интерес! А вот новость о том, что здесь останавливаются почтовые кареты, порадовала. Надо бы отправить послание родным или знакомым лорда, попавшего в бедственное положение где-то у черта на куличках!

Его милость изволили почивать после сытного завтрака и утомительной беседы со своей «сестрой». С тоской окинула взглядом кровать. Зачем я его устроила вчера прямо по центру? Проверив задвижку на двери, расстелила хозяйский плащ на полу у противоположной стены и без сил растянулась на жесткой поверхности, свернув сюртук виконта в аккуратный валик и подложив под голову. Полой накидки накрыла вечно зябнущие плечи. Поерзала, выбирая удобное положение. Глубоко вздохнула и провалилась в сон.

Открыла глаза, когда на улице уже сгустились сумерки, а комната погрузилась в неуютный полумрак. Краски растворились, и на смену им явились унылые серые тона. Спину ломило, косточки нещадно ныли от жесткого ложа. Ужин на табурете в коридоре и бадья с горячей водой ждали, когда их заберёт таинственная гостья придорожной таверны. Не спеша разожгла лампу на столе странными длинными спичками с черными головками, умылась и кое-как заплела спутанные волосы в косу. Склонилась низко к лицу лежачего больного — спит?

— Я не сплю, — тихо и как-то сдавленно, сквозь зубы, выдохнул милорд. — Когда человек долго терпит, даже упавшая капля провоцирует острую потребность, а вы, простите, плескались в воде, как будто… издевались!

Я не милосердная — я жестокая поганка!

Наплевав на конспирацию, рванула из комнаты за тарой. Любой! Какая первая подходящая на глаза попадется. Попался открытый настежь номер по соседству. Гость, стоя у окна спиной ко входу, перебирал какие-то бумаги перед горящей тут же на подоконнике лампой. Взгляд зацепился за кувшин на столе слева от постояльца. Увлеченный своим занятием мужчина и не заметил, как емкость с вином медленно поплыла по воздуху через все помещение, на секунду задержалась у дверного порога и исчезла в тускло освещенном коридоре. Жидкость была безжалостно спущена в «унитаз», а кувшин торжественно предоставлен виконту.

— Вот! За неимением железной «утки» будем использовать керамическую. Надеюсь, войдет.

Немного сомневаясь в литраже, накопленном за сутки в организме «пациента», заглянула одним глазом внутрь тары.

— Вы в своем уме? — сипел аристократ, отталкивая мои руки, когда я попыталась стянуть с него кальсоны. Шея этого героя была уже не кумачовая, а бордовая. Не преуспев в своей борьбе за соблюдение норм морали, он рывком принял сидячее положение и тут же скрючился, схватившись одновременно за ребра и голову, и громко застонал от боли.

— Вот видите, к чему приводит ненужное упрямство, — поддерживая за спину, пожурила мужчину.

— Уйдите, — сквозь зубы выдавил Карре.

— Как скажете. Кувшин справа от вас. — Окончательно обиделась и вышла за дверь.

Я с аппетитом поглощала жареного цыпленка, а милорд молчал в стенку, отвернув от меня голову. Я запивала вкусный ужин морсом, а титулованная особа все так же молча давился своей злостью на сестру милосердия. Я скармливала товарищу виконту грибной супчик, а тот, с недовольной миной нехотя открывал рот и безропотно глотал, уже не пытаясь вырвать ложку из моих рук.

В дверь тихо поскреблись. А вот и ведьма явилась.

— Эй, брат, сегодня что?

— Вторник.

— А дата?

— Пятнадцатое.

— Чего?

— Июля.

— Год, чувак?!

— 1969.

— Спасибо! Не бойся, я не шизик.

(х/ф «Люди в черном 3»)

— А темень-то какая, — недовольно проворчала пожилая женщина, войдя в комнату и закрывая за собой дверь.

Подошла к столу, поставила на него небольшой узелок и потянулась к лампе прибавить света.

— Не надо, бабушка!

Знахарка обернулась и уставилась в угол, где сидела я, скрываясь в тени.

— Напугала, скорбная! Закуталась, что в покров траурный, и не заметишь сразу-то. Сама же позвала и прячешься, — обиженно прозвучало из уст старушки. — Что случилось, рассказывай… — И запнулась, увидев на кровати пострадавшего. Всплеснула руками, запричитала: — Ох ты ж, это кто так касатика разукрасил? Да как же это, да живой ли он?

Подошла к виконту, взяла его за руку, приложила ухо к широкой мужской груди, притихла.

— Его избили сильно и ребро, кажется, сломали. Головные боли и еще… что-то с глазами, — немного нервничая, выдала все «жалобы» постояльца и свои подозрения.

— С глазами? — недоверчиво переспросила знахарка и попыталась приподнять опухшее веко несчастного. Тот дернулся. — Не вижу сейчас ничего, днем надо смотреть, а на побои тряпицу, смоченную в настое на травках, прикладывать. Синяки сойдут быстро. Ты кто ж, жена ему будешь? Да выходи уже из угла своего, поможешь грудь ему перевязать! Есть чем?

— Вы только не бойтесь, бабушка, — несмело сделала шаг из своего укрытия и, оставаясь в капюшоне, медленно подняла голову.

— Чего бояться-то! Уродлива, что ль? Так этим ведьму не напу… Ах, вон оно что… — протянула пораженно женщина. Молчала долго, щурилась, вглядываясь в пустоту накидки. Опустила взгляд ниже и, будто даже побледнев, нахмурилась. — Откуда это у тебя? — Протянула руку, указывая пальцем на мою грудь.

— Вы видите?! — Я вскинулась, окрыленная робкой надеждой, и почувствовала, будто дышать легче стало. Но, покосившись на милорда, тихо молвила: — Все расскажу. Давайте сначала закончим с моим братом.

Старая сварливо и недоверчиво проворчала:

— С братом, значит? Так больше я ничем помочь не могу пока. С утра приду, снадобье принесу. Поить будешь и примочки менять, чем чаще, тем лучше — быстрее спадет опухоль. Не спишь, касатик? Слышал?

— Мне с тобой поговорить надо, — подал голос больной. — Наедине, — добавил он с нажимом.

— Поговорим конечно, — покладисто отозвалась бабулька и, взяв из стопки белья на столе чистую простыню, оторвала от неё широкую полосу.

В четыре руки мы споро перетянули грудную клетку его милости. Несчастный шипел сквозь зубы и тихо мычал, когда приходилось его приподнимать и укладывать обратно.

— Выйди-ка, дева, — обернулась знахарка, накрывая виконта одеялом.

Безропотно открыла дверь и осторожно огляделась на предмет посторонних в коридоре. Вышла и неспешно двинулась к лестнице на первый этаж. Если спускаться по самой стеночке — ступени не скрипят. Обеденный зал был уже пуст. Как и вчера, одна лишь лампа освещала столешницу барной стойки, за которой трактирщик натирал тряпицей пивные кружки.