Грибная красавица (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 27

— Немедленно спускайтесь к гостям! Как только прием закончится, я видеть вас больше не желаю. Вы меня подло обманули, погубили мою репутацию! Никакого сотрудничества, наш договор расторгнут. Мерзкая дрянь!

Я сползла по стенке и уселась на пол. Из носа сбегала теплая струйка крови. Двести двадцать три…

— Что еще за фокусы? Вы опять притворяетесь?

Я запрокинула голову и пробормотала с несчастным и обиженным видом:

— Я вас не обманывала. Или мне надо было остаться и дожидаться приступа при всех? Тогда я бы точно вас опозорила…

Инквизитор заметил кровь на моем лице.

— Где ваш платок?

— Дома… забыла…

Красавчик выругался под нос, достал свой платок и довольно бесцеремонно стер кровь с моего лица. Потом бесцеремонно наклонил мою голову подбородком к груди и держал так с минуту. Триста сорок два…

— Вставайте, надо вернуться к гостям.

Он чуть ли не за шкирку поставил меня на ноги, но я зашаталась и вцепилась в него.

— Мне дурно… Кровь все еще не останавливается…

— Возьмете платок и будете вытирать. И не запрокидывайте голову! Пойдемте… — он насильно сунул мне в руку платок и потащил дальше.

— Какой вы жестокий…

Он резко остановился и обернулся ко мне. Триста девяносто…

— Ах, это я жестокий! — красавчик схватил меня за ухо и словно нашкодившую собачонку потащил за собой.

— Ай-ай-ай, больно же! Пустите! — я хныкала и упиралась.

— Я, значит, жестокий. Вы заявились в неприличном, постыдном виде на прием, опозорили меня перед всем городом!..

— Неправда! — ухо жгло от боли, я почти сбилась с ритма. Четыреста двадцать девять… — Мое платье закрыто с головы до пят, как и было договорено!

— Что?!? — он остановился и воззрился на меня с возмущением, его бархатно-чайные глаза потемнели. — Закрыто?

— Да! — я наконец-то вырвалась и теперь с не меньшим возмущением уставилась на него. — Закрыто, ни единого голого участка нет! Смотрите сами! — я топнула ногой и скинула накидку с плеч, потом покрутилась перед ним. Он онемел от негодования. — А то, какой именно тканью должно быть все закрыто, вы не уточняли! Так что сами виноваты!

Он медленно подобрал с пола накидку, вид у него был страшный. Я невольно отступила к стене.

— И не надо так расстраиваться! Ничего с вашей репутацией не станется. Вам наоборот завидуют все мужчины на приеме. И вообще, скоро вы мне спасибо скажете! Что вы собирае…

Руки красавчика сомкнулись на моей шее, дыхание перехватило. Даже через ткань высокого воротника я чувствовала, какие у него горячие руки.

— Замолчите! — он слегка ослабил хватку, но говорить я не могла, лишь хрипела. — Еще одно слово, и я вас удушу, боже Единый мне судья…

Я вцепилась ему в руку, но вырваться не смогла. Красавчик вдруг ослабил схватку, перехватил меня за плечо, накинул накидку и потащил вниз. Пятьсот восемь…

Мы спустились к гостям как раз вовремя. Бургомистр пригласил гостей в залу, где уже ждали музыканты. Инквизитор крепко держал меня за руку, и вырваться было ни какой возможности. Проклятье! Отсчет пошел на последние десять минут…

Воздух наполнила божественная мелодия свирели, нежная, томящая душу. Юный бард, неправдоподобно красивый, черноволосый и голубоглазый, поклонился гостям и вступил с песней. Его голос был поначалу нежен и пронзителен, словно девичий, но с каждым куплетом словно набирал силу и мужал. Он пел балладу о несчастной любви благородной девицы и ее верного воина, о постигшем их несчастье, проклятье Мертвых земель, которое погубило несчастную девушку, лишив ее рассудка. Баллада поначалу казалась незнакомой, но неожиданно всплыла в памяти. Голос барда проникал в самую душу, вызывая грусть и томление в сердце. И зрение начало размываться, в памяти вдруг возникли давно изгнанные образы: теплый весенний вечер, закатное солнце освещает его лицо, наши губы соприкасаются в первом трепетном поцелуе, сладкий вкус майской вишни… Я встряхнула головой, отгоняя наваждение. Эти воспоминания были давно и надежно заперты, слишком болезненны и печальны они были… Я с удивлением обнаружила, что хватка инквизитора ослабла, его глаза были затуманены и грустны, да что там. Все в зале были словно околдованы. Я с ужасом поняла, что, во-первых, сбилась со счета, а во-вторых, что мальчишка-бард на грани. Он уже почти перешагнул черту безумия, за которой его ждет всепоглощающая тьма разрушения. Он вытягивал из окружающих их мечты и печали и питался ими, словно черпая в них силу своего таланта. Даже помчица Малко попала под его очарование.

Проклятье, я сбилась со счета! Теперь я не знала, когда именно воровской порошок взорвется и выбьет окно в кабинете, привлекая всеобщее внимание. Надеюсь, Антон готов. Надо сорвать с гостей это мрачное оцепенение.

У меня был неплохой голос. Как сказал когда-то Шушье, атаман Безумных Бардов, певчей легендой мне, конечно, не стать, но безумным бардом стать обязана… Я улыбнулась и настроилась. Эта баллада на самом деле исполнялась в два голоса. Импровизация — наше все! Я дождалась окончания куплета…

— Есть тоска, и есть забвенье,

есть боль и горечь от потерь,

и одиночество, как зверь,

надежды гонит воплощенье…

И лишь туманы голубые

мне шепнут, что ты ушла… *

* Забери свою свободу — группа Арктида

И опередила барда, вступив вместо него.

— И вьюгу ты полюбишь

И меня покинешь отныне,

Ты не вспомнишь, ты забудешь

Эти волосы льняные…

И лишь туманы голубые

тебе шепнут, что я ушла…

Мой голос разрушил мрачное очарование мелодии барда. Я пела, а на устах блуждала улыбка, и это отражалось на мелодии. Она перестала быть печальной, и гости словно очнулись от глубокого сна. Они недоуменно переглядывались между собой.

— Простите, — я оборвала песню и застенчиво поклонилась присутствующим. — Просто песня была такой грустной, что я не выдержала. — Я повернулась к юноше-барду и кивнула ему. — Ведь есть же другой вариант этой баллады, правда?

Бард смотрел на меня пустым взглядом, но согласно кивнул. Пелена безумия в его глазах понемногу рассеивалась. Он поклонился окружающим и уже собрался что-то сказать, как послышался оглушающий звон разбитого стекла и тут же громкий лай собак. Я довольно выдохнула. Слава Единому, успела.

Инквизитор очнулся и перехватил мою руку в запястье. Его глаза подозрительно блестели. Интересно, что увиделось ему под колдовским очарованием баллады, какую боль он переживает до сих пор?

В залу быстрым шагом вошли несколько человек, очевидно, охранники бургомистра. Высокий, с военной выправкой мужчина, возможно, капитан охраны, шепнул что-то бургомистру, и тот сразу встревожено вскинулся.

— Немедля спустить собак!

Я повернулась к инквизитору.

— Как думаете, что случилось?

— Не знаю, — сквозь зубы процедил красавчик.

Бургомистр обратился к своему спутнику, худому высокому, в более чем скромном сером облачении, мужчине, который держался властно и надменно. Тот недовольно нахмурился, потом кивнул в нашу сторону.

Лицо инквизитора тут же приняло постное выражение, он направился в сторону мужчины, не выпуская моей руки.

— Инквизитор Тиффано, случилась неприятность. — Я тут же узнала голос, это он был в кабинете с бургомистром. — Я думаю, что участие церковного сыска в вашем лице будет как раз кстати.

— Что именно случилось? — красавчик был почтителен, словно перед ним был церковник более высокого ранга. Хотя, если судить по забранным в куцый хвост волосам, так оно и было.

— Какой-то воришка посмел проникнуть в хозяйские покои… Я думаю, что ваша спутница… — холодный взгляд в мою сторону. — Может остаться здесь…

— Но я могу помочь! — я несмело и робко кивнула бургомистру, рассчитывая на свое обаяние, но тот был слишком встревожен, чтобы поддаться. Он заторопился вверх по лестнице, в свой кабинет.

— Вы останетесь здесь, любезная госпожа, — это было сказано, как плевок в мою сторону.

— Простите, ваша святость, — красавчик нарочито покорно склонил голову. — Но разве делами воришек не должен заниматься громадский сыск?