Опиумная война - Куанг Ребекка - Страница 29

— Это корень женьшеня, — со смехом объявила Рин и взвесила сморщенный корень в руке. — Для чая неплох.

— Откуда ты знаешь? — пришла в смятение Нян. — Я заплатила за это двадцать медяков!

— Дома мы постоянно выкапывали корни женьшеня на заднем дворе, — сказала Рин. — Положи их на солнце, и сможешь продать тем, кто хочет улучшить потенцию. Толку от корня никакого, но они чувствуют себя лучше. А еще мы продавали муку под видом рогов носорога. Наверняка кадеты и муку продают.

Венка, которую несколько дней назад Рин застукала прячущей под подушку склянку с порошком, закашлялась и отвернулась.

А еще кадеты продавали первокурсникам информацию. Большинство торговало фальшивыми ответами на вопросы экзамена, другие предлагали списки вопросов, выглядящие весьма правдоподобно, но до Испытаний их подлинность никак нельзя было проверить. Хуже всех были кадеты, которые лишь притворялись продавцами, чтобы выявить первокурсников, пытающихся смухлевать на экзамене.

Менда, парнишка из провинции Лошадь, решил после занятий встретиться с кадетом в храме на четвертом ярусе для покупки списка вопросов к экзамену Цзимы. Рин не знала, каким образом кадет это устроил, но в тот самый вечер Цзима медитировала в этом храме.

На следующий день все заметили отсутствие Менды.

В столовой теперь установилась сдержанная тишина. Все ели с книгами перед носом. Если кто и осмеливался начать разговор, остальные быстро и грубо его затыкали. В скором времени они превратились в жалких существ.

— Иногда мне кажется, что это не лучше резни на Спире, — весело сказал Катай. — Но потом я понимаю, что нет. Не может быть ничего хуже геноцида целого народа. Но все это тоже паршиво.

— Заткнись, Катай.

Рин продолжала в одиночестве заниматься в саду. Она больше не видела Цзяна, но это не имело значения — наставникам запрещалось готовить студентов к турниру, хотя Рин подозревала, что Цзюнь по-прежнему дает советы Нэчже.

Однажды, приближаясь к садовой калитке, она услышала шаги. Внутри кто-то был.

Поначалу она понадеялась, что это Цзян, но когда открыла калитку, то увидела худого и изящного человека с иссиня-черными волосами.

Она не сразу сообразила, кто это.

Алтан. Она прервала тренировку Алтана Тренсина.

Он орудовал трезубцем. Нет, не просто орудовал, а обращался с ним, как с близким другом, размахивая в воздухе словно лентой. Трезубец был одновременно и продолжением рук Алтана, и его партнером по танцу.

Рин следовало уйти, найти другое место для тренировки, но она не сумела совладать с любопытством. Просто не могла отвернуться. Издалека он был потрясающе красив. Вблизи действовал гипнотически.

На звук ее шагов Алтан повернулся и, увидев ее, замер.

— Прости, — выдавила она. — Я не знала, что ты…

— Это сад академии, — нейтральным тоном ответил он. — Не уходи из-за меня.

Голос звучал мрачнее, чем она предполагала. Рин представляла резкий, лающий тон, соответствующий жестокому поведению на ринге, но голос Алтана был на удивление мелодичным, мягким и глубоким.

Его зрачки были странно сужены. Рин не могла понять — может, это от освещения в саду, но его глаза не выглядели красными. Скорее карими, как у нее.

— Раньше я никогда не видела эту фигуру, — пробормотала Рин.

Алтан поднял брови. Рин немедленно пожалела, что открыла рот. Зачем она это сказала? Зачем она вообще существует на свете? Ей хотелось рассыпаться в пыль и улететь с ветром.

Но Алтан выглядел удивленным, а не раздраженным.

— Пробудешь рядом с Цзяном достаточно долго, и выучишь кучу секретных фигур.

Он перенес вес на ногу, а руки плавно отвел к другому боку.

Рин покраснела. Она чувствовала себя неуклюжей и огромной, как будто заняла принадлежащее Алтану пространство, хотя и стояла на другой стороне сада.

— Наставник Цзян не говорил, что кто-то еще любит сюда приходить.

— Цзян о многом любит забывать, — склонил голову Алтан. — А ты, видимо, выдающаяся ученица, раз заинтересовала Цзяна.

Неужели в его голосе прозвучала обида или Рин это почудилось?

И тогда она вспомнила, что Цзян отозвал у Алтана свое приглашение, стоило тому выбрать Наследие. Она задумалась, что произошло и задевает ли это Алтана до сих пор.

— Я украла книгу из библиотеки, — выдавила она. — Он посчитал это забавным.

Почему она еще говорит? Почему до сих пор здесь?

Уголок губ Алтана поднялся в потрясающе привлекательной улыбке, и сердце Рин лихорадочно заколотилось.

— Да ты бунтовщица.

Она вспыхнула, но Алтан уже отвернулся, чтобы завершить фигуру.

— Я мешаю тебе тренироваться, — сказала она.

— Нет, я… Я прихожу сюда поразмышлять. Но если ты здесь…

— Извини. Я могу уйти.

— Нет, ничего страшного.

Рин не знала, что ответить.

— Я собиралась… то есть, я просто… До свидания.

Она быстро ретировалась. Алтан смолчал.

Затворив за собой калитку сада, Рин накрыла лицо руками и застонала.

— Есть ли в сражении место мягкости? — спросил Ирцзах. Это был его седьмой вопрос.

Рин успешно ответила уже на шесть, а наставник мог задать максимум семь, и если она справится с этим, то сдаст экзамен. А ответ она знала, взяла его из Двадцать второго наставления Сунь-цзы.

Она вскинула подбородок и ответила громко и четко:

— Да, но только ради обмана. Сунь-цзы пишет, что если противник холерик, нужно попытаться вывести его из себя. Притвориться слабым, чтобы он стал самонадеянным. Хороший тактик играет с врагом, как кошка с мышью. Притворяется слабым и неповоротливым, а потом набрасывается.

Вся семерка наставников что-то отметила в своих свитках. Рин слегка качнулась на пятках, ожидая продолжения.

— Хорошо. Вопросов больше нет. — Ирцзах кивнул и повернулся к коллегам. — Наставник Йим?

Йим отодвинул стул и медленно поднялся. С секунду он смотрел на свиток, а потом перевел взгляд поверх очков на Рин.

— Почему мы выиграли Вторую опиумную войну?

Рин задержала дыхание. Она не была готова к такому вопросу. Он был слишком простым, и она считала, что его вряд ли зададут. Йим спрашивал об этом в первый день занятий, и ответ содержал логический изъян. Не существовало никакого «почему», ведь Никан не победил во Второй опиумной войне. Это сделала республика Гесперия, а Никан просто сел ей на хвост во время подписания мирного договора.

Рин подумывала ответить прямо, но потом решила, что ответ может быть и более оригинальным. У нее была лишь одна попытка. Ей хотелось произвести впечатление.

— Потому что мы сдали Спир, — сказала она.

Ирцзах вскинул голову над свитком.

Йим поднял брови.

— То есть потому что мы потеряли Спир?

— Нет. Я о том, что было принято стратегическое решение пожертвовать островом и вынудить парламент Гесперии вмешаться. Думаю, командование в Синегарде знало о предстоящем нападении и не предупредило спирцев.

— Я был на Спире, — вмешался Цзюнь. — В лучшем случае это забавная байка, а в худшем — злостная клевета.

— Нет, вы там не были, — вырвалось у Рин, прежде чем она догадалась, что лучше смолчать.

— Что-что? — потрясенно спросил Цзюнь.

Все семь наставников не сводили с нее взглядов. Рин слишком поздно вспомнила, что эта теория не понравилась Ирцзаху. И что Цзюнь ее не выносит.

Но было уже слишком поздно. Она мысленно взвесила, что стоит на кону. Наставники ценят смелость и изобретательность. Если она сейчас отступит, это будет признаком неуверенности. Она сама начала рыть себе яму. Придется это и закончить.

Она глубоко вдохнула.

— Вы не могли быть на Спире. Я читала рапорты. Никто из регулярного ополчения не был там в ночь нападения. Первые войска прибыли после рассвета, когда Федерация уже ушла. Когда она вырезала всех спирцев.

Лицо Цзюня потемнело до цвета перезрелой сливы.

— Ты смеешь обвинять…

— Она никого ни в чем не обвиняет, — невозмутимо прервал его Цзян. Он впервые заговорил на экзамене. Рин удивленно уставилась на него, но Цзян лишь почесал ухо, не глядя на нее. — Она только пытается дать умный ответ на дурацкий вопрос. Ну правда, Йим, этот вопрос давно устарел.