Тропинка в небо (Повесть) - Зуев Владимир Матвеевич - Страница 57

— Ладно, не кричи ты ради бога. — Она оттащила его за рукав подальше от валом валившего народа. — Возьми мою шинель и шапку. Мне тут недалеко.

— Ладно, не беспокойся, — утихая, сказал Николай. — Обойдусь. Не хватало мне, чтоб ты заболела.

— Цыц! — вдруг рявкнула Манюшка — у нее сдали нервы. — Быстро одевайся, ну!

На спецшколу пала тень позора. В эти дни в пестрой городской толпе не видно стало хлопцев «в невиданных клешах», в фуражках с пижонским коротким козырьком с крапом. Сократилось число «зайцев» на городском транспорте: спецы старались не показываться в городе. Извне казалось: притихла спецуха, затаилась.

А внутри ее все клокотало. В классах, в общежитии и на квартирах шли суды-пересуды, участились ссоры и стычки: гнев изливался друг на друга. По одному вызывали в кабинет к подполковнику Ухваткину тех, кто был на вечере в тридцать шестой, и от каждого из них, по возвращении, как от камня круги на воде, расходились разные предположения, а то и сплетни.

Вернувшись с совещания комсомольского актива, Захаров сообщил Манюшке:

— Решено провести ротные собрания — притушить страсти, призвать к бдительности. Нельзя, чтобы школа жила только этим событием. А следствие будет вестись. Из кабинета Ухваткина следователь перешел в отдельную комнату — значит, засел надолго.

На собрании, которое проходило в столовой (она же актовый зал), большинство угрюмо отмалчивалось. Что толку болтать, если вор не найден?

— Кончайте! — раздались голоса. — Все ясно! Зря только время расходуем!

Председатель собрания хмуро оглядел ребят.

— Кто еще просит слова?

Спецы, встретившись с его взглядом, безнадежно махали руками и отворачивались. Он хотел уже закрыть прения, как вдруг раздался сипловатый голос:

— Разрешите сказать!

К столу шагал Комора. Это многих удивило: он не то что выступать, а просто присутствовать на собраниях считал огромной для себя обузой, а тут — на-ко!

— Товарищи! — Комора начал на высокой ноте, с пафосом. — Мы выслушали выступавших товарищей и можем сказать, что это все правда, что они говорили. Среди нас сволочь, которую мы должны все время… должны держать порох сухим. Трудно найти эту сволочь, потому что она замаскировалась — будь спок. Я думаю, что этот подлец — и отличник, и активист, и в дисциплине примерный — попробуй, подкопайся. Потому и ищем так долго. А шишки чуть что валятся, конечно, на череп таких вот, как я. Хорошо хоть — есть ребята, с которыми я вместе ушел с вечера. Могут подтвердить…

— Да чего ты распинаешься, пока никто тебя не обвиняет! — крикнул Гермис. — А подозрение на всех на нас падает.

— На тебя меньше думают, а на таких, как я, или, допустим, Сурдин…

Ленька испуганно съежился: опять Комора его подставляет, как было не раз, опять свою вину хочет перевалить на него… Хотя, какую вину? Разве доказано, что он виноват?.. И вдруг ему вспомнился их разговор в зале, встреча в классе — раздевалке для ребят… Ну, конечно, он украл, кто ж еще? А подставляет опять меня, гад! А ты хлопай ушами, осел.

— Слушай, — зашептал он Гермису. — А если бы кто знал, то ведь нельзя же предавать товарища.

— Че-е-го? — изумленно уставился на него Володя. — Какого товарища? Он опозорил нас всех, стыдно на улице показаться в форме, а ты его к кому-то в товарищи зачислил. Если кто знает и молчит — такая же гнусь, как и он!

В это время уже проголосовали прекратить прения. С листками проекта постановления встал за первой партой секретарь ротного бюро.

— Погодите! — закричал Сурдин и сам испугался своей решимости. Но отступать уже было поздно. — Я хочу сказать!

— Проснулся! — раздались насмешливые голоса. — Тоже будет оправдываться. Кончай, ну их до бисовой мамаши!

Тут уже Сурдин испугался, что его не станут слушать и закричал, что есть мочи:

— Не оправдываться! Падла буду! Я знаю, кто украл!

В классе наступила наэлектризованная тишина.

— Говори, Сурдин, — сказал председатель.

— Комора украл, вот кто! — выпалил Ленька, чтобы поскорее отрезать себе все пути на попятный. — Он тут трепологию разводил, а сам украл, вот!

Комора вскочил и ринулся к Сурдину.

— Ах ты гад! Сам украл, а хочешь на другого! Не выйдет! Да я тебе…

В него вцепились несколько пар рук.

— Тише! — скомандовал майор Кудрин, сидевший в президиуме. — Сурдин, рассказывайте все, что знаете. — Когда тот рассказал, майор повернулся к Коморе: — Какое дельце вы хотели предложить Сурдину?

— Я… хотел позвать его в мукомольно-элеваторный техникум, там у меня знакомые девочки.

— А какое отношение это имело к деньгам? Ведь вы же ясно сказали Сурдину: даром в кино не пускают и вином не поят. Значит, в результате этого вашего дельца должны были появиться деньги?

— Я это просто так сказал. У меня есть деньги, и я намекнул ему, что ничего не получит, если не поедет со мною.

Ребята возмущенно зашумели:

— А зачем тебе платить было за компанию? Почему ты сразу не поехал туда? Почему…

— Тише! По одному, товарищи! — надрывался председатель. — Нельзя же работать в такой обстановке!

Кудрин поднял руку и, добившись тишины, снова начал задавать вопросы:

— Скажите, Комора, сколько вам присылают из дому? И как часто?

— Ну… каждый месяц по триста — четыреста пятьдесят.

— Заливает! — крикнул Дмитро Калинник, живший вместе с Коморой. — Больше ста рублей никогда не было.

— Вот видите. Курите вы не «Спорт» и не «Ракету», как остальные наши тайные курильщики, а «Казбек» и «Северную Пальмиру». Мне приходилось реквизировать, помните? Не раз и в подпитии вас наблюдали. И часы у вас есть, и одежда добротная. Откуда же деньги? Скажите нам, где растет тот дуб, на котором вместо листьев — золотые монеты.

Комора не ответил. Видно было, что ему не по себе. Но, наверно, теплилась еще вера в свою счастливую звезду.

— Не брал я, ребята, этого пальто, — сказал он так искренне, что кое-кто заколебался.

В том числе и Манюшка. Конечно, Комора типчик еще тот, но нельзя же и валить на парня все подряд! Видать, проняло его до печенок. Вон как по-человечески заговорил.

Однако большинство уже не верило ни его словам, ни интонациям.

— Ладно, — сквозь зубы сказал Трош. — Ты, собака, видно, еще из тех собак. Но и мы не кутята. Поищем это проклятое пальто. Кто со мною?

— Найдем! — подхватил Сурдин. — Я все его потаенные места знаю.

— Не имеете права! — завопил Комора.

— Позовите с собою следователя, — сказал майор. — Он знает, как сделать, чтобы все было по закону.

С Трошем ушли пятеро. Ждать их пришлось долго. За это время в классе никто не произнес ни одного слова. Слышно было, как за окнами падает капель и ссорятся на подоконнике пригревшиеся на весеннем солнышке воробьи.

С видом победителя в сопровождении ребят вошел Трош. Жестом купца, швыряющего в толпу золотые, бросил на стол сверток, перевязанный бечевкой. Презрительно глянул на Комору.

— Ну, что вы теперь скажете, ваше вшивородие?

— Это не мое. Мало ли, где вы взяли.

— Вот идиот, — нервно засмеялся Славичевский.

— Сорвать с него зараз же погоны! — потребовал Мотко.

Встал майор и сказал устало, потухшим голосом:

— Отставить, ребята, самосуд. Продолжайте собрание.

Раздались выкрики:

— Предлагаю исключить из комсомола! Просить начальника отчислить из спецшколы! Передать дело в суд!

Пока принимали постановление, Комора сидел недвижимо и казался безучастным ко всему. Лишь когда взметнулись руки, он, словно только сейчас поняв, что происходит, закричал надрывно, со всхлипом:

— Товарищи! Ребята! Что ж вы делаете? Ведь это же вся жизнь пропала! Ребятки, родненькие, простите!

Мотко, выразив общее мнение, сказал:

— Поздно ты, брат, про життя згадав. Трошки раньше треба було.

Вместе со всеми выходя из класса, Манюшка корила себя: