Рубин царя змей (СИ) - Лайм Сильвия - Страница 34

— Вообще-то нет, — прохладно ответила она, не собираясь обсуждать со служанкой собственное положение. Герхарсия ей резко разонравилась. — Зачем ты пришла? — спросила тут же Иллиана, сделав ударение на слове “ты”.

Мирайя окинула девушку долгим, изучающим взглядом и ответила:

— Пришла спросить, не нужно ли тебе чего? Растопить камин, расстелить постель, согреть простыни камнями? Может, еще хмельного меду перед сном? Или вина с травами?

Все это она перечисляла заученным голосом, но без энтузиазма.

— Может, помочь раздеться и надеть спальный гарнитур? — продолжила она.

— Спальный? — чуть сдвинула брови Иллиана. — Я думала, Торриен придет ко мне… Объяснит… — Она оборвала себя на полуслове, заметив, что излишне вдается в подробности, и Герхарсии это очень даже по вкусу.

На лице служанки появилась едва уловимая улыбка.

Склонив голову набок и взглянув на мирайю внимательнее, Иллиана поняла, что служанка на самом деле — очень красивая женщина. И неожиданно эта мысль ей совсем не понравилось.

Одежда Герхарсии была выполнена в желтых и черных цветах, что, похоже, означало принадлежность к личной прислуге царевича Торриена. Эта нагиня, возможно, вечерами зажигает камин в его комнате, приносит ему вино, греет постель… камнями. Или не только камнями. Не поэтому ли на дне зеленоватых глаз рыжей красавицы плещется такое тщательно скрытое презрение и… ревность?

Впрочем, все это могло Иллиане и показаться.

— Уже очень поздно, этим вечером царевич вряд ли придет, — прохладно и совершенно бесцветно проговорила служанка, но девушке почудилось, что за безразличием скрыто торжество.

— Полагаешь, что он придет ночью? — тут же с легким вызовом спросила Иллиана, с удовольствием замечая, как щеки служанки слегка покраснели.

— При всем моем уважении, — с упором начала Герхарсия, — думаю, тебе стоит ложиться спать. Царевич сегодня занят у себя в лаборатории, а это надолго.

Неожиданно это прозвучало вполне правдиво.

— Значит… он не придет, — протянула Иллиана, почувствовав легкое разочарование.

В груди что-то защемило.

Девушка не видела мирая месяц. Четыре недели, в течение которых тщательно пыталась забыть о его существовании. Четыре недели, в течение которых она каждый день просыпалась с воспоминанием о нем. А затем он забрал ее, вырвав из привычной жизни, лишив всего того, что было ей дорого. И всю дорогу до дворца Иллиана представляла, как встретится с ним, выскажет ему все, что думает об этом похищении. О покупке ее, как породистой лошади. Ей хотелось на него накричать, несмотря на то, что кричать на мираев может позволить себе только сумасшедший. Или самоубийца.

Но, оказывается, Торриен даже не собирался к ней приходить. И неожиданно Иллиана почувствовала себя обманутой. А еще несчастной, потому что, даже учитывая кипящее возмущение, она продолжала скучать.

И это было больнее всего.

— Так, может, я сама приду к нему? — спросила девушка, не намереваясь всю ночь сидеть на месте, как клуша-несушка, у которой поутру заберут все яйца. Хотелось управлять ситуацией. Не он к ней, так она к нему придет. То, что Торриен не хотел устраивать разборки на ночь глядя, — его проблемы. Испорченное настроение — лишь малая часть того, чем она может отомстить ему за его поступок.

— Нет, — покачала головой Герхарсия. — Так не положено. Торриен запретил тебе в одиночестве гулять по дворцу, пока ты ничего здесь не знаешь.

— Запретил… — повторила Иллиана, сжав губы, но не сдаваясь. — Но я ведь не пленница? То есть завтра, когда он мне все расскажет и покажет, я смогу идти туда, куда захочу?

— Ну… завтра — да, — неуверенно проговорила служанка. — Твои перемещения по дворцу никем и ничем не ограничены. Ты — хасси царевича и можешь делать, что тебе угодно.

Иллиана улыбнулась.

— Тогда скажи, где эта его лаборатория. И я дойду туда сама, чтобы не ждать завтрашнего дня.

Служанка покачала головой.

— Не было такого приказа. Царевич разозлится.

— Разозлится… — с хитрой задумчивостью протянула Иллиана, а затем добавила, внимательно следя за реакцией девушки: — Я скажу, что выбралась из комнаты по своей воле, когда ты ушла. Если Торриен будет недоволен, то это мои проблемы. Пусть хоть из дворца выгоняет — я только за.

— Выгоняет? — переспросила Герхарсия, и ее глаза ярко сверкнули. А через несколько мгновений она притворно беспечно проговорила: — Хорошо. Раз ты так хочешь получить нагоняй, пожалуйста. Только я к этому не должна иметь отношения, так и знай! Лаборатория Торриена прямо по коридору. Пройдешь до конца и повернешь два раза налево. Черная дверь с изображением колб, реторт и перегонных кубов.

С этими словами она едва заметно опустила голову, поклонившись, и вышла из комнаты так быстро, будто ее тут и не было вовсе.

А Иллиана довольно ухмыльнулась, расправила складки алого платья и, дождавшись, пока служанка окончательно исчезнет в коридорах дворца, вышла из своих покоев.

Глава 10

Захлопнув дверь, Иллиана трижды повернула волшебный ключ в замочной скважине и спрятала его в маленьком кармане под юбкой. Пренебрегать безопасностью девушка не собиралась: раз мираи охраняют свои комнаты с такой тщательностью, значит, это неспроста.

В широком коридоре замка ночь ощущалась неожиданно сильно. Здесь было темно и тихо, лишь свет редких напольных свечей отбрасывал на стены дрожащие тени. Золотые вкрапления в черных каменных плитках сверкали сейчас особенно ярко, и казалось, будто весь коридор — это огромное и бесконечное ночное небо с мириадами звёзд.

Иллиана задержала дыхание, чувствуя лёгкую неуверенность. Может, стоило остаться в комнатах? Дождаться, пока шерисмирай придет к ней сам… В конце концов, какой смысл торопить скандал?

Но девушка глубоко вздохнула, отгоняя страх, и шагнула вперёд, стараясь не обращать внимания на то, что в некоторых участках коридора свечи не горели, будто затушенные случайным порывом ветра или… чьей-то рукой.

Это всего лишь темнота.

— А темноты боятся только дети, — шепнула себе девушка и ускорила шаг. Дошла до первого поворота, о котором говорила служанка, и свернула. — Ну вот. Ничего особенного, — подбадривала она себя, с громко бьющимся сердцем рассматривая барельефы и гобелены, которые в тусклом свете почти не было видно.

Впереди показался новый поворот, рядом с которым потухло аж три свечи, и казалось, что вокруг вообще ничего не видно. Иллиана набрала в лёгкие побольше воздуха и снова шагнула туда, куда сказала служанка.

И носом воткнулась в чью-то широкую грудь, обвешанную блестящими монетками монисто. Подняла голову и встретилась с холодными прищуренными глазами казиса.

— Саримарх… — выхохнула Иллиана, боковым зрением замечая внизу медленные движения его огромного ртутного хвоста.

Что удивительно — сам жрец оставался неподвижен, но его змеиная половина шевелилась, закручивалась кольцами.

Пугала…

И лишь монетки на мощной обнаженной груди и под поясом тихо, еле слышно позвякивали.

— Иллиана, я полагаю, — с улыбкой на тонких губах проговорил главный жрец мираев. — Рад познакомиться лично.

С этими словами он неожиданно взял ее за руку.

Иллиана не успела и слова сказать, как он поднял ее кисть к своему лицу, развернул тыльной стороной и, склонив голову, прошёлся по запястью языком.

Раздвоенным змеиным языком!

У девушки на миг остановилось сердце.

Казис поднял на нее острый серебристый взгляд и проговорил:

— Жаркой луны, Иллиана. В прошлый раз нам не удалось познакомиться должным образом. Золотой змей хорошо защищал свою сайяхасси.

Иллиану пробрала ледяная дрожь.

— Я хасси, — пробубнила она дрожащими губами.

Стоять так близко к жрецу было неуютно. Страшно. Это выбивало из колеи.

Его осведомленность пугала.

Иллиана глубоко вздохнула и внезапно вместе с прохладным воздухом каменных коридоров втянула в себя едва уловимый аромат самого Саримарха. Это был тонкий, пронизывающий запах, напоминающий влажный мох и раздавленную по нему волчью ягоду.